Поэмы Гомера Одиссея краткое содержание

Гомер

ОДИССЕЯ

Песнь первая
Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который,

Странствуя долго со дня, как святой Илион им разрушен,

Многих людей города посетил и обычаи видел,

Много и сердцем скорбел на морях, о спасенье заботясь

5     Жизни своей и возврате в отчизну сопутников; тщетны

Были, однако, заботы, не спас он сопутников: сами

Гибель они на себя навлекли святотатством, безумцы,

Съевши быков Гелиоса, над нами ходящего бога, —

День возврата у них он похитил. Скажи же об этом

10   Что-нибудь нам, о Зевесова дочь, благосклонная Муза.

Все уж другие,[191 — Стих 11. Все уж другие — ахейские вожди, воевавшие под Троей; об их похождениях рассказывала эпическая поэма «Возвращения», не дошедшая до нас.] погибели верной избегшие, были

Дома, избегнув и брани и моря; его лишь, разлукой

С милой женой и отчизной крушимого, в гроте глубоком

Светлая нимфа Калипсо, богиня богинь, произвольной

15   Силой держала, напрасно желая, чтоб был ей супругом.

Но когда, наконец, обращеньем времен приведен был

Год, в который ему возвратиться назначили боги

В дом свой, в Итаку (но где и в объятиях верных друзей он

Всё не избег от тревог), преисполнились жалостью боги

20   Все; Посейдон лишь единый упорствовал гнать Одиссея,

Богоподобного мужа, пока не достиг он отчизны.

Но в то время он был в отдаленной стране эфиопов

(Крайних людей, поселенных двояко: одни, где нисходит

Бог светоносный,[192 — Стих 24. Бог светоносный — бог солнца Гелиос.] другие, где всходит), чтоб там от народа

25   Пышную тучных быков и баранов принять гекатомбу.

Там он, сидя на пиру, веселился; другие же боги

Тою порою в чертогах Зевесовых собраны были.

С ними людей и бессмертных отец начинает беседу;

В мыслях его был Эгист беспорочный (его же Атридов

30   Сын, знаменитый Орест, умертвил); и о нем помышляя,

Слово к собранью богов обращает Зевес Олимпиец:

«Странно, как смертные люди за все нас, богов, обвиняют!

Зло от нас, утверждают они; но не сами ли часто

Гибель, судьбе вопреки, на себя навлекают безумством?

35   Так и Эгист: не судьбе ль вопреки он супругу Атрида[193 — Стих 35. Атрид. — Имеется в виду Агамемнон.]

Взял, умертвивши его самого при возврате в отчизну?

Гибель он верную ведал; от нас был к нему остроокий

Эрмий, губитель Аргуса, ниспослан, чтоб он на убийство

Мужа не смел посягнуть и от брака с женой воздержался.

40   «Месть за Атрида свершится рукою Ореста, когда он

В дом свой вступить, возмужав, как наследник, захочет», так было

Сказано Эрмием — тщетно! не тронул Эгистова сердца

Бог благосклонный советом, и разом за все заплатил он».

Тут светлоокая Зевсова дочь Афинея Паллада

45   Зевсу сказала: «Отец наш, Кронион, верховный владыка,

Правда твоя, заслужил он погибель, и так да погибнет

Каждый подобный злодей! Но теперь сокрушает мне сердце

Тяжкой своею судьбой Одиссей хитроумный; давно он

Страждет, в разлуке с своими, на острове, волнообъятом

50   Пупе широкого моря,[194 — Стих 50. Пуп моря — остров, лежащий среди моря, вдали от берегов.] лесистом, где властвует нимфа,

Дочь кознодея Атланта, которому ведомы моря

Все глубины и который один подпирает громаду

Длинноогромных столбов, раздвигающих небо и землю.

Силой Атлантова дочь Одиссея, лиющего слезы,

55   Держит, волшебством коварно-ласкательных слов об Итаке

Память надеяся в нем истребить. Но, напрасно желая

Видеть хоть дым, от родных берегов вдалеке восходящий,

Смерти единой он молит. Ужель не войдет состраданье

В сердце твое, Олимпиец? Тебя ль не довольно дарами

60   Чтил он в троянской земле, посреди кораблей там ахейских

Жертвы тебе совершая? За что ж ты разгневан, Кронион?»

Ей возражая, ответствовал туч собиратель Кронион:

«Странное, дочь моя, слово из уст у тебя излетело.

Я позабыл Одиссея, бессмертным подобного мужа,

65   Столь отличенного в сонме людей и умом и усердным

Жертв приношеньем богам, беспредельного неба владыкам?

Нет! Посейдон обволнитель земли, с ним упорно враждует,

Все негодуя за то, что циклоп Полифем богоравный

Им ослеплен: из циклопов сильнейший, Фоосою нимфой,

70   Дочерью Форка, владыки пустынно-соленого моря,

Был он рожден от ее с Посейдоном союза в глубоком

Гроте. Хотя колебатель земли Посейдон Одиссея

Смерти предать и не властен, но, по морю всюду гоняя,

Все от Итаки его он отводит. Размыслим же вместе,

75   Как бы отчизну ему возвратить. Посейдон отказаться

Должен от гнева: один со всеми бессмертными в споре,

Вечным богам вопреки, без успеха он злобствовать будет».

Тут светлоокая Зевсова дочь Афинея Паллада Зевсу сказала:

«Отец наш, Кронион, верховный владыка!

80   Если угодно блаженным богам, чтоб увидеть отчизну

Мог Одиссей хитроумный, то Эрмий аргусоубийца,

Воли богов совершитель, пусть будет на остров Огигский

К нимфе прекраснокудрявой ниспослан от нас возвестить ей

Наш приговор неизменный, что срок наступил возвратиться

85   В землю свою Одиссею, в бедах постоянному. Я же

Прямо в Итаку пойду возбудить в Одиссеевом сыне

Гнев и отважностью сердце его преисполнить, чтоб созвал

Он на совет густовласых[195 — Стих 88. Густовласых — правильнее «длинновласых»: длинные волосы отличали не только свободных от рабов, но и знатных от незнатных.] ахеян и в дом Одиссеев

Вход запретил женихам, у него беспощадно губящим

90   Мелкий скот и быков криворогих и медленноходных.

Спарту и Пилос песчаный потом посетит он, чтоб сведать,

Нет ли там слухов о милом отце и его возвращенье,

Также, чтоб в людях о нем утвердилася добрая слава».

Кончив, она привязала к ногам золотые подошвы,

95   Амброзиальные, всюду ее над водой и над твердым

Лоном земли беспредельныя легким носящие ветром;

После взяла боевое копье, заощренное медью,

Твердое, тяжкоогромное, им же во гневе сражает

Силы героев она, громоносного бога рожденье.

100 Бурно с вершины Олимпа в Итаку шагнула богиня.

Там на дворе, у порога дверей Одиссеева дома,

Стала она с медноострым копьем, облеченная в образ

Гостя, тафийцев властителя, Ментеса; собранных вместе

Всех женихов, многобуйных мужей, там богиня узрела;

105 В кости играя, сидели они перед входом на кожах

Ими убитых быков; а глашатаи, стол учреждая,

Вместе с рабами проворными бегали: те наливали

Воду с вином в пировые кратеры; а те, ноздреватой

Губкой омывши столы, их сдвигали и, разного мяса

110 Много нарезав, его разносили. Богиню Афину

Прежде других Телемах богоравный увидел. Прискорбен

Сердцем, в кругу женихов он сидел, об одном помышляя:

Где благородный отец и как, возвратяся в отчизну,

Хищников он по всему своему разгоняет жилищу,

115 Власть восприимет и будет опять у себя господином.

В мыслях таких с женихами сидя, он увидел Афину;

Тотчас он встал и ко входу поспешно пошел, негодуя

В сердце, что странник был ждать принужден за порогом; приближась,

Взял он за правую руку пришельца, копье его принял,

120 Голос потом свой возвысил и бросил крылатое слово:

«Радуйся,[196 — Стих 121. Радуйся — буквальный перевод греческого слова «хайре», употреблявшегося в качестве приветствия и прощания, в смысле «здравствуй», «будь здоров».] странник; войди к нам; радушно тебя угостим мы;

Нужду ж свою нам объявишь, насытившись нашею пищей».

Кончив, пошел впереди он, за ним Афинея Паллада.

С нею вступя в пировую палату, к колонне высокой

125 Прямо с копьем подошел он и спрятал его там в поставе

Гладкообтесанном, где запираемы в прежнее время

Копья царя Одиссея, в бедах постоянного, были,

К креслам богатым, искусной работы, подведши Афину,

Сесть в них ее пригласил он, покрыв наперед их узорной

130 Тканью; для ног же была там скамейка; потом он поставил

Стул резной для себя в отдаленье от прочих, чтоб гостю

Шум веселящейся буйно толпы не испортил обеда,

Также, чтоб втайне его расспросить об отце отдаленном.

Тут принесла на лохани серебряной руки умыть им

135 Полный студеной воды золотой рукомойник рабыня,

Гладкий потом пододвинула стол; на него положила

Хлеб домовитая ключница с разным съестным, из запаса

Выданным ею охотно; на блюдах, подняв их высоко,

Мяса различного крайчий принес и, его предложив им,

140 Кубки златые на браном столе перед ними поставил;

Начал глашатай смотреть, чтоб вином наполнялися чаще

Кубки. Вошли женихи, многобуйные мужи, и сели

Чином на креслах и стульях; глашатаи подали воду

Руки умыть им; невольницы хлеб принесли им в корзинах;

145 Отроки светлым напитком до края им налили чаши.

Подняли руки они к приготовленной пище; когда же

Был удовольствован голод их лакомой пищей, вошло им

В сердце иное — желание сладкого пенья и пляски:

Пиру они украшенье; и звонкую цитру глашатай

150 Фемию подал, певцу, перед ними во всякое время

Петь принужденному; в струны ударив, прекрасно запел он.

Тут осторожно сказал Телемах светлоокой Афине,

Голову к ней приклонив, чтоб его не слыхали другие:

«Милый мой гость, не сердись на меня за мою откровенность;

155 Здесь веселятся; у них на уме лишь музыка да пенье;

Это легко: пожирают чужое без платы, богатство

Мужа, которого белые кости, быть может, иль дождик

Где-нибудь мочит на бреге, иль волны по взморью катают.

Если б он вдруг перед ними явился в Итаке, то все бы,

160 Вместо того чтоб копить и одежды и золото, стали

Только о том лишь молиться, чтоб были их ноги быстрее.

Но погиб он, постигнутый гневной судьбой, и отрады

Нет нам, хотя и приходят порой от людей земнородных

Вести, что он возвратится, — ему уж возврата не будет.

165 Ты же теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая:

Кто ты? Какого ты племени? Где ты живешь? Кто отец твой?

Кто твоя мать? На каком корабле и какою дорогой

Прибыл в Итаку и кто у тебя корабельщики? В край наш

(Это, конечно, я знаю и сам) не пешком же пришел ты.

170 Также скажи откровенно, чтоб мог я всю истину ведать:

В первый ли раз посетил ты Итаку иль здесь уж бывалый

Гость Одиссеев? В те дни иноземцев сбиралося много

В нашем доме: с людьми обхожденье любил мой родитель».

Дочь светлоокая Зевса Афина ему отвечала:

175 «Все откровенно тебе расскажу; я царя Анхиала

Мудрого сын, именуюся Ментесом, правлю народом

Веслолюбивых тафийцев; и ныне корабль мой в Итаку

Вместе с моими людьми я привел, путешествуя темным

Морем к народам иного языка; хочу я в Темесе

180 Меди добыть, на нее обменявшись блестящим железом;

Свой же корабль я поставил под склоном Нейона лесистым

На поле, в пристани Ретре, далеко от города. Наши

Предки издавна гостями друг другу считаются; это,

Может быть, слышишь нередко и сам ты, когда посещаешь

185 Деда героя Лаэрта… а он, говорят, уж не ходит

Более в город, но в поле далеко живет, удрученный

Горем, с старушкой служанкой, которая, старца покоя,

Пищей его подкрепляет, когда устает он, влачася

По полю взад и вперед посреди своего винограда.

190 Я же у вас оттого, что сказали мне, будто отец твой

Дома… но видно, что боги его на пути задержали:

Ибо не умер еще на земле Одиссей благородный;

Где-нибудь, бездной морской окруженный, на волнообъятом

Острове заперт живой он иль, может быть, страждет в неволе

195 Хищников диких, насильственно им овладевших. Но слушай

То, что тебе предскажу я, что мне всемогущие боги

В сердце вложили, чему неминуемо сбыться, как сам я

Верю, хотя не пророк и по птицам гадать неискусен.

Будет недолго он с милой отчизной в разлуке, хотя бы

200 Связан железными узами был; но домой возвратиться

Верное средство отыщет: на вымыслы он хитроумен.

Ты же теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая:

Подлинно ль вижу в тебе Одиссеева сына? Ты чудно

С ним головой и глазами прекрасными сходен; еще я

205 Помню его; в старину мы друг с другом видалися часто;

Было то прежде отплытия в Трою, куда из ахеян

Лучшие с ним в крутобоких своих кораблях устремились.

С той же поры ни со мной он, ни я с ним нигде не встречались».

«Добрый мой гость, — отвечал рассудительный сын Одиссеев, —

210 Все расскажу откровенно, чтоб мог ты всю истину ведать.

Мать уверяет, что сын я ему, но сам я не знаю:

Ведать о том, кто отец наш, наверное нам невозможно.

Лучше б, однако, желал я, чтоб мне не такой злополучный

Муж был отцом; во владеньях своих он до старости б поздней

215 Дожил. Но если уж ты вопрошаешь, то он, из живущих

Самый несчастливый ныне, отец мне, как думают люди».

Дочь светлоокая Зевса Афина ему отвечала:

«Видно, угодно бессмертным, чтоб был не без славы в грядущем

Дом твой, когда Пенелопе такого, как ты, даровали

220 Сына. Теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая,

Что здесь у вас происходит? Какое собранье? Даешь ли

Праздник иль свадьбу пируешь? Не складочный пир здесь, конечно.

Кажется только, что гости твои необузданно в вашем

Доме бесчинствуют: всякий порядочный в обществе с ними

225 Быть устыдится, позорное их поведение видя».

«Добрый мой гость, — отвечал рассудительный сын Одиссеев, —

Если ты ведать желаешь, то все расскажу откровенно.

Некогда полон богатства был дом наш; он был уважаем

Всеми в то время, как здесь неотлучно тот муж находился.

230 Ныне ж иначе решили враждебные боги, покрывши

Участь его неприступною тьмою для целого света;

Менее стал бы о нем я крушиться, когда бы он умер:

Если б в троянской земле меж товарищей бранных погиб он

Иль у друзей на руках, перенесши войну, здесь скончался,

235 Холм гробовой бы над ним был насыпан ахейским народом,

Сыну б великую славу на все времена он оставил… Ныне же

Гарпии взяли его,[197 — Стих 237. …Гарпии взяли его — поговорка о человеке, неизвестно куда пропавшем.] и безвестно пропал он,

Светом забытый, безгробный, одно сокрушенье и вопли

Сыну в наследство оставив. Но я не о нем лишь едином

240 Плачу; другое великое горе мне боги послали:

Все, кто на разных у нас островах знамениты и сильны,

Первые люди Дулихия, Зама, лесного Закинфа,

Первые люди Итаки утесистой мать Пенелопу

Нудят упорно ко браку и наше имение грабят;

245 Мать же ни в брак ненавистный не хочет вступить, ни от брака

Средств не имеет спастись; а они пожирают нещадно

Наше добро[198 — Стихи 246–247. …они пожирают нещадно наше добро… — Именно в этом и состоит преступление женихов, так как сватовство к женщине, муж которой уже двадцать лет отсутствует и не подает о себе вестей, ничуть не считалось позорным.] и меня самого напоследок погубят».

С гневом великим ему отвечала богиня Афина:

«Горе! Я вижу, сколь ныне тебе твой отец отдаленный

250 Нужен, чтоб сильной рукой с женихами бесстыдными сладить.

О, когда б он в те двери вступил, возвратяся внезапно,

В шлеме, щитом покровенный, в руке два копья медноострых!..

Так впервые увидел его я в то время, когда он

В доме у нас веселился вином, посетивши в Эфире

255 Ила, Мермерова сына (и той стороны отдаленной

Царь Одиссей достигал на своем корабле быстроходном;

Яда, смертельного людям, искал он, дабы напоить им

Стрелы свои, заощренные медью; но Ил отказался

Дать ему яда, всезрящих богов раздражить опасаясь;

260 Мой же отец им его наделил по великой с ним дружбе).

Если бы в виде таком Одиссей женихам вдруг явился,

Сделался б брак им, судьбой неизбежной постигнутым, горек.

Но — того мы, конечно, не ведаем — в лоне бессмертных

Скрыто: назначено ль свыше ему, возвратись, истребить их

265 В этом жилище иль нет. Мы размыслим теперь совокупно,

Как бы тебе самому от грабителей дом свой очистить.

Слушай же то, что скажу, и заметь про себя, что услышишь:

Завтра, созвав на совет благородных ахеян, пред ними

Все объяви ты, в свидетели правды призвавши бессмертных;

270 После потребуй, чтоб все женихи по домам разошлися;

Матери ж, если супружество сердцу ее не противно,

Ты предложи, чтоб к отцу многосильному в дом возвратилась,

Где, приготовив все нужное к браку, богатым приданым

Милую дочь, как прилично то сану, ее наделит он.

275 Также усердно советую, если совет мой ты примешь:

Прочный корабль с двадцатью снарядивши гребцами, отправься

Сам за своим отдаленным отцом, чтоб проведать, какая

В людях молва про него, иль услышать о нем прорицанье

Оссы, всегда повторяющей людям Зевесово слово.

280 Пилос сперва посетив, ты узнай, что божественный Нестор

Скажет; потом Менелая найди златовласого в Спарте;

Прибыл домой он последний из всех меднолатных ахеян.

Если услышишь, что жив твой родитель, что он возвратится,

Жди его год, терпеливо снося притесненья; когда же

285 Скажет молва, что погиб он, что нет уж его меж живыми,

То, незамедленно в милую землю отцов возвратяся,

В честь ему холм гробовой[199 — Стих 287. Холм гробовой — так называемый «кенотаф», пустая могила, воздвигавшаяся, по обычаю, умершим на чужбине и непогребенным. Делалось это потому, что, по представлениям греков, душа непогребенного не может попасть в Аид и там найти себе успокоение.] здесь насыпь и обычную пышно

Тризну по нем соверши; Пенелопу ж склони на замужество.

После, когда надлежащим порядком все дело устроишь,

290 Твердо решившись, умом осмотрительным выдумай средство,

Как бы тебе женихов, захвативших насильственно дом ваш,

В нем погубить иль обманом, иль явного силой; тебе же

Быть уж ребенком нельзя, ты из детского возраста вышел;

Знаешь, какою божественный отрок Орест перед целым 295

295 Светом украсился честью, отмстивши Эгисту, которым

Был умерщвлен злоковарно его многославный родитель?

Так и тебе, мой возлюбленный друг, столь прекрасно созревший,

Должно быть твердым, чтоб имя твое и потомки хвалили.

Время, однако, уж мне возвратиться на быстрый корабль мой

300 К спутникам, ждущим, конечно, меня с нетерпеньем и скукой.

Ты ж о себе позаботься, уваживши то, что сказал я».

«Милый мой гость, — отвечал рассудительный сын Одиссеев, —

Пользы желая моей, говоришь ты со мною, как с сыном

Добрый отец; я о том, что советовал ты, не забуду.

305 Но подожди же, хотя поторопишься в путь; здесь прохладной

Баней и члены и душу свою освежив, возвратишься

Ты на корабль, к удовольствию сердца богатый подарок

Взяв от меня, чтоб его мне на память беречь, как обычай

Есть меж людьми, чтоб, прощаяся, гости друг друга дарили».

310 Дочь светлоокая Зевса Афина ему отвечала:

«Нет! Не держи ты меня, тороплюсь я безмерно в дорогу;

Твой же подарок, обещанный мне так радушно тобою,

К вам возвратяся, приму и домой увезу благодарно,

В дар получив дорогое и сам дорогим отдаривши».

315 С сими словами Зевесова дочь светлоокая скрылась,

Быстрой невидимо птицею вдруг улетев. Поселила

Твердость и смелость она в Телемаховом сердце, живее

Вспомнить заставив его об отце; но проник он душою

Тайну и чувствовал страх, угадав, что беседовал с богом.

320 Тут к женихам он, божественный муж, подошел; перед ними

Пел знаменитый певец, и с глубоким вниманьем сидели

Молча они; о печальном ахеян из Трои возврате,

Некогда им учрежденном богиней Афиною, пел он.

В верхнем покое своем вдохновенное пенье услышав,

325 Вниз по ступеням высоким поспешно сошла Пенелопа,

Старца Икария дочь многоумная: вместе сошли с ней

Две из служанок ее; и она, божество меж женами,

В ту палату вступив, где ее женихи пировали,

Подле столба, потолок там высокий державшего, стала,

330 Щеки закрывши свои головным покрывалом блестящим;

Справа и слева почтительно стали служанки; царица

С плачем тогда обратила к певцу вдохновенному слово:

«Фемий, ты знаешь так много других, восхищающих душу

Песней, сложенных певцами во славу богов и героев;

335 Спой же из них, пред собранием сидя, одну; и в молчанье

Гости ей будут внимать за вином; но прерви начатую

Песню печальную; сердце в груди замирает, когда я

Слышу ее: мне из всех жесточайшее горе досталось;

Мужа такого лишась, я всечасно скорблю о погибшем,

340 Столь преисполнившем славой своей и Элладу и Аргос».

«Милая мать, — возразил рассудительный сын Одиссеев, —

Как же ты хочешь певцу запретить в удовольствие наше

То воспевать, что в его пробуждается сердце? Виновен

В том не певец, а виновен Зевес, посылающий свыше

345 Людям высокого духа по воле своей вдохновенье.

Нет, не препятствуй певцу о печальном возврате данаев

Петь — с похвалою великою люди той песне внимают,

Всякий раз ею, как новою, душу свою восхищая;

Ты же сама в ней найдешь не печаль, а печали усладу:

350 Был не один от богов осужден потерять день возврата

Царь Одиссей, и других знаменитых погибло немало.

Но удались: занимайся, как должно, порядком хозяйства,

Пряжей, тканьем; наблюдай, чтоб рабыни прилежны в работе

Были своей: говорить же не женское дело, а дело

355 Мужа, и ныне мое: у себя я один повелитель».

Так он сказал; изумяся, обратно пошла Пенелопа;

К сердцу слова многоумные сына приняв и в покое

Верхнем своем затворяся, в кругу приближенных служанок

Плакала горько она о своем Одиссее, покуда

360 Сладкого сна не свела ей на очи богиня Афина.

Тою порой женихи в потемневшей палате шумели,

Споря о том, кто из них с Пенелопою ложе разделит.

К ним обратяся, сказал рассудительный сын Одиссеев:

«Вы, женихи Пенелопы, надменные гордостью буйной,

365 Станем спокойно теперь веселиться: прервите ваш шумный

Спор; нам приличней вниманье склонить к песнопевцу, который,

Слух наш пленяя, богам вдохновеньем высоким подобен.

Завтра же утром вас всех приглашаю собраться на площадь.

Там всенародно в лицо вам скажу, чтоб очистили все вы

370 Дом мой; иные пиры учреждайте, свое, а не наше

Тратя на них и черед наблюдая в своих угощеньях.

Если ж находите вы, что для вас и приятней и легче

Всем одного разорять произвольно, без платы, — сожрите

Все; но на вас я богов призову; и Зевес не замедлит

375 Вас поразить за неправду: тогда неминуемо все вы,

Так же без платы, погибнете в доме, разграбленном вами».

Он замолчал. Женихи, закусивши с досадою губы,

Смелым его пораженные словом, ему удивлялись.

Но Антиной, сын Евпейтов, ему отвечал, возражая:

380 «Сами боги, конечно, тебя, Телемах, научили

Быть столь кичливым и дерзким в словах, и беда нам, когда ты

В волнообъятой Итаке, по воле Крониона, будешь

Нашим царем, уж имея на то по рожденью и право!»

Кротко ему отвечал рассудительный сын Одиссеев:

385 «Друг Антиной, не сердись на меня за мою откровенность:

Если б владычество дал мне Зевес, я охотно бы принял.

Или ты мыслишь, что царская доля всех хуже на свете?

Нет, конечно, царем быть не худо; богатство в царевом

Доме скопляется скоро, и сам он в чести у народа.

390 Но меж ахейцами волнообъятой Итаки найдется

Много достойнейших власти и старых и юных; меж ними

Вы изберите, когда уж не стало царя Одиссея.

В доме ж своем я один повелитель; здесь мне подобает

Власть над рабами, для нас Одиссеем добытыми в битвах».

395 Тут Евримах, сын Полибиев, так отвечал Телемаху:

«О Телемах, мы не знаем — то в лоне бессмертных сокрыто, —

Кто над ахейцами волнообъятой Итаки назначен

Царствовать; в доме ж своем ты, конечно, один повелитель;

Нет, не найдется, пока обитаема будет Итака,

400 Здесь никого, кто б дерзнул на твое посягнуть достоянье.

Но я желал бы узнать, мой любезный, о нынешнем госте.

Как его имя? Какую своим он отечеством славит Землю?

Какого он рода и племени? Где он родился?

С вестью ль к тебе о желанном возврате отца приходил он?

405 Иль посетил нас, по собственной нужде заехав в Итаку?

Вдруг он отсюда пропал, не дождавшись, чтоб с ним хоть немного

Мы ознакомились; был человек не простой он, конечно».

«Друг Евримах, — отвечал рассудительный сын Одиссеев, —

День свиданья с отцом навсегда мной утрачен; не буду

410 Более верить ни слухам о скором его возвращенье,

Ниже напрасным о нем прорицаньям, к которым, сзывая

В дом свой гадателей, мать прибегает. А нынешний гость наш

Был Одиссеевым гостем; он родом из Тафоса, Ментес,

Сын Анхиала, царя многоумного, правит народом

415 Веслолюбивых тафийцев». Но, так говоря, убежден был

В сердце своем Телемах, что богиню бессмертную видел.

Те ж, опять обратившися к пляске и сладкому пенью,

Начали снова шуметь в ожидании ночи; когда же

Черная ночь посреди их веселого шума настала,

420 Все разошлись по домам, чтоб предаться беспечно покою.

Скоро и сам Телемах в свой высокий чертог (на прекрасный

Двор обращен был лицом он с обширным пред окнами видом),

Всех проводивши, пошел, про себя размышляя о многом.

Факел зажженный неся, перед ним с осторожным усердьем

425 Шла Евриклея, разумная дочь Певсенорида Опса;

Куплена в летах цветущих Лаэртом она — заплатил он

Двадцать быков, и ее с благонравной своею супругой

В доме своем уважал наравне, и себе не позволил

Ложа коснуться ее, опасался ревности женской.

430 Факел неся, Евриклея вела Телемаха — за ним же

С детства ходила она и ему угождала усердней

Прочих невольниц. В богатую спальню она отворила

Двери; он сел на постелю и, тонкую снявши сорочку,

В руки старушки заботливой бросил ее; осторожно

435 В складки сложив и угладив, на гвоздь Евриклея сорочку

Подле кровати, искусно точеной, повесила; тихо

Вышла из спальни; серебряной ручкою дверь затворила;

Крепко задвижку ремнем затянула; потом удалилась.

Он же всю ночь на постеле, покрытой овчиною мягкой,

440 В сердце обдумывал путь, учрежденный богиней Афиной.

Песнь вторая
Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос;

Ложе покинул тогда и возлюбленный сын Одиссеев;

Платье надев, изощренный свой меч на плечо он повесил,

После, подошвы красивые к светлым ногам привязавши,

5     Вышел из спальни, лицом лучезарному богу подобный.

Звонкоголосых глашатаев царских созвав, повелел он

Кликнуть им клич, чтоб на площадь собрать густовласых ахеян;

Кликнули те; собралися на площадь другие; когда же

Все собралися они и собрание сделалось полным,

10   С медным в руке он копьем перед сонмом народным явился —

Был не один, две лихие за ним прибежали собаки.

Образ его несказанной красой озарила Афина,

Так что дивилися люди, его подходящего видя.

Старцы пред ним раздалися, и сел он на месте отцовом.

15   Первое слово тогда произнес благородный Египтий,

Старец, согбенный годами и в жизни изведавший много;

Сын же его Антифонт копьевержец с царем Одиссеем

В конеобильную Трою давно в корабле крутобоком

Поплыл; он был умерщвлен Полифемом свирепым в глубоком

20   Гроте, последний, похищенный им для вечерния пищи.

Три оставалися старцу: один, Еврином, с женихами

Буйствовал; два помогали отцу обрабатывать поле;

Но о погибшем не мог позабыть он; об нем он все плакал,

Все сокрушался; и так, сокрушенный, сказал он народу:

25   «Выслушать слово мое приглашаю вас, люди Итаки;

Мы на совет не сходились ни разу с тех пор, как отсюда

Царь Одиссей в быстроходных своих кораблях удалился.

Кто же нас собрал теперь? Кому в том внезапная нужда?

Юноша ли расцветающий? Муж ли, годами созрелый?

30   Слышал ли весть о идущей на нас неприятельской силе?

Хочет ли нас остеречь, наперед все подробно разведав?

Или о пользе народной какой предложить нам намерен?

Должен быть честный он гражданин; слава ему! Да поможет

Зевс помышлениям добрым его совершиться успешно».

35   Кончил. Словами его был обрадован сын Одиссеев;

Встать и к собранию речь обратить он немедля решился;

Выступил он пред людей, и ему, к ним идущему, в руку

Скипетр вложил Певсенеор, глашатай, разумный советник.

К старцу сперва обратяся, ему он сказал: «Благородный

40   Старец, он близко (и скоро его ты узнаешь), кем здесь вы

Собраны, — это я сам, и печаль мне великая ныне.

Я — не слыхал о идущей на нас неприятельской силе;

Вас остеречь не хочу, наперед все подробно разведав.

Также о пользах народных теперь предлагать не намерен.

45   Ныне о собственной, дом мой постигшей, беде говорю я.

Две мне напасти; одна: мной утрачен отец благородный,

Бывший над вами царем и всегда, как детей, вас любивший;

Более ж злая другая напасть, от которой весь дом наш

Скоро погибнет и все, что в нем есть, до конца истребится,

50   Та, что преследуют мать женихи неотступные, наших

Граждан знатнейших, собравшихся здесь, сыновья; им противно

Прямо в Икариев дом обратиться, чтоб их предложенье

Выслушал старец и дочь, наделенную щедро приданым,

Отдал по собственной воле тому, кто приятнее сердцу.

55   Нет; им удобней, вседневно врываяся в дом наш толпою,

Наших быков, и баранов, и коз откормленных резать,

Жрать до упаду и светлое наше вино беспощадно

Тратить. Наш дом разоряется, ибо уж нет в нем такого

Мужа, каков Одиссей, чтоб его от проклятья избавить.

60   Сами же мы беспомощны теперь, равномерно и после

Будем, достойные жалости, вовсе без всякой защиты.

Если бы сила была, то и сам я нашел бы управу;

Но нестерпимы обиды становятся; дом Одиссеев

Грабят бесстыдно. Ужель не тревожит вас совесть? По крайней

65   Мере, чужих устыдитесь людей и народов окружных,

Нам сопредельных, богов устрашитеся мщенья, чтоб гневом

Вас не постигли самих, негодуя на вашу неправду.

Я ж к олимпийскому Зевсу взываю, взываю к Фемиде,

Строгой богине, советы мужей учреждающей! Наше

70   Право признайте, друзья, и меня одного сокрушаться

Горем оставьте. Иль, может быть, мой благородный родитель

Чем оскорбил здесь умышленно меднообутых ахеян;

Может быть, то оскорбленье на мне вы умышленно мстите,

Грабить наш дом возбуждая других? Но желали бы лучше

75   Мы, чтоб и скот наш живой, и лежачий запас наш вы сами

Силою взяли; тогда бы для нас сохранилась надежда:

Мы бы дотоле по улицам стали скитаться, моля вас

Наше отдать нам, покуда не все бы нам отдано было;

Ныне ж вы сердце мое безнадежным терзаете горем».

80   Так он во гневе сказал и повергнул на землю свой скипетр;

Слезы из глаз устремились: народ состраданье проникло;

Все неподвижно-безмолвны сидели; никто не решился

Дерзостным словом ответствовать сыну царя Одиссея.

Но Антиной поднялся и воскликнул, ему возражая:

85   «Что ты сказал, Телемах, необузданный, гордоречивый?

Нас оскорбив, ты на нас и вину возложить замышляешь?

Нет, обвинять ты не нас, женихов, пред ахейским народом

Должен теперь, а свою хитроумную мать, Пенелопу.

Три совершилося года, уже наступил и четвертый

90   С тех пор, как, нами играя, она подает нам надежду

Всем, и каждому порознь себя обещает, и вести

Добрые шлет к нам, недоброе в сердце для нас замышляя.

Знайте, какую она вероломно придумала хитрость:

Стан превеликий в покоях поставя своих, начала там

95   Тонко-широкую ткань и, собравши нас всех, нам сказала:

«Юноши, ныне мои женихи, — поелику на свете

Нет Одиссея, — отложим наш брак до поры той, как будет

Кончен мой труд, чтоб начатая ткань не пропала мне даром;

Старцу Лаэрту покров гробовой приготовить хочу я

100 Прежде, чем будет он в руки навек усыпляющей смерти

Парками отдан, дабы не посмели ахейские жены

Мне попрекнуть, что богатый столь муж погребен без покрова».

Так нам сказала, и мы покорились ей мужеским сердцем.

Что же? День целый она за тканьем проводила, а ночью,

105 Факел зажегши, сама все натканное днем распускала.

Три года длился обман, и она убеждать нас умела;

Но когда обращеньем времен приведен был четвертый —

Всем нам одна из служительниц, знавшая тайну, открыла;

Сами тогда ж мы застали ее за распущенной тканью;

110 Так и была приневолена нехотя труд свой окончить.

Ты же нас слушай; тебе отвечаем, чтоб мог ты все ведать

Сам и чтоб ведали все равномерно с тобой и ахейцы:

Мать отошли, повелев ей немедля, на брак согласившись,

Выбрать меж нами того, кто отцу и самой ей угоден.

115 Если же долее будет играть сыновьями ахеян…

Разумом щедро ее одарила Афина; не только

В разных она рукодельях искусна, но также и много

Хитростей знает, неслыханных в древние дни и ахейским

Женам прекраснокудрявым неведомых; что ни Алкмене

120 Древней, ни Тиро, ни пышно-венчанной царевне Микене[200 — Стих 120. Микена — дочь Инаха, первого царя Аргоса, и Океаниды Мелии; миф о ней нам неизвестен.]

В ум не входило, то ныне увертливый ум Пенелопы

Нам ко вреду изобрел; но ее изобретенья тщетны;

Знай, не престанем твой дом разорять мы до тех пор, покуда

Будет упорна она в помышленьях своих, ей богами

125 В сердце вложенных; конечно, самой ей в великую славу

То обратится, но ты истребленье богатства оплачешь;

Мы, говорю, не пойдем от тебя ни домой, ни в иное

Место, пока Пенелопа меж нами не выберет мужа».

«О Антиной, — отвечал рассудительный сын Одиссеев, —

130 Я не дерзну и помыслить о том, чтоб велеть удалиться

Той, кто меня родила и вскормила; отец мой далеко;

Жив ли, погиб ли, — не знаю; но трудно с Икарием будет

Мне расплатиться,[201 — Стихи 132–133. …но трудно с Икарием будет мне расплатиться… — Муж, отправляющий жену в дом ее отца (или, как в данном случае, сын, отправляющий мать-вдову) без вины с ее стороны, должен был заплатить тестю пеню.] когда Пенелопу отсюда насильно

Вышлю, — тогда я подвергнусь и гневу отца, и гоненью

135 Демона: страшных Эриний, свой дом покидая, накличет

Мать на меня, и стыдом пред людьми я покроюся вечным.

Нет, никогда не отважусь сказать ей подобного слова.

Вы же, когда хоть немного тревожит вас совесть, покиньте

Дом мой; иные пиры учреждайте, свое, а не наше

140 Тратя на них и черед наблюдая в своих угощеньях.

Если ж находите вы, что для вас и приятней и легче

Всем одного разорять произвольно, без платы, — сожрите

Все; но на вас я богов призову, и Зевес не замедлит

Вас поразить за неправду: тогда неминуемо все вы,

145 Так же без платы,[202 — Стих 145. Без платы — без пени, без штрафа за убийство.] погибнете в доме, разграбленном вами».

Так говорил Телемах. И внезапно Зевес громовержец

Свыше к нему двух орлов ниспослал от горы каменистой;

Оба сначала, как будто несомые ветром, летели

Рядом они, широко распустивши огромные крылья;

150 Но, налетев на средину собрания, полного шумом,

Начали быстро кружить с непрестанными взмахами крыльев;

Очи их, сверху на головы глядя, сверкали бедою;

Сами потом, расцарапав друг другу и груди и шеи,

Вправо умчались они, пролетев над собраньем и градом.

155 Все, изумленные, птиц провожали глазами, и каждый

Думал о том, что явление их предвещало в грядущем.

Выступил тут пред народ Алиферс, многоопытный старец,

Сын Масторов; из сверстников всех он один по полету

Птиц был искусен гадать и пророчил грядущее; полный

160 Мыслей благих, обратяся к согражданам, так им сказал он:

«Выслушать слово мое приглашаю вас, люди Итаки.

Прежде, однако, дабы женихов образумить, скажу я

Им, что беда неизбежная мчится на них, что недолго

Будет в разлуке с семейством своим Одиссей, что уже он

165 Где-нибудь близко таится, и смерть и погибель готовя

Всем им, что также и многим другим из живущих в Итаке

Горновозвышенной бедствие будет. Размыслим же, как бы

Вовремя нам обуздать их; но лучше, конечно, когда бы

Сами они усмирились; то ныне всего бы полезней

170 Было для них: не безопытно так говорю, но наверно

Зная, что будет; сбылось, утверждаю, и все, что ему я

Здесь предсказал перед тем, как пошли кораблями ахейцы

В Трою и с ними пошел Одиссей многоумный. По многих

Бедствиях (так говорил я) и спутников всех потерявши,

175 Всем незнакомый, в исходе двадцатого года в отчизну

Он возвратится. Мое предсказанье свершается ныне».

Кончил. Ему отвечал Евримах, сын Полибиев: «Лучше,

Старый рассказчик, домой возвратись и своим малолетним

Детям пророчествуй там, чтоб беды им какой не случилось.

180 В нашем же деле вернее тебя я пророк; мы довольно

Видим летающих на небе в светлых лучах Гелиоса

Птиц, но не все роковые. А царь Одиссей в отдаленном

Крае погиб. И тебе бы погибнуть с ним вместе! Тогда бы

Здесь ты не стал предсказаний таких вымышлять, возбуждая

185 Гнев в Телемахе, уже раздраженном, и, верно, надеясь

Что-нибудь в дар от него получить для себя и домашних.

Слушай, однако, — и то, что услышишь, исполнится верно, —

Если ты этого юношу с старым своим многознаньем

Будешь пустыми словами на гнев возбуждать, то, конечно,

190 Это в сугубое горе ему самому обратится;

Против нас всех он один ничего совершить не успеет.

Ты ж, безрассудный старик, навлечешь на себя наказанье,

Тяжкое сердцу: мы горько заставим тебя сокрушаться.

Ныне я боле полезный совет предложу Телемаху:

195 Матери пусть повелит он к Икарию в дом возвратиться,

Где, приготовив все нужное к браку, богатым приданым

Милую дочь, как прилично то сану ее, наделит он.

Иначе, думаю, мы, сыновья благородных ахеян,

Мучить ее не престанем своим сватовством. Никого здесь

200 Мы не боимся, ни полного звучных речей Телемаха,

Ниже пророчеств, которыми ты, говорун поседелый,

Всем докучаешь, — ты нам оттого ненавистней; а дом их

Весь разорим мы на наши пиры, и от нас воздаянья

Им не иметь никакого, пока на желаемый нами

205 Брак не решится она; ожидая вседневно, кто будет

Ею из нас наконец предпочтен, мы к другим обратиться

Медлим невестам, чтоб выбрать, как следует, жен между ними».

Кротко ему отвечал рассудительный сын Одиссеев:

«О Евримах и вы все, женихи знаменитые, боле

210 Вас убеждать не хочу и вперед не скажу вам ни слова;

Боги все ведают, все благородным ахейцам известно.

Вы же мне прочный корабль с двадцатью приобыкшими быстро

По морю плавать гребцами теперь снарядите: хочу я

Спарту и Пилос песчаный сперва посетить, чтоб проведать,

215 Есть ли там слухи какие о милом отце и какая

В людях молва про него, иль услышать о нем прорицанье

Оссы, всегда повторяющей людям Зевесово слово.

Если узнаю, что жив он, что он возвратится, то буду

Ждать его год, терпеливо снося притесненья; когда же

220 Скажет молва, что погиб он, что нет уж его меж живыми,

То, незамедленно в милую землю отцов возвратяся,

В честь ему холм гробовой здесь насыплю и должную пышно

Тризну по нем совершу; Пенелопу ж склоню на замужство».

Кончив, он сел и умолкнул. Тогда поднялся неизменный

225 Спутник и друг Одиссея, царя беспорочного, Ментор.

Вверил ему Одиссей при отплытии дом, быть покорным

Старцу Лаэрту и все сберегать повелевши. И полный

Мыслей благих, обратяся к согражданам, так им сказал он:

«Выслушать слово мое приглашаю вас, люди Итаки;

230 Кротким, благим и приветливым быть уж вперед ни единый

Царь скиптроносный не должен, но, правду из сердца изгнавши,

Каждый пускай притесняет людей, беззаконствуя смело,

Если могли вы забыть Одиссея, который был нашим

Добрым царем и народ свой любил, как отец благодушный.

235 Нужды мне нет обвинять женихов необузданно-дерзких

В том, что они, самовластвуя здесь, замышляют худое.

Сами своею играют они головой, разоряя

Дом Одиссея, которого, мыслят, уж мы не увидим.

Вас же, граждане Итаки, хочу пристыдить: здесь собравшись,

240 Вы равнодушно сидите и слова не скажете против

Малой толпы женихов, хоть самих вас число и большое».

Сын Евеноров тогда, Леокрит, негодуя, воскликнул:

«Что ты сказал, безрассудный, зломышленный Ментор? Смирить нас

Гражданам ты предлагаешь; но сладить им с нами, которых

245 Также немало, на пиршестве трудно. Хотя бы внезапно

Сам Одиссей твой, Итаки властитель, явился и силой

Нас, женихов благородных, в его веселящихся доме,

Выгнать оттуда замыслил, его возвращенье в отчизну

Было б жене, тосковавшей так долго по нем, не на радость:

250 Злая погибель его бы постигла, когда бы нас многих

Вздумал один одолеть он; неумное слово сказал ты.

Вы ж разойдитеся, люди, и каждый займися домашним

Делом. А Ментор пускай и мудрец Алиферс, Одиссею

Верность свою сохранившие, в путь снарядят Телемаха;

255 Долго, однако, я думаю, здесь просидит он, сбирая

Вести; пути же ему своего совершить не удастся».

Так он сказав, распустил самовольно собранье народа.

Все, удалясь, по своим разошлися домам; женихи же

В дом Одиссея, царя благородного, вновь возвратились.

260 Но Телемах одиноко пошел на песчаное взморье.

Руки соленою влагой умыв, возгласил он к Афине:

«Ты, посетившая дом мой вчера и в туманное море

Плыть повелевшая мне, чтоб разведал я, странствуя, нет ли

Слухов о милом отце и его возвращенье, богиня,

265 Мне помоги благосклонно; ахейцы мой путь затрудняют;

Паче ж других женихи многосильные, полные злобы».

Так говорил он, молясь, и пред ним во мгновение ока,

Сходная с Ментором видом и речью, предстала Афина.

Голос возвысив, богиня крылатое бросила слово:

270 «Смел, Телемах, и разумен ты будешь, когда обладаешь

Тою великою силой, с какою и словом и делом

Всё твой отец, что хотел, совершал; и достигнешь желанной

Цели, свой путь беспрепятственно кончив; когда ж не прямой ты

Сын Одиссеев, не сын Пенелопин прямой, то надежды

275 Нет, чтоб успешно ты мог совершить предприятое дело.

Редко бывают подобны отцам сыновья; все большею

Частию хуже отцов и немногие лучше. Но будешь

Ты, Телемах, и разумен и смел, поелику не вовсе

Ты Одиссеевой силы великой лишен; и надежда

280 Есть для тебя, что успешно свершишь предприятое дело.

Пусть женихи, беззаконствуя, зло замышляют — оставь их;

Горе безумным! Они в слепоте, незнакомые с правдой,

Смерти своей не предвидят, ни черной судьбы, ежедневно

К ним подступающей ближе и ближе, чтоб вдруг, погубить их.

285 Ты же свое предпринять путешествие можешь немедля;

Будучи другом твоим по отцу твоему, снаряжу я

Быстрый корабль для тебя и последую сам за тобою.

Но возвратися теперь к женихам; а тебе на дорогу

Пусть приготовят съестное, пускай им наполнят сосуды;

290 Пусть и в амфоры вина нацедят и муки, мореходца

Снеди питательной, в кожаных, плотных мехах приготовят.

Тою порой я гребцов наберу; кораблей же в Итаке,

Морем объятой, немало и новых и старых; меж ними

Лучший я выберу сам; и немедленно будет он нами

295 В путь изготовлен, и спустим его на священное море».

Так говорила Афина, Зевесова дочь, Телемаху.

Голос богини услышав, он берег немедля покинул.

В дом возвратяся с печалию милого сердца, нашел он

Там женихов многосильных: одни обдирали в покоях

300 Коз, а другие, зарезав свиней, на дворе их палили.

С колкой усмешкой к нему подошел Антиной и, насильно

За руку взявши его и назвавши по имени, молвил:

«Юноша вспыльчивый, злой говорун, Телемах, не заботься

Боле о том, чтоб вредить нам иль словом, иль делом, а лучше

305 Дружески с нами без всяких забот веселись, как бывало.

Волю ж твою не замедлят ахейцы исполнить: получишь

Ты и корабль, и отборных гребцов, чтоб скорее достигнуть

В Пилос, любезный богам, и узнать об отце отдаленном».

Кротко ему отвечал рассудительный сын Одиссеев:

310 «Нет, Антиной, неприлично мне с вами, надменными, вместе

Против желанья сидеть за столом, веселясь беззаботно;

Будьте довольны и тем, что имущество лучшее наше

Вы, женихи, разорили, покуда я был малолетен.

Ныне ж, когда, возмужав и советников слушая умных,

315 Все я узнал и когда уж во мне пробудилася бодрость,

Я попытаюсь на шею вам Парк неизбежных накликать,

Так ли, иначе ли, съездив ли в Пилос иль здесь отыскавши

Средство. Я еду — и путь мой напрасен не будет, хотя я

Еду попутчиком, ибо (так было устроено вами)

320 Здесь мне иметь своего корабля и гребцов невозможно».

Так он сказал и свою из руки Антиноевой руку

Вырвал. Меж тем женихи, изобильный обед учреждая,

Многими колкими сердце его оскорбляли речами.

Так говорили одни из ругателей дерзко-надменных:

325 «Нас Телемах погубить не на шутку замыслил; быть может,

Многих он в помощь себе приведет из песчаного Пилоса, многих

Также из Спарты; о том он, мы видим, заботится сильно.

Может случиться и то, что богатую землю Эфиру

Он посетит, чтоб, добывши там яду, смертельного людям,

330 Здесь отравить им кратеры и разом нас всех уничтожить».

«Но, — отвечали другие насмешливо первым, — кто знает!

Может случиться легко, что и сам, как отец, он погибнет,

Долго бродив по морям далеко от друзей и домашних.

Тем он, конечно, и нас озаботит: тогда нам придется

335 Всё разделить меж собой их имущество; дом же уступим

Мы Пенелопе и мужу, избранному ею меж нами».

Так женихи. Телемах же пошел в кладовую отцову,

Зданье пространное; злата и меди там кучи лежали;

Много там платья в ларях и душистого масла хранилось;

340 Куфы из глины с вином многолетним и сладким стояли

Рядом у стен, заключая божественно-чистый напиток

В недре глубоком, на случай, когда Одиссей возвратится

В дом, претерпевши тяжелых скорбей и превратностей много.

Двери двустворные, дважды замкнутые, в ту кладовую

345 Входом служили; почтенная ключница денно и нощно

Там с многоопытным, зорким усердьем в порядке держала

Все Евриклея, разумная дочь Певсенорида Опса.

В ту кладовую позвав Евриклею, сказал Телемах ей:

«Няня, амфоры наполни вином благовонным, вкуснейшим

350 После того дорогого, которое здесь бережешь ты,

Помня о нем, о несчастном, и все уповая, что в дом свой

Царь Одиссей возвратится, и смерти и Парк избежавши.

Им ты двенадцать наполни амфор и амфоры закупорь;

Так же и кожаных, плотных мехов приготовь, оржаною

355 Полных мукой; и чтоб в каждом из них заключалося двадцать

Мер; но об этом ты ведай одна; собери все припасы

В кучу; за ними приду ввечеру я, в то время, когда уж

В верхний покой свой уйдет Пенелопа, о сне помышляя.

Спарту и Пилос песчаный хочу посетить, чтоб проведать,

360 Нет ли там слухов о милом отце и его возвращенье». Кончил.

Ему Евриклея, усердная няня, заплакав,

С громким рыданьем крылатое бросила слово: «Зачем ты,

Милое наше дитя, отворяешь таким помышленьям

Сердце? Зачем в отдаленную, чуждую землю стремишься

365 Ты, утешение наше единое? Твой уж родитель

Встретил конец меж народов враждебных от дома далеко;

Здесь же, покуда ты странствовать будешь, коварно устроят

Ков, чтоб известь и тебя, и твое все богатство разделят.

Лучше останься у нас при своем; ни малейшей нет нужды

370 В страшное море тебе на беды и на бури пускаться».

Ей отвечая, сказал рассудительный сын Одиссеев:

«Няня, мой друг, не тревожься; не мимо богов я решился

В путь, но клянись мне, что мать от тебя ни о чем не узнает

Прежде, пока не свершится одиннадцать дней иль двенадцать,

375 Или покуда не спросит сама обо мне, иль другой кто

Тайны не скажет, — боюсь, чтоб от плача у ней не поблекла

Свежесть лица». Евриклея богами великими стала

Клясться; когда ж поклялася и клятву свою совершила,

Тотчас она, благовонным вином все амфоры наливши,

380 Кожаных плотных мехов приготовила, полных мукою.

Он же, домой возвратившися, там с женихами остался.

Умная мысль родилася тут в сердце Паллады Афины:

Вид Телемаха принявши, она обежала весь город;

К каждому встречному ласково речь обращая, собраться

385 Всех пригласила она ввечеру на корабль быстроходный.

После, пришед к Ноемону, разумного Фрония сыну,

Дать ей просила корабль — Ноемон согласился охотно.

Солнце тем временем село, и все потемнели дороги.

Легкий корабль на соленую влагу спустив и запасы,

390 Нужные каждому прочному судну, собравши, на самом

Выходе в море из бухты его поместила богиня.

Люди сошлися, и в каждом она возбудила отважность.

Новая мысль родилася тут в сердце Паллады Афины:

В дом Одиссея, царя благородного, вшедши, богиня

395 Сладкий сон на пирующих там женихов навела, помутила

Мысли у пьющих и вырвала кубки из рук их; влеченью

Сна уступивши, они по домам разошлись и недолго

Ждали его, не замедлил он пасть на усталые вежды.

Тут светлоокая Зевсова дочь Телемаху сказала,

400 Вызвав его из устроенной пышно палаты столовой,

Сходная с Ментором видом и речью: «Пора, Телемах, нам;

Все собралися уж светлообутые спутники наши;

Сидя у весел, они ожидают тебя с нетерпеньем;

Время идти; не годится нам доле откладывать путь свой».

405 Кончив, Паллада Афина пошла впереди Телемаха

Быстрым шагом; поспешно пошел Телемах за богиней.

К морю и к ждавшему их кораблю подошедши, они там

Спутников густокудрявых нашли у песчаного брега.

К ним обратилась тогда Телемахова сила святая:

410 «Братья, принесть поспешим путевые запасы; они уж

Все приготовлены в доме, и мать ни о чем не слыхала;

Также ничто и рабыням не сказано; тайну одна лишь

Знает». И быстро пошел впереди он; за ним все другие.

Взявши запасы, они их на прочно устроенном судне

415 Склали, как то повелел им возлюбленный сын Одиссеев.

Скоро и сам он вступил на корабль за богиней Афиной;

Подле кормы корабельной она поместилась; с ней рядом

Сел Телемах, и гребцы, отвязавши поспешно канаты,

Также взошли на корабль и сели на лавках у весел.

420 Тут светлоокая Зевсова дочь даровала им ветер попутный,

Свежий повеял Зефир, ошумляющий темное море.

Бодрых гребцов возбуждая, велел Телемах им скорее

Снасти устроить; ему повинуясь, сосновую мачту

Подняли разом они и, глубоко в гнездо водрузивши,

425 В нем утвердили ее, а с боков натянули веревки;

Белый потом привязали ремнями плетеными парус;

Ветром наполнившись, он поднялся, и пурпурные волны

Звучно под килем потекшего в них корабля зашумели;

Он же бежал по волнам, разгребая себе в них дорогу.

430 Тут корабельщики, черное быстрое судно устроив,

Чаши наполнили сладким вином и, молясь, сотворили

Должное вечнорожденным, бессмертным богам возлиянье,

Паче ж других светлоокой богине, великой Палладе.

Судно всю ночь и все утро спокойно свой путь совершало.

Песнь третья
Гелиос с моря прекрасного встал и явился на медном

Своде небес, чтоб сиять для бессмертных богов и для смертных,

Року подвластных людей, на земле плодоносной живущих.

Тою порою достигнул корабль до Нелеева града

5     Пышного, Пилоса. В жертву народ приносил там на бреге

Черных быков Посейдону, лазурнокудрявому богу;

Было там девять скамей; на скамьях, по пяти сот на каждой,

Люди сидели, и девять быков перед каждою было.

Сладкой отведав утробы, уже сожигали пред богом

10   Бедра в то время, как в пристань вошли мореходцы. Убравши

Снасти и якорем шаткий корабль утвердивши, на землю

Вышли они; Телемах, за Афиною следуя, также

Вышел. К нему обратяся, богиня Афина сказала:

«Сын Одиссеев, теперь уж застенчивым быть ты не должен;

15   Ибо затем мы и в море пустились, чтоб сведать, в какую

Землю отец твой судьбиною брошен и что претерпел он.

Смело приблизься к коней обуздателю Нестору; знать нам

Должно, какие в душе у него заключаются мысли.

Смело его попроси, чтоб тебе объявил он всю правду;

20   Лжи он, конечно, не скажет, умом одаренный великим».

«Но, — отвечал рассудительный сын Одиссеев богине, —

Как подойти мне? Какое скажу я приветствие, Ментор?

Мало еще в разговорах разумных с людьми я искусен;

Также не знаю, прилично ли младшим расспрашивать старших?»

25   Дочь светлоокая Зевса Афина ему отвечала:

«Многое сам, Телемах, ты своим угадаешь рассудком;

Многое демон откроет тебе благосклонный; не против

Воли ж бессмертных, я думаю, был ты рожден и воспитан».

Кончив, богиня Афина пошла впереди Телемаха

30   Быстрым шагом; за нею пошел Телемах; и поспешно

К месту подходят они, где пилийцы, собравшись, сидели;

Там с сыновьями и Нестор сидел; их друзья, учреждая

Пир, суетились, вздевали на вертелы, жарили мясо.

Все, иноземцев увидя, пошли к ним навстречу и, руки

35   Им подавая, просили их сесть дружелюбно с народом.

Первый, их встретивший, Несторов сын, Писистрат благородный,

Ласково за руки взявши обоих, на бреге песчаном

Место на мягких разостланных кожах занять пригласил их

Между отцом престарелым и братом младым Фрасимедом.

40   Сладкой утробы отведать им дав, он вином благовонным

Кубок наполнил, вина отхлебнул и сказал светлоокой

Дочери Зевса эгидодержавца Палладе Афине:

«Странник, ты должен призвать Посейдона владыку: вы ныне

Прибыли к нам на великий праздник его; совершивши

45   Здесь, как обычай велит, перед ним возлиянье с молитвой,

Ты и товарищу кубок с напитком божественно-чистым

Дай, он, я думаю, молится также богам, поелику

Все мы, люди, имеем в богах благодетельных нужду.

Он же моложе тебя и, конечно, ровесник со мною;

50   Вот почему я и кубок тебе наперед предлагаю».

Кончив, он передал кубок с вином благовонным Афине.

Был ей приятен поступок разумного юноши, первой

Ей предложившего кубок с вином благовонным; и стала

Голосом громким она призывать Посейдона владыку:

55   «Царь Посейдон земледержец, молюся тебе, не отвергни

Нас, уповающих здесь, что желания наши исполнишь.

Нестору славу с его сыновьями, во-первых, даруй ты;

После богатую милость яви и другим, благосклонно

Здесь от пилийцев великую ныне приняв гекатомбу;

60   Дай нам потом, Телемаху и мне, возвратиться, окончив

Все, для чего мы приплыли сюда в корабле крутобоком».

Так помолясь, совершила сама возлиянье богиня;

После двуярусный кубок она подала Телемаху;

В свой помолился черед и возлюбленный сын Одиссеев.

65   Те же, изжарив и с вертелов снявши хребтовое мясо,

Роздали части и начали пир многославный; когда же

Был удовольствован голод их сладким питьем и едою,

Речь обратил к посетителям Нестор, герой геренейский:[203 — Стих 68. Нестор, герой геренейский. — Более точный перевод этого постоянного определения Нестора дан Гнедичем в «Илиаде»: «конник геренский» («Илиада», песнь вторая, стих 433).]

«Странники, мне уж теперь неприлично не будет спросить вас,

70   Кто вы, понеже уж пищею вы насладились довольно.

Кто ж вы, скажите? Откуда к нам прибыли влажной дорогой?

Дело ль какое у вас? Иль без дела скитаетесь всюду,

Взад и вперед по морям, как добычники вольные,[204 — Стих 73. Добычники вольные. — Нестор просто спрашивает Телемаха и Афину-Ментора, не пираты ли они. В гомеровскую эпоху грабительские набеги на берега соседей совершались очень часто и вовсе не считались позорными.] мчася,

Жизнью играя своей и беды приключая народам?»

75   С духом собравшись, на то рассудительный сын Одиссеев

Так, отвечая, сказал (и Афина ему ободрила Сердце, чтоб

Нестора мог он спросить об отце отдаленном,

Также чтоб в людях о нем утвердилася добрая слава):

«Сын Нелеев, о Нестор, великая слава ахеян,

80   Знать ты желаешь, откуда и кто мы; всю правду скажу я:

Мы из Итаки, под склоном лесистым Нейона лежащей;

Прибыли ж к вам не за общим народным, за собственным делом;

Странствую я, чтоб, молву об отце вопрошая, проведать,

Где Одиссей благородный, в бедах постоянный, с которым

85   Ратуя вместе, вы град Илион, говорят, сокрушили.

Прочие ж, сколько их ни было, против троян воевавших,

Бедственно, слышали мы, в стороне отдаленной погибли

Все; а его и погибель от нас неприступно Кронион

Скрыл; где нашел он конец свой, не знает никто: на земле ли

90   Твердой он пал, пересиленный злыми врагами, в зыбях ли

Моря погиб, поглощенный холодной волной Амфитриты.

Я же колена твои обнимаю, чтоб ты благосклонно

Участь отца моего мне открыл, объявив, что своими

Видел глазами иль что от какого услышал случайно

95   Странника. Матерью был он рожден на беды и на горе.

Ты же, меня не щадя и из жалости слов не смягчая,

Все расскажи мне подробно, чему ты был сам очевидец.

Если же чем для тебя мой отец, Одиссей благородный,

Словом ли, делом ли, мог быть полезен в те дни, как с тобою

100 В Трое он был, где столь много вы бед претерпели, ахейцы,

Вспомни об этом теперь и поистине все расскажи мне».

Так Телемаху ответствовал Нестор, герой геренейский:

«Сын мой, как сильно напомнил ты мне о напастях, в земле той

Встреченных нами, ахейцами, твердыми в опыте строгом,

105 Частью, когда в кораблях, предводимые бодрым Пелидом,

Мы за добычей по темно-туманному морю гонялись,

Частью, когда перед крепким Приамовым градом с врагами

Яростно бились. Из наших в то время все лучшие пали:

Лег там Аякс бедоносный, там лег Ахиллес и советов

110 Мудростью равный бессмертным Патрокл, и лежит там мой милый

Сын Антилох, беспорочный, отважный и столько же дивный

Легкостью бега, сколь был он бесстрашный боец. И немало

Разных других испытали мы бедствий великих, о них же

Может ли все рассказать хоть один из людей земнородных?

115 Если б и целые пять лет и шесть лет ты мог беспрестанно

Вести сбирать о бедах, приключившихся бодрым ахейцам

Ты бы, всего не узнав, недоволен домой возвратился.

Девять трудилися лет мы, чтоб их погубить, вымышляя

Многие хитрости, — кончить насилу решился Кронион.

120 В умных советах никто там не мог на ряду быть поставлен

С ним: далеко опереживал всех изобретеньем многих

Хитростей царь Одиссей, благородный родитель твой, если

Подлинно сын ты его. С изумленьем смотрю на тебя я;

С ним и речами ты сходен; но кто бы подумал, чтоб было

125 Юноше можно так много с ним сходствовать умною речью?

Я ж постоянно, покуда войну мы вели, на совете ль,

В сонме ль народном, всегда заодно говорил с Одиссеем;

В мненьях согласные, вместе всегда мы, обдумавши строго,

То лишь одно избирали, что было ахейцам полезней.

130 Но когда, ниспровергнувши город Приама великий,

Мы к кораблям возвратилися, бог разлучил нас: Кронион

Бедственный путь по морям приготовить замыслил ахейцам.

Был не у каждого светел рассудок, не все справедливы

Были они — потому и постигнула злая судьбина

135 Многих, разгневавших дочь светлоокую страшного бога.[205 — Стих 135. …разгневавших дочь светлоокую страшного бога — то есть Афину, которая, по преданию, была разгневана тем, что Аякс, сын Оилея, при взятии Трои совершил насилие над Кассандрой в храме Афины, причем остальные ахейские вожди не наказали его за это.]

Сильную распрю богиня Афина зажгла меж Атридов:

Оба, созвать вознамерясь людей на совет, безрассудно

Собрали их не в обычное время,[206 — Стих 138. Собрали их не в обычное время… — По традиции, сохранившейся в Греции до конца античности, советы и народные собрания должны были начинаться рано утром и заканчиваться до захода солнца.] когда уж садилось

Солнце; ахейцы сошлися, вином охмеленные; те же

140 Стали один за другим объяснять им причину собранья:

Требовал царь Менелай, чтоб аргивские мужи в обратный

Путь по широкому моря хребту устремились немедля;

То Агамемнон отвергнул: ахейцев еще удержать он

Мыслил затем, чтоб они, совершив гекатомбу святую,

145 Гнев примирили ужасной богини… младенец! Еще он,

Видно, не знал, что уж быть не могло примирения с нею:

Вечные боги не скоро в своих изменяются мыслях.

Так, обращая друг к другу обидные речи, там оба

Брата стояли; собрание светлообутых ахеян

150 Воплем наполнилось яростным, на два разрознившись мненья.

Всю ту мы ночь провели в неприязненных друг против друга

Мыслях: уж нам, беззаконным, готовил Зевес наказанье.

Утром одни на прекрасное море опять кораблями

(Взяв и добычу и дев, глубоко опоясанных) вышли.

155 Но половина другая ахеян осталась на бреге

Вместе с царем Агамемноном, пастырем многих народов.

Дали мы ход кораблям, и они по волнам побежали

Быстро: под ними углаживал бог многоводное море.

Скоро пришед в Тенедос, принесли мы там жертву бессмертным,

160 Дать нам отчизну моля их, но Дий непреклонный еще нам

Медлил дозволить возврат: он вторичной враждой возмутил нас.

Часть за царем Одиссеем, подателем мудрых советов,

В многовесельных пустясь кораблях, устремилась в обратный

Путь, чтоб Атриду царю Агамемнону вновь покориться.

165 Я же поспешно со всеми подвластными мне кораблями

Поплыл вперед, угадав, что готовил нам бедствие демон;

Поплыл со всеми своими и сын бедоносный Тидея;

Позже отправился в путь Менелай златовласый: в Лесбосе

Нас он нагнал, нерешимых, какую избрать нам дорогу:

170 Выше ль скалами обильного Хиоса путь свой на Псиру

Править, ее оставляя по левую руку, иль ниже

Хиоса мимо открытого воющим ветрам Миманта?

Дия молили мы знаменье дать нам; и, знаменье давши,

Он повелел, чтоб, разрезавши море по самой средине,[207 — Стих 174. …разрезавши море по самой средине. — Зевс повелел плыть не в обход, держась островов, как поступали обычно в гомеровскую эпоху, а пуститься напрямик через море, удалившись от всякой суши. Такое плавание казалось верхом отваги и риска.]

175 Шли мы к Эвбее для скорого близкой беды избежанья;

Ветер попутный, свистя, зашумел, и, рыбообильный

Путь совершая легко, корабли до Гереста достигли

К ночи; от многих быков возложили мы тучные бедра

Там на алтарь Посейдонов, измерив великое море.

180 День совершился четвертый, когда, добежав до Аргоса,

Все корабли Диомеда, коней обуздателя, стали

В пристани. Прямо тем временем в Пилос я плыл, и ни разу

Ветер попутный, вначале нам посланный Днем, не стихнул.

Так возвратился я, сын мой, без всяких вестей; и доныне

185 Сведать еще я не мог, кто погиб из ахеян, кто спасся.

Что ж от других мы узнали, живя под домашнею кровлей,

То вам, как следует, я расскажу, ничего не скрывая.

Слышали мы, что с младым Ахиллеса великого сыном[208 — Стих 188… смладым Ахиллеса великого сыном — сыном Ахиллеса — Неоптолемом.]

Все мирмидоны его, копьеносцы, домой возвратились;

190 Жив, говорят, Филоктет, сын Пеанов возлюбленный; здраво

Идоменей (никого из сопутников, с ним избежавших

Вместе войны, не утративши на море) Крита достигнул;

К вам же, конечно, и в дальнюю землю дошел об Атриде[209 — Стих 193. Атрид. — Здесь имеется в виду Агамемнон.]

Слух, как домой возвратился он, как умерщвлен был Эгистом,

195 Как и Эгист наконец по заслуге приял воздаянье.

Счастье, когда у погибшего мужа останется бодрый

Сын, чтоб отмстить, как Орест, поразивший Эгиста, которым

Был умерщвлен злоковарно его многославный родитель!

Так и тебе, мой возлюбленный друг, столь прекрасно созревший,

200 Должно быть твердым, чтоб имя твое и потомки хвалили».

Выслушав Нестора, так отвечал Телемах благородный:

«Сын Нелеев, о Нестор, великая слава ахеян,

Правда, отмстил он, и страшно отмстил, и ему от народов

Честь повсеместная будет и будет хвала от потомства.

205 О, когда б и меня одарили такою же силой

Боги, чтоб так же и я мог отмстить женихам, наносящим

Столько обид мне, коварно погибель мою замышляя!

Но благодати великой такой ниспослать не хотели

Боги ни мне, ни отцу — и удел мой отныне терпенье».

210 Так Телемаху ответствовал Нестор, герой геренейский:

«Сам ты, мой милый, о том мне своими словами напомнил;

Слышали мы, что, твою благородную мать притесняя,

В доме твоем женихи беззаконного делают много.

Знать бы желал я: ты сам ли то волею сносишь? Народ ли

215 Вашей земли ненавидит тебя, по внушению бога?

Мы же не ведаем; может случиться легко, что и сам он

Их, возвратяся, погубит, один ли, созвав ли ахеян…

О, когда б возлюбить светлоокая дева Паллада

Так же могла и тебя, как она Одиссея любила

220 В крае троянском, где много мы бед претерпели, ахейцы!

Нет, никогда не бывали столь боги в любви откровенны,

Сколь откровенна была с Одиссеем Паллада Афина!

Если бы ею с такою ж любовью и ты был присвоен,

Самая память о браке во многих из них бы пропала».

225 Нестору так отвечал рассудительный сын Одиссеев:

«Старец, несбыточно, думаю, слово твое; о великом

Ты говоришь, и ужасно мне слушать тебя; не случится

То никогда ни по просьбе моей, ни по воле бессмертных».

Дочь светлоокая Зевса Афина ему отвечала:

230 «Странное слово из уст у тебя, Телемах, излетело;

Богу легко защитить нас и издали, если захочет;

Я ж согласился б скорее и бедствия встретить, чтоб только

Сладостный день возвращенья увидеть, чем, бедствий избегнув

В дом возвратиться, чтоб пасть пред своим очагом, как великий

235 Пал Агамемнон предательством хитрой жены и Эгиста.

Но и богам невозможно от общего смертного часа

Милого им человека избавить, когда он уж предан

В руки навек усыпляющей смерти судьбиною будет».

Так отвечал рассудительный сын Одиссеев богине:

240 «Ментор, не станем о том говорить мы, хотя и крушит нам

Сердце оно; уж его возвращения мы не увидим:

Черную участь и смерть для него приготовили боги.

Я же теперь, о ином вопрошая, хочу обратиться

К Нестору — правдой и мудростью всех он людей превосходит:

245 Был, говорят, он царем, повелителем трех поколений,

Образом светлым своим он бессмертному богу подобен —

Сын Нелеев, скажи, ничего от меня не скрывая,

Как умерщвлен был Атрид Агамемнон пространнодержавный?

Где Менелай находился? Какое губящее средство

250 Хитрый Эгист изобрел, чтоб удобнее сладить с сильнейшим?

Иль, не достигнув Аргоса, еще меж чужими людьми он

Был и врага своего тем отважил на злое убийство?»

«Друг, — Телемаху ответствовал Нестор, герой геренейский, —

Все расскажу откровенно, чтоб мог ты всю истину ведать;

255 Подлинно так все случилось, как думаешь сам ты; но если б

В братнем жилище Эгиста живого застал, возвращаясь

В дом свой из брани троянской, Атрид Менелай златовласый,

Трупа его бы тогда не покрыла земля гробовая,

Хищные птицы и псы бы его растерзали, без чести

260 В поле далеко за градом Аргосом лежащего, жены

Наши его б не оплакали — страшное дело свершил он.

Тою порою, как билися мы на полях илионских,

Он в безопасном углу многоконного града Аргоса

Сердце жены Агамемнона лестью опутывал хитрой.

265 Прежде самой Клитемнестре божественной было противно

Дело постыдное — мыслей порочных она не имела;

Был же при ней песнопевец, которому царь Агамемнон,

В Трою готовяся плыть, наблюдать повелел за супругой;

Но, как скоро судьбина ее предала преступленью,

270 Тот песнопевец был сослан Эгистом на остров бесплодный,

Где и оставлен; и хищные птицы его растерзали.

Он же ее, одного с ним желавшую, в дом пригласил свой;

Множество бедр на святых алтарях он сожег пред богами,

Множеством вкладов, и златом и тканями, храмы украсил,

275 Дерзкое дело такое с нежданным окончив успехом.

Мы же, покинувши землю троянскую, поплыли вместе,

Я и Атрид Менелай, сопряженные дружбою тесной.

Были уж мы пред священным Сунионом, мысом Аттийским;

Вдруг Менелаева кормщика Феб Аполлон невидимо

280 Тихой своею стрелой умертвил:[210 — Стихи 279–280. …Феб Аполлон… стрелой умертвил… — См. прим. к «Илиаде», песнь первая, стих 42.] управляя бегущим

Судном, кормило держал многоопытной твердой рукою Фронтис,

Онеторов сын, наиболе из всех земнородных

Тайну проникший владеть кораблем в наступившую бурю.

Путь свой замедлил, хотя и спешил, Менелай, чтоб на бреге

285 Честь погребения другу воздать с торжеством надлежащим;

Но когда на своих кораблях крутобоких опять он

В темное море пошел и высокого мыса Малеи

Быстро достиг — повсеместно гремящий Кронион, замыслив

Гибель, нагнал на него многошумное ветра дыханье,

290 Поднял могучие, тяжкие, гороогромные волны.

Вдруг корабли разлучив, половину их бросил он к Криту,

Где обитают кидоны у светлых потоков Ярдана.

Виден там гладкий утес, восходящий над влагой соленой,

В темное море вдвигаясь на крайних пределах Гортины;

295 Там, где великие волны на западный берег у Феста

Нот нагоняет и малый утес их дробит, отшибая,

Те корабли очутились; проворством спаслися от смерти

Люди; суда ж их погибли, разбившись об острые камни.

Пять остальных кораблей темноносых, похищенных бурей,

300 Ветер могучий и волны ко брегу Египта примчали.

Там Менелай, собирая сокровищ и золота много,

Странствовал между народов иного языка, и в то же

Время Эгист совершил беззаконное дело в Аргосе,

Смерти предавши Атрида, — народ покорился безмолвно.

305 Целые семь лет он властвовал в златообильной Микене;

Но на осьмой из Афин возвратился ему на погибель

Богоподобный Орест; и убийцу сразил он, которым

Был умерщвлен злоковарно его многославный родитель.

Пир учредив для аргивян великий, свершил погребенье

310 Он и преступнице матери вместе с Эгистом презренным.

В самый тот день и Атрид Менелай, вызыватель в сраженье,

Прибыл, богатства собрав, сколь могло в кораблях уместиться.

Ты же недолго, мой сын, в отдаленье от родины странствуй,

Дом и наследье отца благородного бросив на жертву

315 Дерзких грабителей, жрущих твое беспощадно; расхитят

Все, и без пользы останется путь, совершенный тобою.

Но Менелая Атрида (советую, требую) должен

Ты посетить; он недавно в отечество прибыл из чуждых

Стран, от людей, от которых никто, занесенный однажды

320 К ним по широкому морю стремительным ветром, не мог бы

Жив возвратиться, откуда и в год долететь к нам не может

Быстрая птица, — столь страшно великой пучины пространство.

Ты же поедешь отсюда иль морем со всеми своими,

Или, когда пожелаешь, землею: коней с колесницей

325 Дам я, и сына с тобою пошлю, чтоб тебе указал он

Путь в Лакедемон божественный, где Менелай златовласый

Царствует; можешь ты сам обо всем расспросить Менелая;

Лжи он, конечно, не скажет, умом одаренный великим».

Кончил. Тем временем солнце померкло и тьма наступила.

330 К Нестору слово свое обративши, сказала Афина:

«Старец, твои рассудительны речи, но медлить не станем;

Должно отрезать теперь языки,[211 — Стих 332. Должно отрезать теперь языки… — Отрезание языков жертвенных животных и возлияние вином — заключительный акт жертвоприношения.] и царю Посейдону

Купно с другими богами вином сотворить возлиянье;

Время подумать о ложе покойном и сне миротворном;

335 День на закате угас, и уж боле не будет прилично

Здесь нам сидеть за трапезой богов; удалиться пора нам».

Так говорила богиня; почтительно все ей внимали.

Тут для умытия рук им служители подали воду;

Отроки светлым кратеры до края наполнив напитком,

340 В чашах его разнесли, по обычаю справа начавши;

Бросив в огонь языки, сотворили они возлиянье,

Стоя; когда ж сотворили его и вином насладились,

Сколько желала душа, Телемах благородный с Афиной

Стали к ночлегу на свой быстроходный корабль собираться.

345 Нестор, гостей удержавши, сказал: «Да отнюдь не позволят

Вечный Зевес и другие бессмертные боги, чтоб ныне

Вы для ночлега отсюда ушли на корабль быстроходный!

Разве одежд не найдется у нас? Неужели я нищий?

Будто уж в доме моем ни покровов, ни мягких постелей

350 Нет, чтоб и сам я, и гости мои насладились покойным

Сном? Но покровов и мягких постелей найдется довольно.

Можно ль, чтоб сын столь великого мужа, чтоб сын Одиссеев

Выбрал себе корабельную палубу спальней, пока я

Жив и мои сыновья обитают со мной под одною

355 Кровлей, чтоб всех, кто пожалует к нам, угощать дружелюбно?»

Дочь светлоокая Зевса Афина ему отвечала:

«Умное слово сказал ты, возлюбленный старец, и должен

Волю исполнить твою Телемах: то, конечно, приличней.

Здесь я оставлю его, чтоб покойно под кровлей твоею

360 Ночь он провел. Самому ж мне на черный корабль возвратиться

Должно, чтоб наших людей ободрить и о многом сказать им:

Я из сопутников наших старейший годами; они же

(Все молодые, ровесники все Телемаху) по доброй

Воле, из дружбы его в корабле проводить согласились;

365 Вот для чего и хочу я на черный корабль возвратиться.

Завтра ж с зарею пойти мне к народу отважных кавконов

Нужно, чтоб там заплатили мне люди старинный, немалый

Долг. Телемаха же, после того как у вас погостит он,

С сыном своим в колеснице отправь ты, коней повелевши

370 Дать им проворнейших в беге и силою самых отличных».

Так им сказав, светлоокая Зевсова дочь удалилась,

Быстрым орлом улетев; изумился народ; изумился,

Чудо такое своими глазами увидевши, Нестор.

За руку взяв Телемаха, ему дружелюбно сказал он:

375 «Друг, ты, конечно, и сердцем не робок, и силою крепок,

Если тебе, молодому, так явно сопутствуют боги.

Здесь из бессмертных, живущих в обителях светлых Олимпа,

Был не иной кто, как Диева славная дочь Тритогена,

Столь и отца твоего отличавшая в сонме аргивян.

380 Будь благосклонна, богиня, и к нам и великую славу

Дай мне, и детям моим, и супруге моей благонравной;

Я же телицу тебе однолетнюю, лбистую, в поле

Вольно бродящую, с игом еще незнакомую, в жертву

Здесь принесу, ей рога изукрасивши золотом чистым».

385 Так говорил он, молясь; и Палладою был он услышан.

Кончив, пошел впереди сыновей и зятьев благородных

В дом свой богато украшенный Нестор, герой геренейский;

С Нестором в царский богато украшенный дом и другие

Также вступили и сели порядком на креслах и стульях.

390 Старец тогда для собравшихся кубок наполнил до края

Светлым вином, чрез одиннадцать лет из амфоры налитым

Ключницей, снявшей впервые с заветной амфоры той кровлю.

Им он из кубка свое сотворил возлиянье великой

Дочери Зевса эгидодержавца; когда ж и другие

395 Все, сотворив возлиянье, вином насладились довольно,

Каждый к себе возвратился, о ложе и сне помышляя.

Гостю желая спокойствия, Нестор, герой геренейский,

Сам Телемаху, разумному сыну царя Одиссея,

В звонко-пространном покое кровать указал прорезную;

400 Лег близ него Писистрат, копьевержец, мужей предводитель,

Бывший из братьев один неженатый в жилище отцовом.

Сам же, во внутренний царского дома покой удаляся,

Лег на постели, перестланной мягко царицею, Нестор.

Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос;

405 С мягкой поднялся постели и Нестор, герой геренейский,

Вышед из спальни, он сел на обтесанных, гладких, широких

Камнях, у двери высокой служивших седалищем, белых,

Ярко сиявших, как будто помазанных маслом, на них же

Прежде Нелей восседал, многоумием богу подобный;

410 Но уж давно уведен был судьбой в обитель Аида.

Ныне ж на камнях Нелеевых Нестор воссел, скиптроносный

Пестун ахеян. К нему сыновья собралися, из спален

Вышед: Ехефрон, Персей, Стратион, и Аретос, и юный

Богу подобный красой Фрасимед; наконец и шестой к ним,

415 Младший из братьев пришел, Писистрат благородный. И рядом

С Нестором сесть приглашен был возлюбленный сын Одиссеев.

Речь обратил тут к собравшимся Нестор, герой геренейский:

«Милые дети, мое повеленье исполнить спешите:

Паче других преклонить я желаю на милость Афину,

420 Видимо, бывшую с нами на празднике бога великом.

В поле один за телицей беги, чтоб немедленно с поля

Выгнал ее к нам пастух, за стадами смотрящий; другой же

Должен на черный корабль Телемахов пойти и позвать к нам

Всех мореходных людей, там оставя лишь двух; напоследок

425 Третьим пусть будет немедленно златоискусник Лаэркос

Призван, чтоб золотом чистым рога изукрасить телице.

Прочие ж все оставайтесь при мне, повелевши рабыням

В доме устроить обед изобильный, расставить порядком

Стулья, дрова приготовить и светлой воды принести нам».

430 Так он сказал; все заботиться начали: с поля телицу

Скоро пригнали; пришли с корабля Телемаховы люди,

С ним переплывшие море; явился и златоискусник,

Нужный для ковки металлов принесши снаряд: наковальню,

Молот, клещи драгоценной отделки и все, чем обычно

435 Дело свое совершал он; пришла и богиня Афина

Жертву принять. Тут художнику Нестор, коней обуздатель,

Золота чистого дал; оковал им рога он телицы,

Тщася усердно, чтоб жертвенный дар был угоден богине.

Взяли телицу тогда за рога Стратион и Ехефрон;

440 Воду им руки умыть в обложенной цветами лохани

Вынес из дома Аретос, в другой же руке он с ячменем

Короб держал; подошел Фрасимед, ратоборец могучий,

С острым в руке топором, поразить изготовяся жертву;

Чашу подставил Персей. Тут Нестор, коней обуздатель,

445 Руки умывши, ячменем телицу осыпал и, бросив

Шерсти с ее головы на огонь, помолился Афине;

Следом за ним и другие с молитвой телицу ячменем

Так же осыпали. Несторов сын, Фрасимед многосильный,

Мышцы напрягши, ударил и, в шею глубоко вонзенный,

450 Жилы топор пересек; повалилась телица; вскричали

Дочери все, и невестки царевы, и с ними царица,

Кроткая сердцем, Клименова старшая дочь Евридика.

Те же телицу, приникшую к лону земли путеносной,

Подняли — разом зарезал ее Писистрат благородный.

455 После, когда истощилася черная кровь и не стало

Жизни в костях, разложивши на части ее, отделили

Бедра и сверху их (дважды обвивши, как следует, кости

Жиром) кровавого мяса кусками покрыли; все вместо

Нестор зажег на костре и вином оросил искрометным;

460 Те ж приступили, подставив ухваты с пятью остриями.

Бедра сожегши и сладкой утробы вкусив, остальное

Всё разрубили на части и стали на вертелах жарить,

Острые вертелы тихо в руках над огнем обращая.

Тою порой Телемах Поликастою, дочерью младшей

465 Нестора, был отведен для омытия в баню; когда же

Дева его и омыла, и чистым натерла елеем,

Легкий надевши хитон и богатой облекшись хламидой,

Вышел из бани он, богу лицом лучезарным подобный;

Место он занял близ Нестора, пастыря многих народов.

470 Те же, изжарив и с вертелов снявши хребтовое мясо,

Сели за вкусный обед, и заботливо начали слуги

Бегать, вино наливая в сосуды златые; когда же

Был удовольствован голод их сладким питьем и едою,

Нестор, герой геренейский, сказал сыновьям благородным:

475 «Дети, коней густогривых запрячь в колесницу немедля

Должно, чтоб мог Телемах по желанию в путь устремиться».

То повеление царское было исполнено скоро;

Двух густогривых коней запрягли в колесницу; в нее же

Ключница хлеб и вино на запас положила, с различной

480 Пищей, какая царям лишь, питомцам Зевеса, прилична.

Тут в колесницу блестящую стал Телемах благородный;

Рядом с ним Несторов сын Писистрат, предводитель народов,

Стал; натянувши могучей рукою бразды, он ударил

Сильным бичом по коням, и помчалися быстрые кони

485 Полем, и Пилос блистательный скоро исчез позади их.

Целый день мчалися кони, тряся колесничное дышло.

Солнце тем временем село, и все потемнели дороги.

Путники прибыли в Феру, где сын Ортилоха, Алфеем

Светлым рожденного, дом свой имел Диоклес благородный;

490 Дав у себя им ночлег, Диоклес угостил их радушно.

Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос.

Путники, снова в свою колесницу блестящую ставши,

Быстро на ней со двора через портик помчалися звонкий,

Часто коней погоняя, и кони скакали охотно.

495 Пышных равнин, изобильных пшеницей, достигнув, они там

Кончили путь, совершенный конями могучими быстро;

Солнце тем временем село, и все потемнели дороги.

Песнь четвертая
В царственный град Лакедемон, холмами объятый, прибывши,

К дому царя Менелая Атрида они обратились.

Пир он богатый давал многочисленным сродникам, свадьбу

Сына и дочери милыя празднуя в царском жилище.

5     К сыну губителя ратей Пелида[212 — Стих 5. Сын губителя ратей Пелида — Неоптолем.] свою посылал он

Дочь, уж давно с ним в троянской земле договор заключивши

Выдать ее за него, и теперь сочетали их боги;

Много ей дав колесниц и коней, молодую невесту

В град мирмидонский, где царствовал светлый жених, снарядил он.

10   В Спарте же дочь он Алектора выбрал невестой для сына,

Крепкого силой, прижитого им с молодою рабыней

В поздних годах, Мегапента. Елене ж детей не хотели

Боги с тех пор даровать, как желанная ей родилася

Дочь Гермиона, подобная дивной красой Афродите.

15   Шумно пируя в богато украшенных царских палатах,

Сродники все и друзья Менелая, великого славой,

Полны веселия были; на лире певец вдохновенный

Громко звучал перед ними, и два прыгуна, соглашая

С звонкою лирой прыжки, посреди их проворно скакали.

20   Тою порой Телемах благородный с младым Писистратом,

К царскому дому прибыв, на дворе из своей колесницы

Вышли; им встретился прежде других Этеон многочтимый,

Спальник проворный царя Менелая, великого славой.

С вестью о них по дворцу побежал он к владыке Атриду;

25   Близко к нему подошедши, он бросил крылатое слово:

«Царь Менелай, благородный питомец Зевеса, два гостя

Прибыли, два иноземца, конечно, из племени Дия.[213 — Стих 27. Племя Дия — то есть потомки Зевса и, следовательно, царского рода: цари любили вести свой род от богов.]

Что повелишь нам? Отпрячь ли их быстрых коней? Отказать ли

Им, чтоб они у других для себя угощенья искали?»

30   С гневом великим ему отвечал Менелай златовласый:

«Ты, Этеон, сын Воэфов, еще никогда малоумен

Не был, теперь же бессмысленно стал говорить, как младенец;

Сами не раз испытав гостелюбие в странствии нашем,

Мы напоследок покоимся дома, и Дий да положит

35   Бедствиям нашим конец. Отпрягите коней их; самих же

Странников к нам пригласить на семейственный пир наш обоих».

Так говорил Менелай. Этеон побежал, за собою

Следовать многим из царских проворных рабов повелевши.

Иго с ретивых коней, опененное потом, сложили;

40   К яслям в царевой конюшне голодных коней привязали;

В ясли же полбы насыпали, смешанной с ярким ячменем;

К светлой наружной стене прислонили потом колесницу.

Странники были в высокий дворец введены; озираясь,

Дому любезного Зевсу царя удивлялися оба:

45   Все лучезарно, как на небе светлое солнце иль месяц,

Было в палатах царя Менелая, великого славой.

Очи свои наконец удовольствовав сладостным зреньем,

Начали в гладких купальнях они омываться; когда же

Их и омыла, и чистым елеем натерла рабыня,

50   В тонких хитонах, облекшись в косматые мантии, оба

Рядом они с Менелаем властителем сели на стульях.

Тут поднесла на лохани серебряной руки умыть им

Полный студеной воды золотой рукомойник рабыня;

Гладкий потом пододвинула стол; на него положила

55   Хлеб домовитая ключница с разным съестным, из запаса

Выданным ею охотно; на блюдах, подняв их высоко,

Мяса различного крайчий принес и, его предложив им,

Кубки златые на браном столе перед ними поставил.

Сделав рукою приветствие, светлый сказал им хозяин:

60   «Пищи откушайте нашей, друзья, на здоровье; когда же

Свой утолите вы голод, спрошу я, какие вы люди?

В вас не увяла, я вижу, порода родителей ваших;

Оба, конечно, вы дети царей, порожденных Зевесом,

Скиптродержавных; подобные вам не от низких родятся».

65   Тут он им подал бычатины жареной кус, из почетной

Собственной части его отделивши своею рукою.

Подняли руки они к предложенной им пище и голод

Свой утолили роскошной едой и питьем изобильным.

Голову к спутнику тут приклонив, чтоб подслушать другие

70   Речи его не могли, прошептал Телемах осторожно:

«Несторов сын, мой возлюбленный друг, Писистрат благородный,

Видишь, как много здесь меди сияющей в звонких покоях;

Блещет все златом, сребром, янтарями, слонового костью;

Зевс лишь один на Олимпе имеет такую обитель;

75   Что за богатство! Как много всего! С изумленьем смотрю я».

Вслушался в тихую речь Телемаха Атрид златовласый;

Голос возвысив, обоим он бросил крылатое слово:

«Дети, нам, смертным, не можно равняться с владыкою Зевсом,

Ибо и дом и сокровища Зевса, как сам он, нетленны;

80   Люди ж иные поспорят богатством со мной, а иные

Нет; претерпевши немало, немало скитавшись, добра я

Много привез в кораблях, возвратясь на осьмой год в отчизну.

Видел я Кипр, посетил финикиян, достигнув Египта,

К черным проник эфиопам, гостил у сидонян, эрембов;

85   В Ливии был, наконец, где рогатыми агнцы родятся,

Где ежегодно три раза и козы и овцы кидают;

В той стороне и полей господин и пастух недостатка

В сыре и мясе и жирно-густом молоке не имеют;

Круглый там год изобильно бывают доимы коровы.

90   Той же порой, как в далеких землях я, сбирая богатства,

Странствовал, милый в отечестве брат мой погиб от убийцы

Тайно, никем не предвидено, хитрым предательством женским.

С тех пор и все уж мои мне сокровища стали постылы.

Но об этом, кто б ни были вы, уж конечно, отцы вам

95   Все рассказали… О, горестно было мне зреть истребленье

Дома, столь светлого прежде, столь славного многим богатством!

Рад бы остаться я с третью того, чем владею, лишь только б

Были те мужи на свете, которые в Трое пространной

Кончили жизнь, далеко от Аргоса, питателя коней.

100 Часто, их всех поминая, об них сокрушаясь и плача,

Здесь я сижу одиноко под кровлей домашней; порою

Горем о них услаждаю я сердце, порой забываю

Горе, понеже нас скоро холодная скорбь утомляет.

Но сколь ни сетую в сердце своем я, их всех поминая,

105 Мысль об одном наиболее губит мой сон и лишает

Пищи меня, поелику никто из ахеян столь много

Бедствий не встретил, как царь Одиссей; на труды и печали

Был он рожден; на мою же досталося часть сокрушаться,

Видя, как долго отсутствие длится его; мы не знаем,

110 Жив ли он, умер ли; плачет о нем безутешный родитель

Старец Лаэрт, с Пенелопой разумной, с младым Телемахом,

Бывшим еще в пеленах при его удаленье из дома».

Так он сказав, неумышленно скорбь пробудил в Телемахе.

Крупная пала с ресницы сыновней слеза при отцовом

115 Имени; в обе схвативши пурпурную мантию руки,

Ею глаза он закрыл; то увидя, Атрид догадался;

Долго, рассудком и сердцем колеблясь, не знал он, что делать:

Ждать ли, чтоб сам говорить о родителе юноша начал,

Или вопросами выведать все от него понемногу?

120 Тою порой, как рассудком и сердцем колеблясь, молчал он,

К ним из своих благовонных, высоких покоев Елена

Вышла, подобная светлой с копьем золотым Артемиде.

Кресла богатой работы подвинула сесть ей Адреста;

Мягкий ковер шерстяной положила ей в ноги Алкиппа;

125 Фило пришла с драгоценной корзиной серебряной, даром

Умной Алькандры, супруги Полиба, в египетских Фивах

Жившего, много сокровищ имея в обители пышной.

Две сребролитные дал он Атриду купальни и с ними

Два троеножных сосуда и золотом десять талантов;

130 Также царице Елене супруга его подарила

Прялку златую с корзиной овальной; была та корзина

Вся из сребра, но края золотые; и эту корзину

Фило, пришедши, поставила подле царицы Елены,

Полную пряжи сученой; на ней же лежала и прялка

135 С шерстью волнистой пурпурного цвета. На креслах Елена

Села, прекрасные ноги свои на скамью протянувши.

Сев, с любопытством она у царя Менелая спросила:

«Мог ли узнать ты, Атрид благородный, питомец Зевеса,

Кто иноземные гости, наш дом посетившие ныне?

140 Я же скажу — справедливо ли, нет ли, не знаю, — но сердце

Нудит сказать, что еще никогда (с изумленьем смотрю я)

Мне ни в жене не случалось, ни в муже подобного встретить

Сходства, какое наш гость с Телемахом, царя Одиссея

Сыном, имеет; младенцем его Одиссей благородный

145 Дома оставил, когда за меня, недостойную, все вы,

Мужи ахейские, в Трою пошли истребительной ратью».

Царь Менелай отвечал благородной царице Елене:

«Что ты, жена, говоришь, то и я нахожу справедливым.

Дивное сходство! Такие же ноги, такие же руки,

150 То же в глазах выражение, та ж голова и такие ж

Кудри густые на ней; а когда, помянув Одиссея,

Стал говорить я о бедствиях, им за меня претерпенных,

Пала с ресницы его, я заметил, слеза, и, схвативши

В обе пурпурную мантию руки, он ею закрылся».

155 Тут Писистрат благородный сказал Менелаю Атриду:

«Царь многославный, Атрид, богоизбранный пастырь народов,

Спутник мой подлинно сын Одиссеев, как думаешь сам ты;

Но, осторожный и скромный, он мнит, что ему неприлично,

Вас посетивши впервые, себя выставлять в разговоре

160 Смелом с тобою, пленяющим всех нас божественной речью.

Старец, родитель мой, Нестор его повелел в Лакедемон

Мне проводить; у тебя ж он затем, чтоб ему благосклонно

Дать наставление ты соизволил: что делать? Немало

Горя бывает в родительском доме для сына, когда он

165 Розно с отцом, не имея друзей, сиротствует, как ныне

Сын Одиссеев: отец благородный далеко; в народе ж

Нет никого, кто б ему от гонений помог защититься».

Царь Менелай, отвечая, сказал Писистрату младому:

«Боги! Так подлинно сын несказанно мне милого друга,

170 Столько тревог за меня претерпевшего, дом посетил мой.

Я ж самого Одиссея отличнее прочих ахеян

Встретить надеждой ласкался, когда б в кораблях быстроходных

Путь нам домой по волнам отворил громовержец Кронион;

Град бы в Аргосе ему я построил с дворцом для жилища;

175 Взял бы его самого из Итаки с богатствами, с сыном,

С целым народом; и область для них бы очистил, моими

Близко людьми населенную, мой признающую скипетр;

Часто видались тогда бы, соседствуя, мы, и ничто бы

Нас разлучить не могло, веселящихся, дружных, до злого

180 Часа, в который бы скрыло нас черное облако смерти.

Но столь великого блага нам дать не хотел непреклонный

Бог, запретивший ему, несчастливцу, возврат вожделенный».

Так говоря, неумышленно всех Менелай опечалил;

Громко Елена Аргивская, Диева дочь, зарыдала;

185 Сын Одиссеев заплакал, и с ними Атрид прослезился;

Плача не мог удержать и младой Писистрат: он о брате

Вспомнил, о брате своем Антилохе прекрасном, который

Был умерщвлен лучезарной Денницы возлюбленным сыном.

Вспомнив о брате, Атриду он бросил крылатое слово:

190 «Подлинно, царь Менелай, ты разумнее всех земнородных.

Так говорит и отец престарелый наш Нестор, когда мы

Дома в семейных беседах своих о тебе вспоминаем.

Ныне ж послушайся, царь многоумный, меня; не люблю я

Слез за вечерней трапезою — скоро подымется Эос,

195 В раннем тумане рожденная. Мне же отнюдь не противен

Плач о возлюбленных мертвых, постигнутых общей судьбиной;

Нам, земнородным страдальцам, одна здесь надежная почесть:

Слезы с ланит и отрезанный локон волос на могиле.

Брата утратил и я; не последний меж бранных аргивян

200 Был он; его ты, конечно, видал; а со мной никогда здесь

Он не встречался; его я не знал; но от всех был отличен,

Слышали мы, он и легкостью ног, и отважностью в битвах».

Царь Менелай златовласый ответствовал так Писистрату:

«Друг, основательно то, что сказал ты; один лишь разумный

205 Муж и годами старейший тебя говорить так способен.

Вижу из слов я твоих, что отца своего ты достойный

Сын; без труда познается порода мужей, для которых

Счастье и в браке и в племени их уготовал Кронион;

Так постоянно и Нестору он золотые свивает

210 Годы, чтоб весело в доме своем он старел, окруженный

Бодрой семьей сыновей, и разумных, и с копьями первых.

Мы же, печаль отложив и отерши пролитые слезы,

Снова начнем пировать; для умытия рук подадут нам

Светлой воды, а наутро опять разговор с Теламахом

215 Я заведу, и окончим мы завтра начатое ныне».

Так он сказал, и умыться им подал воды Асфалион,

Спальник проворный царя Менелая, великого славой.

Подняли руки они к предложенной им лакомой пище.

Умная мысль пробудилась тогда в благородной Елене:

220 В чаши она круговые подлить вознамерилась соку,

Гореусладного, миротворящего, сердцу забвенье

Бедствий дающего; тот, кто вина выпивал, с благотворным

Слитого соком, был весел весь день и не мог бы заплакать,

Если б и мать и отца неожиданной смертью утратил,

225 Если б нечаянно брата лишился иль милого сына,

Вдруг пред очами его пораженного бранною медью.

Диева светлая дочь обладала тем соком чудесным;

Щедро в Египте ее Полидамна, супруга Фоона,

Им наделила; земля там богатообильная много

230 Злаков рождает и добрых, целебных, и злых, ядовитых;

Каждый в народе там врач, превышающий знаньем глубоким

Прочих людей, поелику там все из Пеанова рода.[214 — Стих 232. …там все из Пеанова рода. — Египтяне славятся знанием трав, потому что все они — потомки Пеана, гомеровского бога врачевания.]

Соку в вино подмешав и вино разнести повелевши,

Стала царица Елена беседовать снова с гостями:

235 «Царь Менелай благородный, питомец Зевеса, и все вы,

Дети отцов знаменитых, различное людям различным,

Злое и доброе, Дий посылает, все Дию возможно.

Радуйтесь ныне, сидя за трапезой вечерней и сладким

Сердце свое веселя разговором; а я о бывалом

240 Вам расскажу — хоть всего рассказать и припомнить нельзя мне, —

Как Одиссей, непреклонный в бедах, подвизался, и что он,

Дерзко-решительный муж, наконец предприял и исполнил

В крае троянском, где много вы бед претерпели, ахейцы.

Тело свое беспощадно иссекши бичом недостойным,

245 Рубищем бедным покрывши плеча, как невольник, вошел он

В полный сияющих улиц народа враждебного город;[215 — Стих 246. Город — Троя.]

Образ принявши чужой, он в разодранном платье казался

Нищим, каким никогда меж ахеян его не видали.

Так посреди он троян укрывался; без смысла, как дети,

250 Были они; я одна догадалася, кто он; вопросы

Стала ему предлагать я — он хитро от них уклонился;

Но когда, и омывши его, и натерши елеем,

Платье на плечи ему возложила я с клятвой великой:

Тайны его никому не открыть в Илионе враждебном

255 Прежде его возвращения в стан к кораблям крутобоким,

Всё мне о замысле хитром ахеян тогда рассказал он.

Многих троян длинноострою медью меча умертвивши,

Выведал в городе все он и в стан невредим возвратился.

Многие вдовы троянские громко рыдали, в моем же

260 Сердце веселие было: давно уж стремилось в родную

Землю оно, и давно я скорбела, виной Афродиты

Вольно ушедшая в Трою из милого края отчизны,

Где я покинула брачное ложе, и дочь, и супруга,

Столь одаренного светлым умом и лица красотою».

265 Царь Менелай отвечал благородной царице Елене:

«Истинно то, что, жена, рассказала ты нам о бывалом;

Случай имел я узнать помышленья, поступки и нравы

Многих людей благородных, и много земель посетил я,

Но никогда и нигде мне досель человек, Одиссею,

270 Твердому в бедствиях мужу, подобный, еще не встречался.

Вот что, могучий, он там наконец предпринял и исполнил.

В чреве глубоком коня (где ахейцы избранные были

Скрыты) погибельный ков и убийство врагам приготовив;

К нам ты тогда подошла — по внушению злому, конечно,

275 Демона, дать замышлявшего славу враждебным троянам, —

Вслед за тобою туда же пришел Деифоб благородный;

Трижды громаду ты с ним обошла и, отвсюду ощупав

Ребра ее, начала вызывать поимейно аргивян,

Голосу наших возлюбленных жен подражая искусно.

280 Мне ж с Диомедом и с бодрым царем Одиссеем, сокрытым

В темной утробе громады, знакомые слышались звуки.

Вдруг пробудилось желанье во мне и в Тидеевом сыне

Выйти наружу иль громко тебе извнутри отозваться;

Но Одиссей опрометчивых нас удержал; остальные ж,

285 В чреве коня притаяся, глубоко молчали ахейцы.

Только один Антиклес на призыв твой подать порывался

Голос; но царь Одиссей, многосильной рукою зажавши

Рот безрассудному, тем от погибели всех нас избавил;

С ним он боролся, пока не ушла ты по воле Афины».

290 Тут Менелаю сказал рассудительный сын Одиссеев:

«Царь благородный Атрид, богоизбранный пастырь народов,

Вдвое прискорбней, что он не избег от губящего рока;

Было ли в пользу ему, что имел он железное сердце?..

Время, однако, уж нам о постелях подумать, чтоб, сладко

295 В сон погрузившись, на них успокоить усталые члены».

Так он сказал, и Елена велела немедля рабыням

В сенях кровати поставить, постлать тюфяки на кровати,

Пышнопурпурные сверху ковры положить, на ковры же

Мягким покровом для тела косматые мантии бросить.

300 Факелы взявши, пошли из столовой рабыни; когда же

Все приготовлено было гостям, проводил их глашатай;

В сенях легли на постелях и скоро покойно заснули

Сын Одиссеев и спутник его Писистрат благородный.

Скоро во внутренней спальне заснул и Атрид златовласый,

305 Подле царицы Елены, покрытой одеждою длинной.

Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос;

Ложе покинул и царь Менелай, вызыватель в сраженье;

Платье надев, изощренный свой меч на плечо он повесил;

После, подошвы красивые к светлым ногам привязавши,

310 Вышел из спальни, лицом лучезарному богу подобный.

Сев к Телемаху, его он поздравствовал; после спросил он:

«Что побудило тебя по хребту беспредельного моря

В царственный град Лакедемон прибыть, Телемах благородный?

Нужда какая? Своя иль народная? Правду скажи мне».

315 Сын Одиссеев возлюбленный так отвечал Менелаю:

«Царь многославный, Атрид, богоизбранный пастырь народов,

Здесь я затем, чтоб узнать от тебя о судьбе Одиссея.

Гибнет мое достоянье, мои разоряются земли,

Дом мой во власти грабителей жадных, безжалостно бьющих

320 Мелкий наш скот и быков криворогих и медленноходных;

Мать Пенелопу они сватовством неотступным терзают.

Я же колена твои обнимаю, чтоб ты благосклонно

Участь отца моего мне открыл, объявив, что своими

Видел глазами иль что от какого случайно услышал

325 Странника. Матерью был он рожден на беды и на горе.

Ты же, меня не щадя и из жалости слов не смягчая,

Все расскажи мне подробно, чему ты был сам очевидец.

Если же чем для тебя мой отец Одиссей благородный,

Словом ли, делом ли, мог быть полезен в те дни, как с тобою

330 В Трое он был, где столь много вы бед претерпели, ахейцы,

Вспомни об этом теперь и поистине все расскажи мне».

С гневом великим воскликнул Атрид Менелай златовласый:

«О, безрассудные! Мужа могучего брачное ложе,

Сами бессильные, мыслят они захватить произвольно!

335 Если бы в темном лесу у великого льва в логовище

Лань однодневных, сосущих птенцов положила, сама же

Стала б по горным лесам, по глубоким, травою обильным

Долам бродить и обратно бы лев прибежал в логовище —

Разом бы страшная участь птенцов беспомощных постигла;

340 Страшная участь постигнет и их от руки Одиссея.

Если б, — о Дий громовержец! о Феб Аполлон! о Афина! —

В виде таком, как в Лесбосе, обильно людьми населенном,

Где, с силачом Филомиледом выступив в бой рукопашный,

Он опрокинул врага на великую радость ахейцам, —

345 Если бы в виде таком женихам Одиссей вдруг явился,

Сделался б брак им, судьбой неизбежной постигнутым, горек.

То же, о чем ты, меня вопрошая, услышать желаешь,

Я расскажу откровенно, и мною обманут не будешь;

Что самому возвестил мне морской проницательный старец,

350 То и тебе я открою, чтоб мог ты всю истину ведать.

Всё еще боги в отечество милое мне из Египта

Путь заграждали: обещанной я не свершил гекатомбы;

Боги же требуют строго, чтоб были мы верны обетам.

На море шумно-широком находится остров, лежащий

355 Против Египта; его именуют там жители Фарос;

Он от брегов на таком расстоянье, какое удобно

В день с благовеющим ветром попутным корабль пробегает.

Пристань находится верная там, из которой большие

В море выходят суда, запасенные темной водою.

360 Двадцать там дней я промедлил по воле богов, и ни разу

С берега мне не подул благосклонный отплытию ветер,

Спутник желанный пловцам по хребту многоводного моря.

Мы уж истратили все путевые запасы и люди

Бодрость теряли, как, сжалясь над нами, спасла нас богиня,

365 Хитрого старца морского[216 — Стих 365. Хитрого старца морского — то есть Протея.] цветущая дочь Эйдофея.

Сердцем она преклонилась ко мне, повстречавшись со мною,

Шедшим печально стезей одинокой, товарищей бросив:

Розно бродили они по зыбучему взморью и рыбу

Остросогбенными крючьями удили — голод терзал их.[217 — Стихи 368–369. …и рыбу… крючьями удили — голод терзал их. — Гомеровские герои питаются исключительно мясом, употребляя в пищу рыбу лишь в случае голода; поэтому писатели в эпоху поздней античности, когда рыба считалась особым лакомством, ссылались на героев Гомера, как на пример воздержанности.]

370 С ласковым видом ко мне подошедши, сказала богиня:

«Что же ты, странник? Дитя ль неразумное? Сердцем ли робок?

Лень ли тобой овладела? Иль сам ты своим веселишься

Горем, что долго так медлишь на острове нашем, не зная,

Что предпринять, и сопутников всех повергая в унылость?»

375 Так говорила богиня, и так, отвечая, сказал я:

«Кто б ни была ты, богиня, всю правду тебе я открою:

Нехотя здесь я в бездействии медлю; быть может, нанес я

Чем оскорбленье богам, беспредельного неба владыкам.

Ты же скажи мне (все ведать должны вы, могучие боги),

380 Кто из бессмертных, меня оковав, запретил мне возвратный

Путь по хребту многоводного, рыбообильного моря?»

Так вопросил я, и так, отвечая, сказала богиня:

«Все объявлю откровенно, чтоб мог ты всю истину ведать;

Здесь пребывает издавна морской проницательный старец,

385 Равный бессмертным Протей, египтянин, изведавший моря

Все глубины и царя Посейдона державе подвластный;

Он, говорят, мой отец, от которого я родилася.

Если б какое ты средство нашел овладеть им внезапно,

Все б он открыл: и дорогу, и долог ли путь, и успешно ль

390 Рыбообильного моря путем ты домой возвратишься?

Если ж захочешь, божественный, скажет тебе и о том он,

Что у тебя и худого и доброго дома случилось

С тех пор, как странствуешь ты по морям бесприютно-пустынным».

Так говорила богиня, и так, отвечая, сказал я:

395 «Нас ты сама научи овладеть хитромысленным старцем

Так, чтоб не мог наперед он намеренье наше проникнуть:

Трудно весьма одолеть человеку могучего бога».

Так говорил я, и так, отвечая, сказала богиня:

«Все объявлю откровенно, чтоб мог ты всю истину ведать;

400 Здесь ежедневно, лишь Гелиос неба пройдет половину,

В веянье ветра, с великим волнением темныя влаги,

Вод глубину покидает морской проницательный старец;

Вышед из волн, отдыхать он ложится в пещере глубокой;

Вкруг тюлени хвостоногие, дети младой Алосинды,

405 Стаей ложатся, и спят, и, покрытые тиной соленой,

Смрад отвратительный моря на всю разливают окрестность.

Только что явится Эос, я место найду, где удобно

Спрячешься ты посреди тюленей; но товарищам сильным

Трем повели за собою прийти с кораблей крутобоких.

410 Я же тебе расскажу о волшебствах коварного старца:

Прежде всего тюленей он считать и осматривать станет;

Их осмотрев и сочтя по пяти, напоследок и сам он

Ляжет меж ними, как пастырь меж стада, и в сон погрузится.

Вы же, увидя, что лег и что в сон погрузился он, силы

415 Все соберите и им овладейте; жестоко начнет он

Биться и рваться — из рук вы его не пускайте; тогда он

Разные виды начнет принимать и являться вам станет

Всем, что ползет по земле, и водою и пламенем жгучим;

Вы ж, не робея, тем крепче его, тем сильнее держите.

420 Но, как скоро тебе человеческий голос подаст он,

Снова принявши тот образ, в каком он заснул, — вы немедля

Бросьте его; и тогда, благородному старцу свободу

Давши, спроси ты, какой из богов раздражен и успешно ль

Рыбообильного моря путем ты домой возвратишься?»

425 Кончив, она погрузилась в морское глубокое лоно.

Я же пошел к кораблям, на песке неподвижно стоявшим,

Многими, сердце мое волновавшими, мыслями полный;

К морю пришед и к моим кораблям, на вечернюю пищу

Собрал людей я; божественно-темная ночь наступила;

430 Все мы заснули под говором волн, ударяющих в берег.

Встала из мрака младая с перстами багряными Эос;

Вдоль по отлогому влажно-песчаному брегу, с молитвой

Прежде колена склонив пред богами, пошел я; со мною

Были три спутника сильных, на всякое дело отважных.

435 Тою порой, погрузившись в глубокое море, четыре

Кожи тюленьи из вод принесла нам богиня; недавно

Содраны были они. Чтоб отца обмануть, на песчаном

Береге ямы она приготовила нам и сидела,

Нас ожидая. Немедля все четверо к ней подошли мы.

440 В ямы уклавши и кожами сверху покрыв нас, богиня

Там повелела нам ждать, притаясь; нестерпимо нас мучил

Смрад тюленей, напитавшихся горечью влаги соленой, —

Сносно ль меж чудами моря живому лежать человеку?

Но Эйдофея беде помогла и страдание наше

445 Кончила, ноздри амброзией нам благовонной помазав:

Был во мгновение запах чудовищ морских уничтожен.

Целое утро с мучительной мы пролежали тоскою.

Стаею вышли из вод наконец тюлени и рядами

Друг подле друга вдоль шумного берега все улеглися.

450 В полдень же с моря поднялся и старец. Своих тюленей он

Жирных увидя, пошел к ним, и начал считать их, и первых

Счел меж своими подводными чудами нас, не проникнув

Тайного кова; и сам напоследок меж ними улегся.

Кинувшись с криком на сонного, сильной рукою все вместе

455 Мы обхватили его; но старик не забыл чародейства;

Вдруг он в свирепого с гривой огромною льва обратился;

После предстал нам драконом, пантерою, вепрем великим,

Быстротекучей водою и деревом густовершинным;

Мы, не робея, тем крепче его, тем упорней держали.

460 Он напоследок, увидя, что все чародейства напрасны,

Сделался тих и ко мне наконец обратился с вопросом:

«Кто из бессмертных тебе указал, Менелай благородный,

Средство обманом меня пересилить? Чего ты желаешь?»

Так он спросил у меня, и, ему отвечая, сказал я:

465 «Старец, тебе уж известно (зачем притворяться?), что медлю

Здесь я давно поневоле, не зная, на что мне решиться,

Сердцем тревожась и спутников всех повергая в унылость.

Лучше скажи мне (все ведать должны вы, могучие боги),

Кто из бессмертных, меня оковав, запретил мне возвратный

470 Путь по хребту многоводного, рыбообильного моря?»

Так у него я спросил, и, ответствуя, так мне сказал он:

«Должен бы Зевсу владыке и прочим богам гекатомбу

Ты, с кораблями пускаяся в путь, совершить, чтоб скорее,

Темное море измерив, в отчизну свою возвратиться.

475 Знай, что тебе суждено не видать ни возлюбленных ближних

В светлом жилище своем, ни желанного края отчизны

Прежде, пока ты к бегущему с неба потоку Египту[218 — Стих 477. …бегущему с неба потоку Египту — Нилу, питаемому дождями.]

Вновь не придешь и обещанной там не свершишь гекатомбы

Зевсу и прочим богам, беспредельного неба владыкам.

480 Иначе боги увидеть отчизну тебе не дозволят».

Так он сказал, и во мне растерзалося милое сердце:

Было мне страшно, предавшись тревогам туманного моря,

Вновь продолжительно-трудным путем возвращаться в Египет.

Так напоследок, ответствуя, хитрому старцу сказал я:

485 «Что повелел ты, божественный старец, то все я исполню;

Ты же теперь объяви, ничего от меня не скрывая:

Все ль в кораблях невредимы ахейцы, с которыми в Трое

Мы разлучилися, Нестор и я, возвратились в отчизну?

Кто злополучный из них на дороге погиб с кораблями?

490 Кто на руках у друзей, перенесши тревоги, скончался?»

Так я спросил у него, и, ответствуя, так мне сказал он:

«Царь Менелай! Не к добру ты меня вопрошаешь, и лучше б

Было тебе и не знать и меня не расспрашивать: горько

Плакать ты будешь, когда обо всем расскажу я подробно.

495 Многих уж нет; но и живы осталися многие; двум лишь

Только вождям меднолатных аргивян домой возвратиться

Смерть запретила (кто пал на сраженье, то ведаешь сам ты);

Третий живой средь пустынного моря в неволе крушится.

С длинновесельными в бурю морскую погиб кораблями

500 Сын Оилеев Аякс; Посейдон их к великой Гирейской

Бросил скале; самого же Аякса из вод он исторгнул;

Спасся б от гибели он вопреки раздраженной Афине,

Если б в безумстве изречь не дерзнул святотатного слова:

Он похвалился, что против богов избежит потопленья.

505 Дерзкое слово царем Посейдоном услышано было;

Сильной рукой он во гневе схватил свой ужасный трезубец,

Им по Гирейскей ударил скале, и скала раздвоилась;

Часть устояла; кусками рассыпавшись, в море другая

Рухнула вместе с висевшим на ней святотатным Аяксом;

510 С нею и он погрузился в широкошумящее море;

Так он погиб, злополучный, упившись соленою влагой.

Брат твой сначала судьбы избежал: невредимо ко брегу

Он с кораблями достиг, сохраненный владычицей Герой.

Но тогда, как в виду неприступных утесов Малеи

515 Был он, внезапно воздвигнулась буря, и рыбообильным

Морем его, вопиющего жалобно, к крайним пределам

Области бросило той, где Фиест обитал[219 — Стих 517. Области… где Фиест обитал — остров Кифера; излагаемый здесь вариант мифа об убийстве Агамемнона отличается от варианта, согласно которому в преступлении принимала участие Клитемнестра.] и где после

Царское было жилище Фиестова сына, Эгиста.

Скоро, однако, опять успокоилось море, и боги

520 Ветер попутный им дали: в отечество их проводил он.

Радостно вождь Агамемнон ступил на родительский берег.

Стал целовать он отечество милое; снова увидя

Землю желанную, пролил обильно он теплые слезы.

Но издалека с подзорной стоянки увидел Атрида

525 Сторож, Эгистом поставленный (злое замысля, ему он

Дать обещал два таланта); и там наблюдал он уж целый

Год, чтоб Атрид не застал их врасплох, возвратяся внезапно.

С вестью о нем роковой побежал он в жилище Эгиста.

Ков смертоносный тогда хитроумный Эгист приготовил:

530 Двадцать отважных мужей из народа немедля он выбрав,

Скрыл их близ дома, где был приготовлен обед изобильный;

Взяв колесницы с конями, к царю он Атриду навстречу

С ласковым зовом пошел, замышляя недоброе в сердце;

Введши его, подозрению чуждого, в дом, на веселом

535 Пире его он убил, как быка убивают при яслях;

Люди, с Атридом пришедшие, все до единого пали,

Но и Эгистовы с ними сообщники также погибли».

Так он сказал, и во мне растерзалося милое сердце:

Горько заплакав, упал я на землю; мне стала противна

540 Жизнь, и на солнечный свет поглядеть не хотел я, и долго

Плакал, и долго лежал на земле, безутешно рыдая.

Но напоследок сказал мне морской проницательный старец:

«Царь Менелай, сокрушать столь жестоко себя ты не должен;

Слезы твои ничему не помогут: а лучше подумай,

545 Как бы тебе самому возвратиться скорее в отчизну.

Или застанешь его ты живого, иль будет Орестом

Он уж убит; ты тогда подоспеешь к его погребенью».

Так он сказал, ободрился мой дух, и могучее снова

Сердце мое, несмотря на великую скорбь, оживилось.

550 Голос возвысив, я бросил Протею крылатое слово:

«Знаю теперь о двоих; объяви же, кто третий, который,

Морем объятый, живой, говоришь ты, в неволе крушится?

Или уж нет и его? Сколь ни горько, но слушать готов я».

Так я Протея спросил, и, ответствуя, так мне сказал он:

555 «Это Лаэртов божественный сын, обладатель Итаки.

Видел его я на острове, льющего слезы обильно

В светлом жилище Калипсо, богини богинь, произвольно

Им овладевшей; и путь для него уничтожен возвратный:

Нет корабля, ни людей мореходных, с которыми мог бы

560 Он безопасно пройти по хребту многоводного моря.

Но для тебя, Менелай, приготовили боги иное:

Ты не умрешь и не встретишь судьбы в многоконном Аргосе;

Ты за пределы земли, на поля Елисейские будешь

Послан богами — туда, где живет Радамант златовласый

565 (Где пробегают светло беспечальные дни человека,

Где ни метелей, ни ливней, ни хладов зимы не бывает;

Где сладкошумно летающий веет Зефир, Океаном

С легкой прохладой туда посылаемый людям блаженным),

Ибо супруг ты Елены и зять громовержца Зевеса»[220 — Стих 569. Зять громовержца Зевеса. — Елена, жена Менелая, была дочерью спартанской царицы Леды и Зевса, соединившегося с ней в образе лебедя.].

570 Так он сказав, погрузился в морское глубокое лоно.

Я же с друзьями отважными вновь к кораблям возвратился,

Многими, сердце мое волновавшими, мыслями полный;

К морю пришед и к моим кораблям, на вечернюю пищу

Собрал людей я; божественно-темная ночь наступила;

575 Все мы заснули под говором волн, ударяющих в берег.

Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос;

Сдвинули с берега мы корабли на священное море;

Мачты подняв и развив паруса, на судах собралися

Все мореходные люди и, севши у весел на лавках,

580 Разом могучими веслами вспенили темные воды.

Снова направил к бегущему с неба потоку Египту

Я корабли и успешно на бреге его совершил гекатомбу;

После ж, когда примирил я богов, совершив гекатомбу,

Холм гробовой Агамемнону брату на вечную память

585 Там я насыпал; и поплыли мы, и послали попутный

Ветер нам боги; в отечество милое нас проводил он.

Ты ж, Телемах, у меня погостишь и отсель не поедешь

Прежде, пока не свершится одиннадцать дней иль двенадцать;

После тебя отпущу с дорогими подарками; дам я

590 Трех быстроногих коней с колесницей блестящей и с ними

Редкой работы кувшин, из которого будешь вседневно

Ты, поминая меня, пред богами творить возлиянье».

«Царь Менелай, — отвечал рассудительный сын Одиссеев, —

Долго меня не держи, тороплюся домой я безмерно;

595 Здесь у тебя я с великою радостью мог бы и целый

Год провести, не подумав в отчизну к родным возвратиться,

Так несказанно твои разговоры и речи пленяют

Душу мою; но сопутники в Пилосе ждут с нетерпеньем

Ныне меня: ты ж, напротив, желаешь, чтоб здесь я промедлил.

600 Дай мне в подарок такое, что мог бы удобно хранить я

Дома; коней же в Итаку мне взять невозможно: оставь их

Здесь утешеньем себе самому; ты владеешь землею

Тучных равнин, где родится обильно и лотос и галгант

С яркой пшеницей, и полбой, и густо цветущим ячменем.

605 Мы ж ни широких полей, ни лугов не имеем в Итаке;

Горные пажити наши для коз, не для коней привольны;

Редко лугами богат и коням легконогим приютен

Остров, объятый волнами; Итака же менее прочих».

Он замолчал. Улыбнулся Атрид, вызыватель в сраженье;

610 Ласково щеки ему потрепавши рукою, сказал он:

«Вижу из слов я твоих, что твоя благородна порода,

Сын мой; но вместо коней я могу подарить и другое,

Это легко мне; из многих сокровищ, которыми дом мой

Полон, я самое редкое, лучшее выберу ныне;

615 Дам пировую кратеру богатую; эта кратера

Вся из сребра, но края золотые, искусной работы

Бога Гефеста; ее подарил мне Федим благородный,

Царь сидонян, в то время, когда, возвращаясь в отчизну,

В доме его я гостил, и ее от меня ты получишь».

620 Так говорили о многом они, беседуя сладко.

В доме царя собралися тем временем званые гости,

Коз и овец приведя и вина дорогого принесши

(Хлеб же прислали их жены, ходящие в светлых повязках).

Так все готовилось к пиру в высоких палатах Атрида.

625 Тою порой женихи в Одиссеевом доме бросаньем

Дисков и дротиков острых себя забавляли, собравшись

Все на мощеном дворе, где бывали их буйные игры.

Но Антиной с Евримахом прекрасным сидели особо,

Прочих вожди, перед всеми отличные мужеской силой.

630 Фрониев сын Ноемон, подошед к ним, сидевшим особо,

Слово такое сказал, обратясь к Антиною с вопросом:

«Может ли кто мне из вас, Антиной, объявить, иль не может,

Скоро ль назад Телемах из песчаного Пилоса будет?

Взят у меня им корабль — самому мне он надобен ныне:

635 Плыть мне в Элиду широкополянную нужно; двенадцать

Там у меня кобылиц и табун лошаков работящих;

Дикие все; я хотел бы поймать одного, чтоб объездить».

Так он сказал; женихи изумились; войти не могло им

В мысли, чтоб был он в Нелеевом Пилосе; мнили, напротив,

640 Все, что ушел он иль в поле к стадам, иль к своим свинопасам.

Строго тогда Антиной, сын Евпейтов, спросил Ноемона:

«Все объяви нам по правде: когда он уехал? Какие

Были с ним люди? Свободные ль, взятые им из народа?

Или наемники? Или рабы? Как успел он то сделать?

645 Также скажи откровенно, чтоб истину ведать могли мы:

Силою ль взял у тебя он корабль быстроходный иль сам ты

Отдал его произвольно, как скоро о том попросил он?»

Фрониев сын Ноемон, отвечая, сказал Антиною:

«Отдал я сам произвольно, и всякий другой поступил бы

650 Так же, когда бы к нему обратился такой огорченный

С просьбою муж — ни один бы ему отказать не помыслил.

Люди ж, им взятые, все молодые, из самых отличных

Выбраны граждан; и их предводителем был, я заметил,

Ментор иль кто из бессмертных, облекшийся в Менторов образ:

655 Ибо я был изумлен несказанно — божественный Ментор

Встретился здесь мне вчера, хоть и сел на корабль он с другими».

Так он сказавши, пошел, чтоб к родителю в дом возвратиться.

Но Антиной с Евримахом исполнены были тревоги;

Бросив игру, женихи собралися и сели кругом их.

660 К ним обратяся, сказал Антиной, сын Евпейтов, кипящий

Гневом, — и грудь у него подымалась, теснимая черной

Злобой, и очи его, как огонь пламенеющий, рдели:

«Горе нам! Дело великое сделал, так смело пустившись

В путь, Телемах; от него мы подобной отваги не ждали:

665 Нам вопреки, он, ребенок, отсюда ушел самовольно,

Прочный добывши корабль и отличнейших взяв из народа.

Будет вперед нам и зло и беда от него. Но погибни

Сам от Зевеса он прежде, чем бедствие наше созреет!

Вы ж мне корабль с двадцатью снарядите гребцами, чтоб мог я,

670 В море за ним устремившись, его на возвратной дороге

Между Итакой и Замом крутым подстеречь, чтоб в погибель

Плаванье вслед за отцом для него самого обратилось».

Так он сказал, изъявили свое одобренье другие.

Вставши, все вместе они возвратилися в дом Одиссеев.

675 Но Пенелопа недолго в незнанье осталась о хитром

Буйных ее женихов заговоре на жизнь Телемаха;

Все ей Медонт, благородный глашатай, открыл: недалеко

Был он, когда совещались они, и подслушал их речи.

С вестью немедленно он по дворцу побежал к Пенелопе.

680 Встретив его на пороге своем, Пенелопа спросила:

«С чем ты, Медонт, женихами сюда благородными прислан?

С тем ли, чтоб мне объявить, что рабыням царя Одиссея

Должно, оставив работы, обед им скорей приготовить?

О, когда бы они от меня отступились! Когда бы

685 Это их пиршество было последним в обители нашей!

Вы, разорители нашего дома, губящие жадно

Все достояние в нем Телемахово, или ни разу

В детских вам летах от ваших разумных отцов не случалось

Слышать, каков Одиссей был в своем обхождении с ними,

690 Как никому не нанес он ни словом, ни делом обиды

В целом народе; хотя многосильным царям и обычно

Тех из людей земнородных любить, а других ненавидеть,

Но от него не видал оскорбленья никто из живущих.

Здесь же лишь ваше бесстыдство, лишь буйные ваши поступки

695 Видны; а быть за добро благодарными вам неуместно».

Умные мысли имея, Медонт отвечал Пенелопе:

«О царица, когда бы лишь в этом все зло заключалось!

Но женихи величайшей, ужаснейшей нам угрожают

Ныне бедой — да успеха не даст им Зевес громовержец!

700 Острым мечом замышляют они умертвить Телемаха,

Выждав его на возвратном пути: о родителе сведать

Поплыл он в Пилос божественный, в царственный град Лакедемон».

Так он сказал: задрожали колена и сердце у бедной

Матери; долго была бессловесна она, и слезами

705 Очи ее затмевались, и ей не покорствовал голос.

С духом собравшись, она наконец, отвечая, сказала:

«Что удалиться, Медонт, побудило дитя мое? Нужно ль

Было вверяться ему кораблям, водяными конями

Быстро носящим людей мореходных по влаге пространной?

710 Иль захотел он, чтоб в людях и имя его истребилось?»

Выслушав слово ее, благородный Медонт отвечал ей:

«Мне неизвестно, внушенью ль он бога последовал, сам ли

В сердце отплытие в Пилос замыслил, чтоб сведать, в какую

Землю родитель судьбиною брошен и что претерпел он».

715 Кончив, разумный Медонт удалился из царского дома.

Сердцегубящее горе объяло царицу; остаться

Доле на стуле она не могла; хоть и много их было

В светлых покоях ее, но она на пороге сидела,

Жалобно плача. С рыданьем к ней собралися рабыни,

720 Сколько их ни было в царском жилище и юных и старых.

Сильно скорбя посреди их, сказала им так Пенелопа:

«Слушайте, милые; дал мне печали Зевес Олимпиец

Более всех, на земле современно со мною рожденных;

Прежде погиб мой супруг, одаренный могуществом львиным,

725 Всякой высокою доблестью в сонме данаев отличный,

Столь преисполнивший славой своей и Элладу и Аргос.

Ныне ж и милый мой сын не со мною; бесславно умчали

Бури отсюда его, и о том я не сведала прежде;

О вы, безумные, как ни одной, ни одной не пришло вам

730 Вовремя в мысли меня разбудить? А, конечно, уж знали

Все вы, что он собрался в корабле удалиться отсюда.

О, для чего не сказал мне никто, что отплыть он замыслил!

Или тогда б, отложивши отъезд, он остался со мною,

Или сама б я осталася мертвою в этом жилище.

735 Но позовите скорее ко мне старика Долиона;

Верный слуга он; в приданое дан мне отцом и усердно

Смотрит за садом моим плодоносным. К Лаэрту немедля

Должен пойти он и, сев близ него, о случившемся ныне

Старцу сказать; и Лаэрт, все разумно обдумав, быть может,

740 С плачем предстанет народу, который губить допускает

Внука его, Одиссеева богоподобного сына».

Тут Евриклея, усердная няня, сказала царице:

«Свет наш царица, казнить ли меня беспощадною медью

Ты повелишь иль помилуешь, я ничего не сокрою.

745 Было известно мне все; по его повеленью дала я

Хлеб и вино на дорогу; с меня же великую клятву

Взял он: молчать до двенадцати дней, иль пока ты не спросишь,

Где он, сама, иль другой кто отъезда его не откроет.

Свежесть лица твоего, он боялся, от плача поблекнет.

750 Ты же, царица, омывшись и чистой облекшись одеждой,

Вместе с рабынями в верхний покой свой[221 — Стих 751. …в верхний покой свой — то есть в женскую половину дома, так называемый «гинекей», который обычно помещался наверху.] пойди и молитву

Там сотвори перед дочерью Зевса эгидодержавца;

Ею, конечно, он будет спасен от грозящия смерти.

Но не печаль старика, уж печального; вечные боги,

755 Думаю я, не совсем отвратились еще от потомков

Аркесиада;[222 — Стих 756. Аркесиад — Лаэрт, сын Аркесия.] и род их всегда обладателем будет

Царского дома, и нив, и полей плодоносных в Итаке».

Так Евриклея сказала; утихла печаль, осушились

Слезы царицы. Омывшись и чистой облекшись одеждой,

760 Вместе с рабынями в верхний покой свой пошла Пенелопа.

Чашу наполнив ячменем, она возгласила к Афине:

«Дочь непорочная Зевса эгидодержавца, Афина,

Если когда Одиссей благородный в сем доме обильно

Тучные бедра быков и овец сожигал пред тобою,

765 Вспомни об этом теперь и спаси Одиссеева сына,

Козни моих женихов злонамеренных ныне разрушив».

Так помолилась она, и не втуне осталась молитва.

Тою порой женихи в потемневшей палате шумели.

Так говорили иные из них, безрассудно надменных:

770 «Верно, теперь многославная наша царица готовит

Свадьбу, не мысля о том, что от нас приготовлено сыну».

Так говорили они, не предвидя того, что и всем им

Было готово. Созвав их, сказал Антиной, негодуя:

«Буйные люди, советую вам от таких неразумных

775 Слов воздержаться, чтоб кто-нибудь здесь разгласить их не вздумал.

Лучше, отсель удаляся в молчанье, исполним на деле

То, что теперь на совете согласном своем положили».

Выбрав отважнейших двадцать мужей из народа, поспешно

С ними пошел к кораблям он, стоявшим на бреге песчаном.

780 Сдвинув с песчаного брега корабль на глубокое море,

Мачту они утвердили на нем, все уладили снасти,

В крепкоременные петли просунули длинные весла,

Должным порядком потом паруса натянули. Когда же

Смелые слуги с оружием их собралися, все вместе,

785 Сев на корабль и его отведя на открытое взморье,

Ужинать стали они в ожиданье пришествия ночи.

Той порою в высоком покое своем Пенелопа

Грустно лежала одна, ни — еды, ни питья не вкушавши,

Мыслью о том лишь тревожась, спасется ли сын беспорочный

790 Или погибнет, сраженный рукою убийц вероломных?

Словно как лев, окружаемый мало-помалу стрелками,

С трепетом видит, что скоро их цепью он будет обхвачен,

Так от своих размышлений она трепетала. Но мирный

Сон прилетел и ее улелеял, и все в ней утихло.

795 Добрая мысль пробудилась тогда в благосклонной Палладе:

Призрак она сотворила, имевший наружность прекрасной

Дочери старца Икария, светлой Ифтимы, с которой

Царь фессалийския Феры, могучий Евмел, сочетался.

В дом Одиссеев послала тот призрак Афина, дабы он

800 Там, подошед к погруженной в печаль Пенелопе, ей слезы

Легкой рукою отер и ее утолил сокрушенье.

В спальню проникнул, ремня у задвижки не тронув, бесплотный

Призрак, подкрался и, став над ее головою, промолвил:

«Спишь ли, сестра Пенелопа? Тоскует ли милое сердце?

805 Боги, живущие легкою жизнью, тебе запрещают

Плакать и сетовать: твой Телемах невредим возвратится

Скоро к тебе; он богов никакой не прогневал виною».

Мнимой сестре Пенелопа разумная так отвечала,

Полная сладкой дремоты в безмолвных вратах сновидений:

810 «Друг мой, сестра, как пришла ты сюда? Ты доныне так редко

Нас посещала, в далеком отсюда краю обитая.

Как же ты хочешь, чтоб я перестала скорбеть и крушиться,

Горе, объявшее дух мой и сердце мое, позабывши?

Прежде погиб мой супруг, одаренный могуществом львиным,

815 Всякой высокою доблестью в сонме данаев отличный,

Столь преисполнивший славой своей и Элладу и Аргос;

Ныне ж и милый мой сын не со мной: он отважился в море,

Отрок, нужды не видавший, с людьми говорить не обыкший.

Боле о нем я крушуся теперь, чем о бедном супруге;

820 Сердце дрожит за него, чтоб беды с ним какой не случилось

На море злом иль в чужой стороне у чужого народа.

Здесь же враждебные люди его стерегут, приготовив

В мыслях погибель ему на возвратной дороге в отчизну».

Темный призрак, ответствуя, так прошептал Пенелопе:

825 «Будь же спокойна и сердца не мучь, безрассудно тревожась.

Спутница есть у него, и такая, которой бы всякий

Смертный с надеждою вверил себя — для нее все возможно, —

Дочь громовержца Афина сама. О тебе сожалея,

Доброю вестью твой дух ободрить мне велела богиня».

830 Мнимой сестре Пенелопа разумная так отвечала:

«Если ты вправду богиня и слышала голос богини,

То, умоляю, открой и его мне печальную участь.

Где он, злосчастный? Еще ли он видит сияние солнца?

Или его уж не стало и в область Аида сошел он?»

835 Темный призрак, ответствуя, так прошептал Пенелопе:

«Я ничего не могу объявить о судьбе Одиссея;

Жив ли, погиб ли, сказать мне нельзя: пусторечие вредно».

Призрак тогда, сквозь замочную скважину двери провеяв

Воздухом легким, пропал. Пробудяся от сна, Пенелопа

840 Ложе покинула; сердцем она ожила, поелику

Явно в глубокую полночь предстал ей пророческий образ.

Тою порой женихи в корабле водяною дорогой

Шли, неизбежную мысленно смерть Телемаху готовя.

Есть на равнине соленого моря утесистый остров

845 Между Итакой и Замом гористым; его именуют

Астером; он невелик; корабли там приютная пристань

С двух берегов принимает. Там стали на страже ахейцы.

Песнь пятая
Эос, покинувши рано Тифона прекрасного ложе,

На небо вышла сиять для блаженных богов и для смертных.

Боги тогда собрались на великий совет; председал им

В тучах гремящий Зевес, всемогущею властию первый.

5     Стала Афина рассказывать им о бедах Одиссея,

В сердце тревожася долгой неволей его у Калипсо:

«Зевс, наш отец и владыка, блаженные, вечные боги,

Кротким, благим и приветливым быть уж теперь ни единый

Царь скиптроносный не должен, но, правду из сердца изгнавши,

10   Каждый пускай притесняет людей, беззаконствуя смело, —

Если могли вы забыть Одиссея, который был добрым,

Мудрым царем и народ свой любил, как отец благодушный;

Брошенный бурей на остров, он горе великое терпит

В светлом жилище могучей богини Калипсо, насильно

15   Им овладевшей; и путь для него уничтожен возвратный:

Нет корабля, ни людей мореходных, с которыми мог бы

Он безопасно пройти по хребту многоводного моря.

Ныне ж враги и младого хотят умертвить Телемаха,

В море внезапно напав на него: о родителе сведать

20   Поплыл он в Пилос божественный, в царственный град Лакедемон».

Ей возражая, ответствовал туч собиратель Кронион:

«Странное, дочь моя, слово из уст у тебя излетело.

Ты не сама ли рассудком решила своим, что погубит

Некогда всех их, домой возвратясь, Одиссей? Телемаха ж

25   Ты проводи осторожно сама — то, конечно, ты можешь;

Пусть невредимо он в милую землю отцов возвратится;

Пусть и они, не свершив злодеянья, прибудут в Итаку».

Так отвечав, обратился он к Эрмию, милому сыну:

«Эрмий, наш вестник заботливый, нимфе прекраснокудрявой

30   Ныне лети объявить от богов, что отчизну увидеть

Срок наступил Одиссею, в бедах постоянному; путь свой

Он совершит без участия свыше, без помощи смертных;

Морем, на крепком плоту, повстречавши опасного много,

В день двадцатый достигнет он берега Схерии тучной,

35   Где обитают родные богам феакийцы; и будет

Ими ему, как бессмертному богу, оказана почесть:

В милую землю отцов с кораблем их отплыв, он в подарок

Меди, и злата, и разных одежд драгоценных получит

Много, столь много, что даже из Трои подобной добычи

40   Он не привез бы, когда б беспрепятственно мог возвратиться.

Так, напоследок, по воле судьбы, он возлюбленных ближних,

Землю отцов и богато украшенный дом свой увидит».

Кончил. И медлить не стал благовестник, аргусоубийца.

К светлым ногам привязавши свои золотые подошвы,

45   Амброзиальные, всюду его над водой и над твердым

Лоном земли беспредельныя легким носящие ветром,

Взял он и жезл свой, по воле его наводящий на бодрых

Сон, отверзающий сном затворенные очи у спящих.

В путь устремился с жезлом многосильный убийца Аргуса.

50   Скоро, достигнув Пиерии,[223 — Стих 50. …достигнув Пиерии… — Вместо Пиерии, как читали раньше, следовало бы поставить «Перия». Перия находится у самого подножия Олимпа, в то время как Пиерия лежит много севернее, в Македонии.] к морю с эфира слетел он;

Быстро помчался потом по волнам рыболовом[224 — Стих 51. Рыболов — чайка.] крылатым,

Жадно хватающим рыб из отверстого бурею недра

Бездны бесплодно-соленой, купая в ней сильные крылья.

Легкою птицей морской пролетев над пучиною, Эрмий

55   Острова, морем вдали сокровенного, скоро достигнул.

С зыби широко-туманной на твердую землю поднявшись,

Берегом к темному гроту пошел он, где светлокудрявой

Нимфы обитель была, и ее самое там увидел.

Пламень трескучий сверкал на ее очаге, и весь остров

60   Был накурен благовонием кедра и дерева жизни,[225 — Стих 60. Дерево жизни — туя. Пользуясь немецким подстрочником «Одиссеи», Жуковский дословно перевел немецкое название туи — Lebensbaum.]

Ярко пылавших. И голосом звонко-приятным богиня

Пела, сидя с челноком золотым за узорною тканью.

Густо разросшись, отвсюду пещеру ее окружали

Тополи, ольхи и сладкий лиющие дух кипарисы;

65   В лиственных сенях гнездилися там длиннокрылые птицы,

Копчики, совы, морские вороны крикливые, шумной

Стаей по взморью ходящие, пищи себе добывая;

Сетью зеленою стены глубокого грота окинув,

Рос виноград, и на ветвях тяжелые грозды висели;

70   Светлой струею четыре источника рядом бежали

Близко один от другого, туда и сюда извиваясь;

Вкруг зеленели густые луга, и фиалок и злаков

Полные сочных. Когда бы в то место зашел и бессмертный

Бог — изумился б и радость в его бы проникнула сердце.

75   Был изумлен и богов благовестник, сразитель Аргуса;

Но, посмотревши на все с изумленьем и радостью сердца,

В грот он глубокий вступил напоследок; и с первого взгляда

Нимфа, богиня богинь, догадавшися, гостя узнала

(Быть незнакомы друг другу не могут бессмертные боги,

80   Даже когда б и великое их разлучало пространство).

Но Одиссея, могучего мужа, там Эрмий не встретил;

Он одиноко сидел на утесистом бреге и плакал;

Горем и вздохами душу питая, там дни проводил он,

Взор, помраченный слезами, вперив на пустынное море.

85   Эрмия сесть приглася на богато украшенных креслах,

Нимфа, богиня богинь, у него с любопытством спросила:

«Эрмий, носитель жезла золотого, почтенный и милый

Гость мой, зачем прилетел? У меня никогда не бывал ты

Прежде; скажи же, чего ты желаешь? Охотно исполню,

90   Если исполнить возможно и если властна я исполнить.

Прежде, однако, ты должен принять от меня угощенье».

С сими словами богиня, поставивши стол перед гостем,

С сладкой амброзией нектар ему подала пурпуровый.

Пищи охотно вкусил благовестник, убийца Аргуса.

95   Душу довольно свою насладивши божественной пищей,

Словом таким он ответствовал нимфе прекраснокудрявой:

«Знать от меня ты — от бога богиня — желаешь, зачем я

Здесь? Объявлю все поистине, волю твою исполняя.

Послан Зевесом, не сам произвольно сюда прилетел я, —

100 Кто произвольно захочет измерить бесплодного моря

Степь несказанную, где не увидишь жилищ человека,

Жертвами чтущего нас, приносящего нам гекатомбы?

Но повелений Зевеса эгидодержавца не смеет

Между богов ни один от себя отклонить, ни нарушить.

105 Ведомо Дию, что скрыт у тебя злополучнейший самый

Муж из мужей, перед градом Приама сражавшихся девять

Лет, на десятый же, град ниспровергнув, отплывших в отчизну;

Но при отплытии дерзко они раздражили Афину:

Бури послала на них и великие волны богиня.

110 Он же, сопутников верных своих потеряв, напоследок,

Схваченный бурей, сюда был волнами великими брошен.

Требуют боги, чтоб был он немедля тобою отослан;

Ибо ему не судьба умереть далеко от отчизны;

Воля, напротив, судьбы, чтоб возлюбленных ближних, родную

115 Землю и светло-устроенный дом свой опять он увидел».

Так он сказал ей. Калипсо, богиня богинь, содрогнувшись,

Голос возвысила свой и крылатое бросила слово:

«Боги ревнивые, сколь вы безжалостно к нам непреклонны!

Вас раздражает, когда мы, богини, приемлем на ложе

120 Смертного мужа и нам он становится милым супругом.

Так Орион светоносною Эос был некогда избран;

Гнали его вы, живущие легкою жизнию боги,

Гнали до тех пор, пока златотронныя он Артемиды

Тихой стрелою в Ортигии не был внезапно застрелен.

125 Так Ясион был прекраснокудрявой Деметрою избран;

Сердцем его возлюбя, разделила с ним ложе богиня

На поле, три раза вспаханном; скоро о том извещен был

Зевс, и его умертвил он, низринувши пламенный гром свой.

Ныне и я вас прогневала, боги, дав смертному мужу

130 Помощь, когда, обхватив корабельную доску, в волнах он

Гибнул — корабль же его быстроходный был пламенным громом

Зевса разбит посреди беспредельно-пустынного моря:

Так он, сопутников верных своих потеряв, напоследок,

Схваченный бурей, сюда был волнами великими брошен.

135 Здесь приютивши его и заботясь о нем, я хотела

Милому дать и бессмертье, и вечно-цветущую младость.

Но повелений Зевеса эгидодержавца не смеет

Между богов ни один отклонить от себя, ни нарушить;

Пусть он — когда уж того так упорно желает Кронион —

140 Морю неверному снова предастся; помочь я не в силах;

Нет корабля, ни людей мореходных, с которыми мог бы

Он безопасно пройти по хребту многоводного моря.

Дать лишь совет осторожный властна я, дабы он отсюда

Мог беспрепятственно в милую землю отцов возвратиться».

145 Ей отвечая, сказал благовестник, убийца Аргуса:

«Волю Зевеса уважив, немедля его отошли ты

Или, богов раздражив, на себя навлечешь наказанье».

Так отвечав, удалился бессмертных крылатый посланник.

Светлая нимфа пошла к Одиссею, могучему мужу,

150 Волю Зевеса принявши из уст благовестного бога.

Он одиноко сидел на утесистом бреге, и очи

Были в слезах; утекала медлительно капля за каплей

Жизнь для него в непрестанной тоске по отчизне; и, хладный

Сердцем к богине, с ней ночи свои он делил принужденно

155 В гроте глубоком, желанью ее непокорный желаньем.

Дни же свои проводил он, сидя на прибрежном утесе,

Горем, и плачем, и вздохами душу питая и очи,

Полные слез, обратив на пустыню бесплодного моря.

Близко к нему подошедши, сказала могучая нимфа:

160 «Слезы отри, злополучный, и боле не трать в сокрушенье

Сладостной жизни: тебя отпустить благосклонно хочу я.

Бревен больших нарубив топором медноострым и в крепкий

Плот их связав, по краям утверди ты перила на толстых

Брусьях, чтоб по морю темному плыть безопаснее было.

165 Хлебом, водой и вином пурпуровым снабжу изобильно

Я на дорогу тебя, чтоб и голод и жажду легко ты

Мог утолять; и одежды я дам; и пошлю за тобою

Ветер попутный, чтоб милой отчизны своей ты достигнул,

Если угодно богам, беспредельного неба владыкам, —

170 Мне же ни разумом с ними, ни властью равняться не можно».

Так говорила она. Одиссей, постоянный в бедах, содрогнулся;

Голос возвысив, он бросил богине крылатое слово:

«В мыслях твоих не отъезд мой, а нечто иное, богиня;

Как же могу переплыть на плоту я широкую бездну

175 Страшного, бурного моря, когда и корабль быстроходный

Редко по ней пробегает с Зевесовым ветром попутным?

Нет, против воли твоей не взойду я на плот ненадежный

Прежде, покуда сама ты, богиня, не дашь мне великой

Клятвы, что мне никакого вреда не замыслила ныне».

180 Так говорил он. Калипсо, богиня богинь, улыбнулась;

Щеки ему потрепавши рукою, она отвечала:

«Правду сказать, ты хитрец, и чрезмерно твой ум осторожен;

Странное слово, однако, ответствуя мне, произнес ты.

Но я клянусь и землей плодоносной, и небом великим,

185 Стикса подземной водою клянусь, ненарушимой, страшной

Клятвой, которой и боги не могут изречь без боязни,

В том, что тебе никакого вреда не замыслила ныне,

Нет, я советую то, что сама для себя избрала бы,

Если б в таком же была, как и ты, затрудненье великом;

190 Правда святая и мне дорога; не железное, верь мне,

Бьется в груди у меня, а горячее, нежное сердце».

Кончив, богиня богинь впереди Одиссея поспешным

Шагом пошла, и поспешно пошел Одиссей за богиней.

С нею (с бессмертною смертный), достигнув глубокого грота,

195 Сел Одиссей на богатых, оставленных Эрмием, креслах.

Нимфа Калипсо, ему для еды и питья предложивши

Пищи различной, какою всегда насыщаются люди,

Место напротив его заняла за трапезой; рабыни

Ей благовонной амброзии подали с нектаром сладким.

200 Подняли руки они к приготовленной лакомой пище;

После ж, когда утолен был их голод питьем и едою,

Нимфа Калипсо, богиня богинь, Одиссею сказала:

«О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,

В милую землю отцов, наконец предприняв возвратиться,

205 Хочешь немедля меня ты покинуть — прости! Но когда бы

Сердцем предчувствовать мог ты, какие судьба назначает

Злые тревоги тебе испытать до прибытия в дом свой,

Ты бы остался со мною в моем безмятежном жилище.

Был бы тогда ты бессмертен. Но сердцем ты жаждешь свиданья

210 С верной супругой, о ней ежечасно крушась и печалясь.

Думаю только, что я ни лица красотою, ни стройным

Станом не хуже ее; да и могут ли смертные жены

С нами, богинями, спорить своею земной красотою?»

Ей возражая, ответствовал так Одиссей многоумный:

215 «Выслушай, светлая нимфа, без гнева меня; я довольно

Знаю и сам, что не можно с тобой Пенелопе разумной,

Смертной жене с вечно юной бессмертной богиней, ни стройным

Станом своим, ни лица своего красотою равняться;

Всё я, однако, всечасно крушась и печалясь, желаю

220 Дом свой увидеть и сладостный день возвращения встретить,

Если же кто из богов мне пошлет потопление в темной

Бездне, я выдержу то отверделою в бедствиях грудью:

Много встречал я напастей, немало трудов перенес я

В море и битвах, пусть будет и ныне со мной, что угодно

225 Дию». Он кончил. Тем временем солнце зашло, и ночная

Тьма наступила. Во внутренность грота они удалившись,

Там насладились любовью, всю ночь проведя неразлучно.

Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос;

Встал Одиссей и поспешно облекся в хитон и хламиду.

230 Светло-серебряной ризой из тонковоздушныя ткани

Плечи одела богиня свои, золотым драгоценным

Поясом стан обвила и покров с головы опустила.

Кончив, она собирать начала Одиссея в дорогу;

Выбрала прежде топор, по руке ему сделанный, крепкий,

235 Медный, с обеих сторон изощренный,[226 — Стих 235. Медный, с обеих сторон изощренный — топор с двумя лезвиями.] насаженный плотно,

С ловкой, красиво из твердой оливы сработанной ручкой;

Острую скобель потом принесла и пошла с Одиссеем

Вместе во внутренность острова: множество там находилось

Тополей черных, и ольх, и высоких, дооблачных сосен,

240 Старых, иссохших на солнечном зное, для плаванья легких.

Место ему показав, где была та великая роща,

В грот свой глубокий Калипсо, богиня богинь, возвратилась.

Начал рубить он деревья и скоро окончил работу;

Двадцать он бревен срубил, их очистил, их острою медью

245 Выскоблил гладко, потом уровнял, по снуру обтесавши.

Тою порою Калипсо к нему с буравом возвратилась.

Начал буравить он брусья и, все пробуравив, сплотил их,

Длинными болтами сшив и большими просунув шипами;

Дно ж на плоту он такое широкое сделал, какое

250 Муж, в корабельном художестве опытный, строит на прочном

Судне, носящем товары купцов[227 — Стих 250–251. …на прочном судне, носящем товары купцов… — В гомеровскую эпоху уже различались «длинные корабли», предназначенные для быстрых переходов, и «круглые» грузовые суда. Первые имели неширокое дно и длинные борта, чтобы вдоль них помещалось больше гребцов; у вторых для увеличения объема трюма дно делалось широким.] по морям беспредельным.

Плотными брусьями крепкие ребра связав, напоследок

В гладкую палубу сбил он дубовые толстые доски,

Мачту поставил, на ней утвердил поперечную райну,

255 Сделал кормило, дабы управлять поворотами судна,

Плот окружил для защиты от моря плетнем из ракитных

Сучьев, на дно же различного грузу для тяжести бросил.

Тою порою Калипсо, богиня богинь, парусины

Крепкой ему принесла. И, устроивши парус (к нему же

260 Все, чтоб его развивать и свивать, прикрепивши веревки),

Он рычагами могучими сдвинул свой плот на священное море,

День совершился четвертый, когда он окончил работу.

В пятый его снарядила в дорогу богиня Калипсо.

Баней его освежив и душистой облекши одеждой,

265 Нимфа три меха на плот принесла: был один драгоценным

Полон напитком, другой ключевою водою, а третий

Хлебом, дорожным запасом и разною лакомой пищей.

Кончив, она призвала благовеющий ветер попутный.

Радостно парус напряг Одиссей и, попутному ветру

270 Вверившись, поплыл. Сидя на корме и могучей рукою

Руль обращая, он бодрствовал; сон на его не спускался

Очи, и их не сводил он с Плеяд, с нисходящего поздно

В море Воота, с Медведицы, в людях еще Колесницы

Имя носящей и близ Ориона свершающей вечно

275 Круг свой, себя никогда не купая в водах океана.[228 — Стих 275. …себя никогда не купая в водах Океана. — См. прим. к «Илиаде», песнь восемнадцатая, стихи 487–489. Остров Калипсо Гомер помещает на крайнем западе Средиземного моря; таким образом, Одиссей, возвращаясь на родину, плывет все время на восток, и Медведица остается у него слева.]

С нею богиня богинь повелела ему неусыпно

Путь соглашать свой, ее оставляя по левую руку.

Дней совершилось семнадцать с тех пор, как пустился он в море;

Вдруг на осьмнадцатый видимы стали вдали над водами

280 Горы тенистой земли феакиян, уже недалекой:

Черным щитом на туманистом море она простиралась.

В это мгновенье земли колебатель могучий, покинув

Край эфиопян, с далеких Солимских высот Одиссея

В море увидел: его он узнал; в нем разгневалось сердце;

285 Страшно лазурнокудрявой тряхнув головой, он воскликнул:

«Дерзкий! Неужели боги, пока я в земле эфиопян

Праздновал, мне вопреки, согласились помочь Одиссею?

Чуть не достиг он земли феакиян, где встретить напастей,

Свыше ему предназначенных, должен конец; но еще я

290 Вдоволь успею его, ненавистного, горем насытить».

Так он сказал и, великие тучи поднявши, трезубцем

Воды взбуровил и бурю воздвиг, отовсюду прикликав

Ветры противные; облако темное вдруг обложило

Море и землю, и тяжкая с грозного неба сошла ночь.

295 Разом и Эвр, и полуденный Нот, и Зефир, и могучий,

Светлым рожденный Эфиром, Борей взволновали пучину.

В ужас пришел Одиссей, задрожали колена и сердце.

Скорбью объятый, сказал своему он великому сердцу:

«Горе мне! Что претерпеть наконец мне назначило небо!

300 С трепетом вижу теперь, что богиня богинь не ошиблась,

Мне предсказав, что, пока не достигну отчизны, я в море

Встречу напасти великие: все исполняется ныне.

Страшными тучами вкруг обложил беспредельное небо

Зевс, и взбуровил он море, и бурю воздвиг, отовсюду

305 Ветры противные скликав. Погибель моя наступила.

О, троекратно, стократно счастливы данаи, в пространной

Трое нашедшие смерть, угождая Атридам! И лучше б

Было, когда б я погиб и судьбу неизбежную встретил

В день тот, как множество медноокованных копий трояне

310 Бросили разом в меня над бездыханным телом Пелида;[229 — Стих 310. …над бездыханным телом Пелида. — В не дошедших до нас эпических поэмах рассказывалось, что, когда Парис убил Ахиллеса (Пелида) издали стрелой, ахейцы и троянцы завязали жестокую битву за тело и оружие героя; во время этой битвы Одиссей прикрывал Аякса, который выносил труп Ахиллеса.]

С честью б я был погребен, и была б от ахеян мне слава;

Ныне ж судьба мне бесславно-печальную смерть посылает…»

В это мгновенье большая волна поднялась и расшиблась

Вся над его головою; стремительно плот закружился;

315 Схваченный, с палубы в море упал он стремглав, упустивши

Руль из руки; повалилася мачта, сломясь под тяжелым

Ветров противных, слетевшихся друг против друга, ударом;

В море далеко снесло и развившийся парус, и райну.

Долго его глубина поглощала, и сил не имел он

320 Выбиться кверху, давимый напором волны и стесненный

Платьем, богиней Калипсою данным ему на прощанье.

Вынырнул он напоследок, из уст извергая морскую

Горькую воду, с его бороды и кудрей изобильным

Током бежавшую; в этой тревоге, однако, он вспомнил

325 Плот свой, за ним по волнам погнался, за него ухватился,

Взлез на него и на палубе сел, избежав потопленья;

Плот же бросали туда и сюда взгроможденные волны:

Словно как шумный осенний Борей по широкой равнине

Носит повсюду иссохший, скатавшийся густо репейник,

330 По морю так беззащитное судно повсюду носили

Ветры; то быстро Борею его перебрасывал Нот, то шумящий

Эвр, им играя, его предавал произволу Зефира.

Но Одиссея увидела Кадмова дочь Левкотея,

Некогда смертная дева, приветноречивая Ино,

335 После богиня, бессмертия честь восприявшая в море. —

Стало ей жаль Одиссея, свирепой гонимого бурей.

С моря нырком легкокрылым она поднялася, взлетела

Легким полетом на твердо сколоченный плот и сказала:

«Бедный! За что Посейдон, колебатель земли, так ужасно

340 В сердце разгневан своем и с тобой так упорно враждует?

Вовсе, однако, тебя не погубит он, сколь бы ни тщился.

Сам на себя положися теперь (ты, я вижу, разумен);

Скинувши эту одежду, свой плот уступи произволу

Ветров и, бросившись в волны, руками работая смело,

345 Вплавь до земли феакиян достигни: там встретишь спасенье.

Дам покрывало тебе чудотворное; им ты оденешь

Грудь, и тогда не страшися ни бед, ни в волнах потопленья.

Но, лишь окончишь свой путь и к земле прикоснешься рукою,

Сняв покрывало, немедля его в многоводное море

350 Брось от земли далеко и, глаза отвратив, удалися».

Кончив, богиня ему подала с головы покрывало.

После, спорхнув на шумящее море, она улетела

Быстрокрылатым нырком, и ее глубина поглотила.

Начал тогда про себя размышлять Одиссей богоравный;

355 Скорбью объятый, сказал своему он великому сердцу:

«Горе! Не новую ль хитрость замыслив, желает богиня

Гибель навлечь на меня, мне советуя плот мой оставить?

Нет, я того не исполню; не близок еще, я приметил,

Берег земли, где, сказала она, мне спасение будет.

360 Ждать я намерен по тех пор, покуда еще невредимо

Судно мое и шипами надежными связаны брусья;

С бурей сражаясь, по тех пор с него не сойду я.

Но, как скоро волненье могучее плот мой разрушит,

Брошуся вплавь: я иного теперь не придумаю средства».

365 Тою порою, как он колебался рассудком и сердцем,

Поднял из бездны волну Посейдон, потрясающий землю,

Страшную, тяжкую, гороогромную; сильно он грянул

Ею в него: как от быстрого вихря сухая солома,

Кучей лежавшая, вся разлетается, вдруг разорвавшись,

370 Так от волны разорвалися брусья. Один, Одиссеем

Пойманный, был им, как конь, убежавший на волю, оседлан.

Сняв на прощанье богиней Калипсою данное платье,

Грудь он немедля свою покрывалом одел чудотворным.

Руки простерши и плыть изготовясь, потом он отважно

375 Кинулся в волны. Могучий земли колебатель при этом

Виде лазурнокудрявой тряхнул головой и воскликнул:

«По морю бурному плавай теперь на свободе, покуда

Люди, любезные Зевсу, тебя благосклонно не примут;

Будет с тебя! Не останешься, думаю, мной недоволен».

380 Так он сказавши, погнал длинногривых коней и умчался

В Эгию, где обитал в светлозданных, высоких чертогах.

Добрая мысль пробудилась тогда в благосклонной Палладе:

Ветрам другим заградивши дорогу, она повелела

Им, успокоясь, умолкнуть; позволила только Борею

385 Бурно свирепствовать: волны ж сама укрощала, чтоб в землю

Веслолюбивых, угодных богам феакиян достигнуть

Мог Одиссей благородный, и смерти и Парк избежавши.

Так он два дня и две ночи носим был повсюду шумящим

Морем, и гибель не раз неизбежной казалась; когда же

390 С третьим явилася днем лучезарнокудрявая Эос,

Вдруг успокоилась буря, и на море все просветлело

В тихом безветрии. Поднятый кверху волной и взглянувши

Быстро вперед, невдали пред собою увидел он землю.

Сколь несказанного радостью детям бывает спасенье

395 Жизни отца, пораженного тяжким недугом, все силы

В нем истребившим (понеже злой демон к нему прикоснулся),

После ж на радость им всем исцеленного волей бессмертных, —

Столь Одиссей был обрадован брега и леса явленьем.

Поплыл быстрей он, ступить торопяся на твердую землю.

400 Но, от нее на таком расстоянье, в каком человечий

Внятен нам голос, он шум бурунов меж скалами услышал;

Волны кипели и выли, свирепо на берег высокий

С моря бросаясь, и весь он был облит соленою пеной;

Не было пристани там, ни залива, ни мелкого места,

405 Вкруть берега подымались; торчали утесы и рифы.

В ужас пришел Одиссей, задрожали колена и сердце;

Скорбью объятый, сказал своему он великому сердцу:

«Горе! На что мне дозволил увидеть нежданную землю Зевс?

И зачем до нее, пересиливши море, достиг я?

410 К острову с моря, я вижу, везде невозможен мне доступ;

Острые рифы повсюду; кругом, расшибался, блещут

Волны, и гладкой стеной воздвигается берег высокий;

Море ж вблизи глубоко, и нет места, где было б возможно

Твердой ногой опереться, чтоб гибели верной избегнуть.

415 Если пристать попытаюсь, то буду могучей волною

Схвачен и брошен на камни зубчатые, тщетно истратив

Силы; а если кругом поплыву, чтоб узнать, не найдется ль

Где-нибудь берег отлогий иль пристань, страшуся, чтоб снова

Бурей морскою я не был похищен, чтоб рыбообильным

420 Морем меня, вопиющего жалобно, вдаль не умчало

Или чтоб демон враждебный какого из чуд, Амфитритой

В море питаемых, мне на погибель не выслал из бездны:

Знаю, как злобствует против меня Посейдон земледержец».

Тою порой, как рассудком и сердцем он так колебался,

425 Быстрой волною помчало его на утесистый берег;

Тело б его изорвалось и кости б его сокрушились,

Если б он вовремя светлой богиней Афиной наставлен

Не был руками за ближний схватиться утес; и, к нему прицепившись,

Ждал он, со стоном на камне вися, чтоб волна пробежала

430 Мимо; она пробежала, но вдруг, отразясь, на возврате

Сшибла с утеса его и отбросила в темное море.

Если полипа из ложа ветвистого силою вырвешь,

Множество крупинок камня к его прилепляется ножкам:

К резкому так прилепилась утесу лоскутьями кожа

435 Рук Одиссеевых; вдруг поглощенный волною великой,

В бездне соленой, судьбе вопреки, неизбежно б погиб он,

Если б отважности в душу его не вложила Афина.

Вынырнув вбок из волны, устремившейся прянуть на камни,

Поплыл он в сторону, взором преследуя землю и тщася

440 Где-нибудь берег отлогий иль мелкое место приметить.

Вдруг он увидел себя перед устьем реки светловодной.

Самым удобным то место ему показалось: там острых

Не было камней, там всюду от ветров являлась защита.

К мощному богу реки[230 — Стих 444. К мощному богу реки… — Греки верили, что в каждой реке живет одноименный с ней речной бог. Одиссей не знает названия реки, а значит, и имени бога, и поэтому обращается к нему со словами: «Кто бы ты ни был…»] он тогда обратился с молитвой:

445 «Кто бы ты ни был, могучий, к тебе, столь желанному, ныне

Я прибегаю, спасаясь от гроз Посейдонова моря.

Вечные боги всегда благосклонно внимают молитвам

Бедного странника, кто бы он ни был, когда он подобен

Мне, твой поток и колена объявшему, много великих

450 Бед претерпевшему; сжалься, могучий, подай мне защиту».

Так он молился. И бог, укротив свой поток, успокоил

Волны и, на море тишь наведя, отворил Одиссею

Устье реки. Но под ним подкосились колена; повисли

Руки могучие: в море его изнурилося сердце;

455 Вспухло все тело его; извергая и ртом и ноздрями

Воду морскую, он пал наконец бездыханный, безгласный,

Память утратив, на землю; бесчувствие им овладело.

Но напоследок, когда возвратились и память и чувство,

С груди своей покрывало, богинею данное, снявши,

460 Бросил его он в широкую, с морем слиянную реку.

Быстро помчалася ткань по теченью назад, и богиня

В руки ее приняла. Одиссей, от реки отошедши,

Скрылся в тростник, и на землю, ее лобызая, простерся.

Скорбью объятый, сказал своему он великому сердцу:

465 «Горе мне! Что претерпеть я еще предназначен от неба!

Если на бреге потока бессонную ночь проведу я,

Утренний иней и хладный туман, от воды восходящий,

Вовсе меня, уж последних лишенного сил, уничтожат:

Воздух пронзительным холодом веет с реки перед утром.

470 Если же там, на пригорке, под кровом сенистого леса

В чаще кустов я засну, то, конечно, не буду проникнут

Хладом ночным, отдохну, и меня исцелит миротворный

Сон; но страшусь, не достаться б в добычу зверям плотоядным».

Так размышлял он; ему наконец показалось удобней

475 Выбрать последнее; в лес он пошел, от реки недалеко

Росший на холме открытом. Он там две сплетенные крепко

Выбрал оливы; одна плодоносна была, а другая

Дикая; в сень их проникнуть не мог ни холодный,

Сыростью дышащий ветер, ни Гелиос, знойно блестящий;

480 Даже и дождь не пронзал их ветвистого свода: так густо

Были они сплетены. Одиссей, угнездившись под ними,

Лег, наперед для себя приготовив своими руками

Мягкое ложе из листьев опалых, которых такая

485 Груда была, что и двое и трое могли бы удобно

В зимнюю бурю, как сильно б она ни шумела, там скрыться.

Груду увидя, обрадован был Одиссей несказанно.

Бросясь в нее, он совсем закопался в слежавшихся листьях.

Как под золой головню неугасшую пахарь скрывает

490 В поле далеко от места жилого, чтоб пламени семя

В ней сохраниться могло безопасно от злого пожара,

Так Одиссей, под листами зарывшися, грелся, и очи

Сладкой дремотой Афина смежила ему, чтоб скорее

В нем оживить изнуренные силы. И крепко заснул он.

Песнь шестая
Так постоянный в бедах Одиссей отдыхал, погруженный

В сон и усталость. Афина же тою порой низлетела

В пышноустроенный город любезных богам феакиян,

Живших издавна в широкополянной земле Гиперейской,

5     В близком соседстве с циклопами, диким и буйным народом,

С ними всегда враждовавшим, могуществом их превышая;

Но напоследок божественный вождь Навсифой поселил их

В Схерии, тучной земле, далеко от людей промышленных.

Там он их город стенами обвел, им построил жилища,

10   Храмы богам их воздвиг, разделил их поля на участки.

Но уж давно уведен был судьбой он в обитель Аида.

Властвовал царь Алкиной, многоумием богу подобный.

В дом Алкиноя вступила богиня Афина Паллада;

Сердцем заботясь о скором возврате домой Одиссея,

15   В тайную девичью спальню проникла она, где покойно,

Станом и видом богине подобясь младой, почивала

Дочь Алкиноя, любезного Зевсу царя, Навсикая.

Подле порога дверей с двух сторон две служанки, Харитам

Юным подобные, спали, и накрепко заперты были

20   Светлые двери. К царевне воздушной стопою приближась,

Стала над самым ее изголовьем богиня Афина,

Образ приявшая девы младой, мореходца Диманта

Славного дочери, дружной с царевною, с ней однолетней.

В виде таком подошед к Навсикае, богиня сказала:

25   «Видно, тебя беззаботною мать родила, Навсикая!

Ты не печешься о светлых одеждах; а скоро наступит

Брачный твой день: ты должна и себе приготовить заране

Платье, и тем, кто тебя поведет к жениху молодому.

Доброе имя одежды опрятностью мы наживаем;

30   Мать и отец веселятся, любуяся нами. Проснись же,

Встань, Навсикая, и на реку мыть соберитеся все вы

Утром; сама я приду помогать вам, чтоб дело скорее

Кончить. Недолго останешься ты незамужнею девой;

Много тебе женихов меж людьми знаменитого рода

35   В нашей земле, где сама знаменитою ты родилася.

Встань и явися немедля к отцу многославному с просьбой:

Дать колесницу и мулов тебе, чтоб могла ты удобно

Взять все повязки, покровы и разные платья, чтоб также

Ты не пешком, как другие, пошла; то тебе неприлично —

40   Путь к водоемам от стен городских утомительно долог».

Так ей сказав, светлоокая Зевсова дочь полетела

Вновь на Олимп, где обитель свою, говорят, основали

Боги, где ветры не дуют, где дождь не шумит хладоносный,

Где не подъемлет метелей зима, где безоблачный воздух

45   Лёгкой лазурью разлит и сладчайшим сияньем проникнут;

Там для богов в несказанных утехах все дни пробегают.

Давши царевне совет свой, туда полетела Афина.

Эос тогда златотронная, встав, разбудила младую

Светлоубранную деву. И, сну своему удивляясь,

50   Тотчас она, чтоб родителей, мать и отца, о виденье

Чудном своем известить, к ним пошла в их покои. Царица

Близ очага там сидела в кругу приближенных служанок,

Нити пурпурные тонко суча; а в дверях отворенных

Встретился ей и отец: на совет он владык многоумных

55   Шел, приглашенный туда от знатнейших мужей феакийских.

С видом приветным к отцу подошед, Навсикая сказала:

«Милый, вели колесницу большую на быстрых колесах

Дать мне, чтоб я, в ней уклав все богатые платья, которых

Много скопилось нечистых, отправилась на реку мыть их.

60   Должно, чтоб ты, заседая в высоком совете почетных

Наших вельмож, отличался своею опрятной одеждой;

Пять сыновей воспитал ты и вырастил в этом жилище;

Два уж женаты, другие три юноши в летах цветущих;

В платьях, мытьем освеженных, они посещать хороводы

65   Наши хотят. Но об этом одна я забочусь в семействе».

Так говорила она; о желанном же браке ей было

Стыдно отцу помянуть; догадался он сам и сказал ей:

«Дочка, ни в мулах тебе и ни в чем нет отказа. Поди же;

Дам повеленье рабам заложить колесницу большую,

70   Быстроколесную; будет при ней для поклажи и короб».

Кончив, рабам повеление дал он. Ему повинуясь,

Взяли они колесницу большую, ее снарядили,

Вывели мулов и к дышлу, как следует, их привязали.

Взяв из хранильницы платья и в короб уклав их, царевна

75   Все поместила на быстроколесной, большой колеснице,

Мать же корзину со всякой едой, утоляющей голод,

Ей принесла; отпустила с ней полный вином благородным

Мех; не забыла и лакомства дать. В колесницу царевна

Стала, приняв от царицы фиал золотой с благовонным

80   Маслом, чтоб после купанья себя и рабынь натереть им.

Бич и блестящие вожжи взяла Навсикая и звучно

Мулов стегнула; затопав, они побежали проворной

Рысью, везя нелениво и груз и царевну. За нею

Следом пошли молодые подруги ее и служанки.

85   К устью реки многоводной достигли они напоследок.

Были устроены там водоемы: вода в них обильно

Светлой струею лилася, нечистое все омывая.

К месту прибыв, отвязали от дышла они утомленных

Мулов и их по зеленому брегу потока пустили

90   Сочно-медвяной травою питаться; потом с колесницы

Сняли все платья и в полные их водоемы ногами

Крепко втоптали, проворным усердием споря друг с другом.

Начали платья они полоскать и потом, дочиста их

Вымыв, по взморью на мелко-блестящем хряще, наносимом

95   На берег плоский морскою волною, их все разостлали.

Кончив, они искупались в реке и, натершись елеем,

Весело сели на мягкой траве у реки за обед свой,

Влажные платья оставив сушить лучезарному солнцу.

Пищей насытив себя, и подруг, и служанок, царевна

100 Вызвала в мяч их играть, головные сложив покрывала;

Песню же стала сама белокурая петь Навсикая.

Так стрелоносная, ловлей в горах, веселясь, Артемида

Многовершинный Тайгет и крутой Эримант обегает,

Смерть нанося кабанам и лесным легконогим оленям;

105 С нею, прекрасные дочери Зевса эгидодержавца,

Бегают нимфы полей — и любуется ими Латона;

Всех превышает она головой, и легко между ними,

Сколь ни прекрасны они, распознать в ней богиню Олимпа.

Так красотою девичьей подруг затмевала царевна.

110 Стали они наконец собираться домой; в колесницу

Мулов опять заложили и в короб уклали одежды.

Тут светлоокая дева Паллада придумала средство,

Как пробудить Одиссея, чтоб, с ним повстречавшись, царевна

В город людей феакийских ему указала дорогу:

115 Бросила мяч Навсикая в подружек, но, в них не попавши,

Он, отраженный Афиною, в волны шумящие прянул;

Громко они закричали; их крик пробудил Одиссея.

Он поднялся и, колеблясь рассудком и сердцем, воскликнул:

«Горе! К какому народу зашел я? Быть может, здесь область

120 Диких, не знающих правды людей? Иль, может быть, встречу

Смертных приветливых, богобоязненных, гостеприимных?

Кажется, девичий громкий вблизи мне послышался голос.

Или здесь нимфы, владелицы гор крутоглавых, душистых,

Влажных лугов и истоков речных потаенных, играют;

125 Или достиг наконец я жилища людей говорящих.

Встанем же; должно мне все самому испытать и разведать».

С сими словами из чащи кустов Одиссей осторожно

Выполз; потом жиловатой рукою покрытых листами

Свежих ветвей наломал, чтоб одеть обнаженное тело.

130 Вышел он — так, на горах обитающий, силою гордый,

В ветер и дождь на добычу выходит, сверкая глазами,

Лев; на быков и овец он бросается в поле, хватает

Диких оленей в лесу и нередко, тревожимый гладом,

Мелкий скот похищать подбегает к пастушьим заградам.

135 Так Одиссей вознамерился к девам прекраснокудрявым

Наг подойти, приневолен к тому непреклонной нуждою.

Был он ужасен, покрытый морскою засохшею тиной;

В трепете все разбежалися врозь по высокому брегу.

Но Алкиноева дочь не покинула места. Афина

140 Бодрость вселила ей в сердце и в нем уничтожила робость.

Стала она перед ним; Одиссей же не знал, что приличней:

Оба ль колена обнять у прекраснокудрявыя девы?

Или, в почтительном став отдаленье, молить умиленным

Словом ее, чтоб одежду дала и приют указала?

145 Так размышляя, нашел наконец он, что было приличней

Словом молить умиленным, в почтительном став отдаленье

(Тронув колена ее, он прогневал бы чистую деву).

С словом приятно-ласкательным он обратился к царевне:

«Руки, богиня иль смертная дева, к тебе простираю.

150 Если одна из богинь ты, владычиц пространного неба,

То с Артемидою только, великою дочерью Зевса,

Можешь сходна быть лица красотою и станом высоким;

Если ж одна ты из смертных, под властью судьбины живущих,

То несказанно блаженны отец твой и мать, и блаженны

155 Братья твои, с наслаждением видя, как ты перед ними

В доме семейном столь мирно цветешь, иль свои восхищая

Очи тобою, когда в хороводах ты весело пляшешь.

Но из блаженных блаженнейшим будет тот смертный, который

В дом свой тебя уведет, одаренную веном богатым.

160 Нет, ничего столь прекрасного между людей земнородных

Взоры мои не встречали доныне; смотрю с изумленьем.

В Делосе только я — там, где алтарь Аполлонов воздвигнут, —

Юную стройно-высокую пальму однажды заметил

(В храм же зашел, окруженный толпою сопутников верных,

165 Я по пути, на котором столь много мне встретилось бедствий).

Юную пальму заметив, я в сердце своем изумлен был

Долго: подобного ей благородного древа нигде не видал я.

Так и тебе я дивлюсь! Но, дивяся тебе, не дерзаю

Тронуть коленей твоих: несказанной бедой я постигнут.

170 Только вчера, на двадцатый мне день удалося избегнуть

Моря: столь долго игралищем был я губительной бури,

Гнавшей меня от Огигии острова. Ныне ж сюда я

Демоном брошен для новых напастей — еще не конец им;

Верно, немало еще претерпеть мне назначили боги.

175 Сжалься, царевна; тебя, испытавши превратностей много,

Первую здесь я молитвою встретил; никто из живущих

В этой земле не знаком мне; скажи, где дорога

В город, и дай мне прикрыть обнаженное тело хоть лоскут

Грубой обвертки, в которой сюда привезла ты одежды.

180 О, да исполнят бессмертные боги твои все желанья,

Давши супруга по сердцу тебе с изобилием в доме,

С миром в семье! Несказанное там водворяется счастье,

Где однодушно живут, сохраняя домашний порядок,

Муж и жена, благомысленным людям на радость, недобрым

185 Людям на зависть и горе, себе на великую славу».

Дочь Алкиноя, ответствуя, так Одиссею сказала:

«Странник, конечно, твой род знаменит: ты, я вижу, разумен.

Дий же и низким, и рода высокого людям с Олимпа

Счастье дает без разбора по воле своей прихотливой;

190 Что ниспослал он тебе, то прими с терпеливым смиреньем.

Если ж достигнуть ты мог и земли и обителей наших,

То ни в одежде от нас и ни в чем, для молящего, много

Бед претерпевшего странника нужном, не встретишь отказа.

Град наш тебе укажу; назову и людей, в нем живущих.

195 В граде живет и землей здесь владеет народ феакиян;

Я Алкиноя, царя благодушного, дочь; Алкиноя ж

Ныне державным владыкой своим признают феакийцы».

Тут обратилась царевна к подругам своим и служанкам:

«Стойте! Куда разбежалися вы, устрашась иноземца?

200 Он человек незломышленный; нет вам причины страшиться;

Не было прежде, вы знаете, нет и теперь и не может

Быть и вперед на земле никого, кто б на нас, феакиян,

Злое замыслил; нас боги бессмертные любят; живем мы

Здесь, от народов других в стороне, на последних пределах

205 Шумного моря, и редко нас кто из людей посещает.

Ныне же встретился нам злополучный, бездомный скиталец:

Помощь ему оказать мы должны — к нам Зевес посылает

Нищих и странников;[231 — Стих 207–208. …нам Зевес посылает нищих и странников. — Зевс считался покровителем странников.] дар и убогий Зевесу угоден.

Страннику пищи с нитьем принести поспешите, подруги;

210 Прежде ж его искупайте, от ветров защитное место

Выбрав в потоке». Сказала; сошлись ободренные девы.

В месте, от ветров защитном, его посадив, как велела

Им Навсикая, прекраснокудрявая дочь Алкиноя,

Мантию с тонким хитоном они близ него положили.

215 После, принесши фиал золотой с благовонным елеем,

Стали его приглашать к омовению в светлом потоке.

Но Одиссей благородный отрекся и так отвечал им:

«Девы прекрасные, станьте поодаль: без помощи вашей

Смою с себя я соленую тину и сам наелею

220 Тело: давно уж елей благовонный к нему не касался.

Но перед вами купаться не стану я в светлом потоке;

Стыдно себя обнажить мне при вас, густовласые девы».

Так он сказал; и они, удаляся, о том известили

Царскую дочь. Одиссей же, в поток погрузившися, тину,

225 Грязно облекшую плечи и спину его и густые

Кудри его облепившую, смыл освежительной влагой;

Чисто омывшись, он светлое тело умаслил елеем;

После украсился данным младою царевною платьем.

Дочь светлоокая Зевса Афина тогда Одиссея

230 Станом возвысила, сделала телом полней и густыми

Кольцами кудри, как цвет гиацинта, ему закрутила.

Так, серебро облекая сияющим золотом, мастер,

Девой Палладой и богом Гефестом наставленный в трудном

Деле своем, чудесами искусства людей изумляет;

235 Так красотою главу облекла Одиссею богиня.

Берегом моря пошел он и сел на песке, озаренный

Силой и прелестью мужества. Царская дочь изумилась.

Слово потом обратила она к густовласым подругам:

«Слушайте то, что скажу вам теперь, белорукие девы;

240 Думаю я, что не всеми богами Олимпа гонимый

Этот скиталец в страну феакиян божественных прибыл;

Прежде и мне человеком простым он казался; теперь же

Вижу, что свой он богам, беспредельного неба владыкам.

О, когда бы подобный супруг мне нашелся, который,

245 Здесь поселившись, у нас навсегда захотел бы остаться!

Вы ж чужеземцу еды и питья принесите, подруги».

Так говорила царевна. Ее повинуяся воле,

Девы немедля еды и питья принесли Одиссею.

С жадностью голод и жажду свою утолил богоравный,

250 Твердый в бедах Одиссей: уж давно не касался он пищи.

Добрая мысль пробудилась тут в сердце разумной царевны:

Чистые платья собрав, в колесницу она их уклала,

Мулов потом запрягла крепконогих и, став в колесницу,

Так Одиссею, его приглашая с собою, сказала:

255 «Время нам в город; вставай, чужеземец, и следуй за нами;

Дом, где живет мой отец, я тебе укажу; там, конечно,

Встретишь и всех знаменитых людей феакийских; но прежде

Мой ты исполни совет (ты, я вижу, разумен): покуда

Будем в полях мы, трудом человека удобренных, следуй

260 С девами вместе за быстрой моей колесницею ровным

С мулами шагом — у вас впереди я поеду; потом мы

В город прибудем… с бойницами стены его окружают;

Пристань его с двух сторон огибает глубокая; вход же

В пристань стеснен кораблями, которыми справа и слева

265 Берег уставлен, и каждый из них под защитною кровлей;

Там же и площадь торговая вкруг Посейдонова храма,

Твердо на тесаных камнях огромных стоящего; снасти

Всех кораблей там, запас парусов и канаты в пространных

Зданьях хранятся; там гладкие также готовятся весла.

270 Нам, феакийцам, не нужно ни луков, ни стрел; вся забота

Наша о мачтах, и веслах, и прочных судах мореходных;

Весело нам в кораблях обтекать многошумное море.

Я ж от людей порицанья избегнуть хочу и обидных

Толков; народ наш весьма злоязычен; нам встретиться может

275 Где-нибудь дерзкий насмешник; увидя нас вместе, он скажет:

«С кем так сдружилась царевна? Кто этот могучий, прекрасный

Странник? Откуда пришел? Не жених ли какой иноземный?

Что он? Морскою ли бурею, к нам занесенный из дальних

Стран человек (никаких мы в соседстве не знаем народов)?

280 Или какой по ее неотступной молитве с Олимпа на землю

Бог низлетевший — и будет она обладать им отныне?

Лучше б самой ей покинуть наш край и в стране отдаленной

Мужа искать; меж людей феакийских никто не нашелся

Ей по душе, хоть и много у нас женихов благородных».

285 Вот что рассказывать могут в народе; мне будет обидно.

Я ж и сама бы, конечно, во всякой другой осудила,

Если б, имея и мать и отца, без согласья их стала,

В брак не вступивши, она обращаться с мужчинами вольно.[232 — Стих 288. …обращаться с мужчинами вольно. — Девушка, у которой живы родители, живет замкнуто и не должна появляться с мужчинами публично; лишь после смерти родителей она становится наследницей и начинает пользоваться большей свободой.]

Ты же совет мой исполни (тогда и родитель мой помощь

290 Скорую даст, и отечество ты не замедлишь увидеть):

Есть близ дороги священная роща Афины из черных

Тополей; светлый источник оттуда бежит на зеленый

Луг; там поместье царя Алкиноя с его плодоносным

Садом в таком расстоянье от града, в каком человечий

295 Внятен нам голос. Там сев, подожди ты до тех пор, покуда

Мы не прибудем на место и царских палат не достигнем; когда же

Ты убедишься, что царских палат уж могли мы достигнуть,

Встань и во внутренность града войди и расспрашивай встречных,

Где обитает родитель мой, царь Алкиной многославный.

300 Дом же его ты узнаешь легко: бессловесный младенец

Может дорогу к нему указать; ни один феакиец

Здесь не имеет такого жилища, в каком обитает

Царь Алкиной. Окруженный строеньями двор перешедши,

Шагом поспешным пройди ты сквозь залу к покоям царицы;

305 Там перед ярко блестящим ее очагом ты увидишь

С чудным искусством прядущую тонкопурпурные нити

Подле колонны высокой, в кругу приближенных служанок.

Там же и кресла царевы стоят у огня и, на них он

Сидя, вином утешается, светлому богу подобный.

310 Мимо царя ты пройди и, обнявши руками колена

Матери милой моей, умоляй, чтоб она поспешила

День возвращенья в отчизну тебе даровать, чужеземцу.

Если моленье твое с благосклонностью примет царица,

Будет тогда и надежда тебе, что возлюбленных ближних,

315 Светлый свой дом, и семью, и отечество скоро увидишь».

Кончив, ударила звучно блестящим бичом Навсикая

Мулов; затопав, они от реки побежали проворной

Рысью; другие же, пешие, следом пошли; но царевна

Мулов держала на крепких вожжах, чтоб от них не отстали

320 Девы и странник, и хлопала звучным бичом осторожно.

Солнце садилось, когда к благовонной Палладиной роще

Вместе достигли они. Одиссей, там оставшися, начал

Дочери Зевса эгидодержавца Палладе молиться:

«Дочь непорочная Зевса эгидодержавца, Паллада,

325 Ныне вонми ты молитве, тобою не внятой, когда я

Гибнул в волнах, сокрушенный земли колебателя гневом;

Дай мне найти и покров и приязнь у людей феакийских».

Так говорил он, моляся; и был он Палладой услышан;

Но перед ним не явилась богиня сама, опасаясь

330 Мощного дяди,[233 — Стихи 329–330. …опасаясь мощного дяди… — Дядя Афины Паллады — Посейдон, брат Зевса, ее отца.] который упорствовал гнать Одиссея,

Богоподобного мужа, пока не достиг он отчизны.

Песнь седьмая
Так Одиссей богоравный, в бедах постоянный, молился.

Тою порою царевну везли крепконогие мулы

В город. Достигнув блестящих царевых палат, Навсикая

Взъехала прямо на двор и сошла с колесницы; навстречу

5     Вышли ее молодые, бессмертным подобные, братья;

Мулов отпрягши, в покои они отнесли все одежды.

Царская дочь на свою половину пошла; развела там

Яркий огонь ей рабыня эпирская Евримедуса

(Некогда в быстром ее корабле увезли из Эпира,

10   В дар Алкиною почетный назначив, понеже, над всеми

Он феакийцами властвуя, чтим был как бог от народа.

Ею была Навсикая воспитана в царском жилище).

Яркий огонь разведя, приготовила ужин старушка.

В город направил тем временем путь Одиссей; но Афина

15   Облаком темным его окружила, чтоб не был замечен

Он никаким из надменных граждан феакийских, который

Мог бы его оскорбить, любопытствуя выведать, кто он.

Но, подошед ко вратам крепкозданным прекрасного града,

Встретил он дочь светлоокую Зевса богиню Афину

20   В виде несущей скудель молодой феакийския девы.

Встретившись с нею, спросил у нее Одиссей богоравный:

«Дочь моя, можешь ли мне указать те палаты, в которых

Ваш обладатель, божественный царь Алкиной, обитает?

Многоиспытанный странник, судьбою сюда издалека

25   Я заведен; мне никто не знаком здесь, никто из живущих

В городе вашем, никто из людей, обитающих в поле».

Дочь светлоокая Зевса Афина ему отвечала:

«Странник, с великой охотой палаты, которых ты ищешь,

Я укажу; там в соседстве живет мой отец беспорочный;

30   Следуй за мною в глубоком молчанье; пойду впереди я;

Ты же на встречных людей не гляди и не делай вопросов

Им: иноземцев не любит народ наш; он с ними не ласков;

Люди радушного здесь гостелюбия вовсе не знают;

Быстрым вверяя себя кораблям, пробегают бесстрашно

35   Бездну морскую они, отворенную им Посейдоном;

Их корабли скоротечны, как легкие крылья иль мысли».

Кончив, богиня Афина пошла впереди Одиссея.

Быстрым шагом, поспешно пошел Одиссей за богиней.

Улицы с ней проходя, ни одним из людей феакийских,

40   На море славных, он не был замечен; того не хотела

Светлокудрявая дева Паллада: храня Одиссея,

Тьмой несказанной его отовсюду она окружила.

Он изумился, увидевши пристани, в них бесконечный

Ряд кораблей, и народную площадь, и крепкие стены

45   Чудной красы, неприступным извне огражденные тыном.

Но, подошед к многославному дому царя Алкиноя,

Дочь светлоокая Зевса богиня Афина сказала:

«Странник, с тобою пришли мы к палатам, которых искал ты;

В них ты увидишь любезного Зевсу царя Алкиноя

50   В сонме гостей за роскошной трапезой; войди, не страшася;

Мужу бесстрашному, кто бы он ни был, хотя б чужеземец,

Все по желанью вернее других исполнять удается.

Прежде всего подойди ты, в палату вступивши, к царице;

Имя царицы Арета; она от одних происходит

55   Предков с высоким супругом своим Алкиноем; вначале

Сын Навсифой Посейдоном земли колебателем прижит

Был с Перибеей, всех дев затмевавшей своей красотою,

Младшею дочерью мужа могучего Евримедонта,

Бывшего прежде властителем буйных гигантов; но сам он

60   Свой погубил святотатный народ и себя самого с ним.

Дочь же его возлюбил колебатель земли; от союза

С ней он имел Навсифоя; и первым царем феакиян

Был Навсифой; от него родились Рексенор с Алкиноем;

Но Рексенор, сыновей не имев, сребролуким застрелен

65   Был Аполлоном на пире вторичного брака, оставив

Дочь сиротою, Арету; и, с ней Алкиной сочетавшись,

Так почитает ее, как еще никогда не бывала

В свете жена, свой любящая долг, почитаема мужем;

Нежную сердца любовь ей всечасно являют в семействе

70   Дети и царь Алкиной; в ней свое божество феакийцы

Видят, и в городе с радостно-шумным всегда к ней теснятся

Плеском, когда меж народа она там по улицам ходит.

Кроткая сердцем, имеет она и возвышенный разум,

Так что нередко и трудные споры мужей разрешает.

75   Если моленья твои с благосклонностью примет царица,

Будет тогда и надежда тебе, что возлюбленных ближних,

Светлый свой дом, и семью, и отечество скоро увидишь».

Так говоря, светлоокая Зевсова дочь удалилась;

Морем бесплодным от Схерии тучной помчавшись, достигла

80   Скоро она Марафона; потом в многолюдных Афинах

В дом крепкозданный царя Ерехтея вошла. Одиссей же

Тою порой подошел ко дворцу Алкиноя; он сильно

Сердцем тревожился, стоя в дверях перед медным порогом.

Все лучезарно, как на небе светлое солнце иль месяц,

85   Было в палатах любезного Зевсу царя Алкиноя;

Медные стены[234 — Стих 86. Медные стены — то есть стены, изнутри отделанные медными пластинками; такое же значение имеют и «золотые двери», и «медный порог».] во внутренность шли от порога и были

Сверху увенчаны светлым карнизом лазоревой стали;[235 — Стих 87. Лазоревая сталь — особая эмаль, сплав стекла и меди, имевший темно-синий цвет и употреблявшийся в микенскую эпоху. В ту пору железо только начало заменять бронзу и медь, и упоминания о нем в «Одиссее» редки.]

Вход затворен был дверями, литыми из чистого злата;

Притолки их из сребра утверждались на медном пороге;

90   Также и князь[236 — Стих 90. Князь — дверной косяк.] их серебряный был, а кольцо золотое.

Две — золотая с серебряной — справа и слева стояли,

Хитрой работы искусного бога Гефеста, собаки

Стражами дому любезного Зевсу царя Алкиноя:

Были бессмертны они и с течением лет не старели.

95   Стены кругом огибая, во внутренность шли от порога

Лавки богатой работы; на лавках лежали покровы,

Тканные дома искусной рукою прилежных работниц;

Мужи знатнейшие града садилися чином на этих

Лавках[237 — Стихи 98–99. …садилися чином на этих лавках… — Жуковский вносит в «Одиссею» черты русской старины: старорусское понятие «чина» чуждо гомеровским представлениям, да и вместо лавок у Гомера упоминаются кресла.] питьем и едой наслаждаться за царской трапезой.

100 Зрелися там на высоких подножиях лики златые

Отроков; светочи в их пламенели руках, озаряя

Ночью палату и царских гостей на пирах многославных.

Жило в пространном дворце пятьдесят рукодельных невольниц:

Рожь золотую мололи одни жерновами ручными,

105 Нити сучили другие и ткали, сидя за станками

Рядом, подобные листьям трепещущим тополя; ткани ж

Были так плотны, что в них не впивалось и тонкое масло.

Сколь феакийские мужи отличны в правлении были

Быстрых своих кораблей на морях, столь отличны их жены

110 Были в тканье: их богиня Афина сама научила

Всем рукодельным искусствам, открыв им и хитростей много.

Был за широким двором четырехдесятинный богатый

Сад, обведенный отвсюду высокой оградой;[238 — Стих 113. Сад, обведенный отвсюду высокой оградой… — Не говоря о волшебных свойствах сада Алкиноя, слушателя поэмы должно было поразить уже наличие сада возле самого дворца: ведь в реальных дворцах басилевсов гомеровской эпохи, громоздившихся на тесном пространстве, обнесенном высокими стенами, места для сада не оставалось. Еще в классическую эпоху греки удивлялись обширному дворцовому парку персидского царя.] росло там

Много дерев плодоносных, ветвистых, широковершинных,

115 Яблонь, и груш, и гранат, золотыми плодами обильных,

Также и сладких смоковниц и маслин, роскошно цветущих;

Круглый там год, и в холодную зиму, и в знойное лето,

Видимы были на ветвях плоды; постоянно там веял

Теплый зефир, зарождая одни, наливая другие;

120 Груша за грушей, за яблоком яблоко, смоква за смоквой,

Грозд пурпуровый за гроздом сменялися там, созревая.

Там разведен был и сад виноградный богатый; и грозды

Частью на солнечном месте лежали, сушимые зноем,

Частию ждали, чтоб срезал их с лоз виноградарь; иные

125 Были давимы в чанах; а другие цвели иль, осыпав

Цвет, созревали и соком янтарно-густым наливались.

Саду границей служили красивые гряды, с которых

Овощ и вкусная зелень весь год собирались обильно.

Два там источника были; один обтекал, извиваясь,

130 Сад, а другой перед самым порогом царева жилища

Светлой струею бежал, и граждане в нем черпали воду.

Так изобильно богами был дом одарен Алкиноев.

Долго, дивяся, стоял перед ним Одиссей богоравный;

Но, поглядевши на все с изумленьем великим, ступил он

135 Смелой ногой на порог и во внутренность дома проникнул.

Там он узрел феакийских вождей и старейшин, творящих

Зоркому богу, убийце Аргуса, вином возлиянье[239 — Стих 137. Зоркому богу… вином возлиянье… — Греки перед отходом ко сну обращались с молитвой к Гермесу — божеству, посылающему сон.]

(Он от грядущих ко сну был всегда призываем последний).

Быстро палату пиров перешел Одиссей богоравный;

140 Скрытый туманом, которым его окружила Афина,

Прямо к Арете приблизился он и к царю Алкиною,

Обнял руками колена царицы, и в это мгновенье

Вдруг расступилась его облекавшая тьма неземная.

Все замолчали, могучего мужа внезапно увидя;

145 Все в изумленье смотрели. Царице Арете сказал он:

«Дочь Рексенора, подобного силой бессмертным, Арета,

Ныне к коленам твоим, и к царю, и к пирующим с вами

Я прибегаю, плачевный скиталец. Да боги пошлют вам

Светлое счастье на долгие дни; да наследуют ваши

150 Дети ваш дом и народом вам данный ваш сан знаменитый.

Мне ж помогите, чтоб я беспрепятственно мог возвратиться

В землю отцов, столь давно сокрушенный разлукой с своими».

Кончив, к огню очага подошел он и сел там на пепле.[240 — Стих 153. …к огню очага подошел он и сел там на пепле. — Очаг — священное место в доме, средоточие культа домашних богов.]

Все неподвижно молчали, и долго молчание длилось.

155 Но наконец Ехеней, благородного племени старец,

Ранее всех современных ему феакиян рожденный,

Сладкоречивый, и старые были, и многое знавший,

Добрых исполненный мыслей, сказал, обратясь к Алкиною:

«Царь Алкиной, неприлично тебе допускать, чтоб молящий

160 Странник на пепле сидел очага твоего перед нами.

Почесть ему оказать ожидаем твоих повелений;

С пепла поднявши, на стул среброкованный с нами его ты

Сесть пригласи и глашатаю в чаши вина золотого

Влить повели, чтоб могли громолюбцу Зевесу, молящих

165 Странников всех покровителю, мы совершить возлиянье.

Гостю ж пускай из запаса даст ключница пищи вечерней».

Так он сказав, пробудил Алкиноеву силу святую.

За руку взяв Одиссея, объятого думой глубокой,

С пепла он поднял его и на креслах богатых с собою

170 Рядом за стол посадил, повелев уступить Лаодаму,

Сыну любимому, подле сидевшему, место пришельцу.

Тут для умытия рук поднесла на богатой лохани

Полный студеной воды золотой рукомойник рабыня;

Гладкий потом пододвинула стол; на него положила

175 Хлеб домовитая ключница с разным съестным, из запаса

Выданным ею охотно. Едой и питьем изобильным

Сердце свое насладил Одиссей, многославный страдалец.

Тут Понтоною глашатаю бросил крылатое слово

Царь феакиян: «Наполни кратеры вином и подай с ним

180 Чаши гостям, чтоб могли громолюбцу Зевесу, молящих

Странников всех покровителю, мы совершить возлиянье».

Так он сказал, и, наполнив медвяным вином все кратеры,

В чашах пирующим подал его Понтоной; возлиянье

Стоя они совершили и вдоволь питьем насладились.

185 Царь Алкиной, обратившись к гостям, произнес: «Приглашаю

Выслушать слово мое вас, мужей феакийских, дабы я

Высказать мог вам все то, что велит мне рассудок и сердце.

Кончился пир наш; теперь по домам на покой разойдитесь;

Завтра же утром, с собою и прочих вельмож пригласивши,

190 Снова придите, чтоб странника здесь угостить и бессмертным

Вместе свершить гекатомбу. Потом учредим отправленье

Гостя почтенного так, чтоб под нашей надежной защитой

Он без тревог и препятствий поспешно и весело прибыл

В край, им желаемый, сколь бы отсюда он ни был далеко;

195 Также, чтоб он ни печали, ни зла на дороге не встретил

Прежде, пока не достигнет отчизны; когда же достигнет,

Пусть испытает все то, что судьба и могучие Парки

В нить бытия роковую вплели для него при рожденье.

Если же кто из бессмертных под видом его посетил нас,

200 То на уме их, конечно, есть замысел, нам неизвестный;

Ибо всегда нам открыто являются боги, когда мы,

Их призывая, богатые им гекатомбы приносим;

С нами они пировать без чинов за трапезу садятся;

Даже когда кто из них и один на пути с феакийским

205 Странником встретится — он не скрывается; боги считают

Всех нас родными, как диких циклопов, как племя гигантов».

Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:

«Царь Алкиной, не тревожься напрасно таким помышленьем;

Вечным богам, беспредельного неба владыкам, ни видом

210 Я не подобен, ни станом; простой человек я, из всех, вам

В мире известных людей земнородных, судьбою гонимых,

Самым злосчастнейшим бедственной жизнью моей я подобен.

Боле других бы я мог рассказать о великих напастях,

Мной претерпенных с трудом непомерным по воле бессмертных;

215 Но несказанным, хотя и прискорбен, я голодом мучусь;

Нет ничего нестерпимей грызущего голода: нами

Властвуя, он о себе вспоминать ежечасно неволит

Нас, и печальных, и преданных скорби душой. Сколь ни сильно

Скорби душою я предан, но тощий желудок мой жадно

220 Требует пищи себе и меня забывать принуждает

Все претерпенное мной, о себе лишь упорно заботясь.

Вы же, молю вас, как скоро пробудится светлая Эос,

Мне, злополучному, путь учредите в отчизну возвратный;

Много я бед претерпел, но готов и погибнуть, лишь только б

225 Светлый свой дом, и семью, и рабов, и богатства увидеть».

Кончил; они, изъявив одобренье, решили в отчизну

Гостя отправить, пленившего всех их столь умною речью.

После, свершив возлиянье и вкусным вином насладившись,

Каждый в свой дом удалился, о ложе и сне помышляя.

230 Но Одиссей богоравный остался в палате столовой;

Царь Алкиной и царица Арета остались с ним вместе; рабыни

Тою порой со столов всю посуду поспешно убрали.

Тут белорукая с гостем беседовать стала Арета.

Мантию с тонким хитоном, сотканные ею самою

235 Дома с рабынями, в платье пришельца узнавши, царица

Голос возвысила свой и крылатое бросила слово:

«Странник, сначала сама я тебя вопрошу; отвечай мне:

Кто ты? Откуда? И платье свое от кого получил ты?

Нам ты сказал, что сюда был морской непогодою брошен».

240 Светлой царице ответствовал так Одиссей хитроумный:

«Трудно, царица, мне будет тебе рассказать всю подробно

Повесть о бедствиях, встреченных мною по воле рожденных

Древним Ураном богов, — об одном расскажу откровенно:

В море находится остров Огигия; там обитает

245 Хитроковарная дочь кознодея Атланта Калипсо,

Светлокудрявая нимфа, богиня богинь. И не водят

Общества с нею ни вечные боги, ни смертные люди.

Я же один, злополучный, на остров ее был враждебным

Демоном брошен, когда мой корабль сокрушительным громом

250 Зевс поразил посреди беспредельно-пустынного моря.

Спутников всех (поглотила их бездна) тогда я утратил.

Сам же, на киле разбитого судна, обхваченном мною,

Девять носившися дней по волнам, на десятый с наставшей

Ночью на остров Огигию выброшен был, где Калипсо,

255 Светлокудрявая нимфа, живет. И, приют благосклонно

Дав мне, богиня меня угощала, кормила, хотела

Мне наконец даровать и бессмертье, и вечную младость.

Сердца, однако, она моего обольстить не успела.

Целые семь лет утратил я там, и текли непрестанно

260 Слезы мои на одежды, мне данные нимфой бессмертной.

Год напоследок осьмой приведен был времен обращеньем;

Вдруг мне она повелела покинуть свой остров — не знаю,

Зевса ль она убоялась, сама ль изменилася в мыслях?

Сел я на крепкосколоченный плот, и она, наделивши

265 Хлебом меня, и душистым вином, и нетленной одеждой,

Следом послала за мной благовеющий ветер попутный.

Дней совершилось семнадцать с тех пор, как пустился я в море;

Вдруг на осьмнадцатый видима стала вдали над водами

Ваша земля, и во мне оживилося милое сердце,

270 Столь несказанно страдавшее. Много, однако, еще мне

Бед колебатель земли Посейдон непреклонный готовил:

Ветры подняв, заградил предо мной он дорогу, и море

Все беспредельное вдруг затревожилось; был я не в силах,

Жалобно стонущий, судном владеть на взволнованной бездне:

275 Буря его изломала в куски, и, в кипящую влагу

Бросясь, пустился я вплавь: напоследок примчали

К вашему брегу меня многошумные ветры и море;

Гибели б мне не избегнуть, когда б на утесистый берег

Был я волною, скалами его отшибаемой, кинут:

280 Силы напрягши, я в сторону поплыл и скоро достигнул

Устья реки — показалось то место приютным, там острых

Не было камней, там всюду от ветров являлась защита;

На берег вышед, в бессилие впал я; божественной ночи

Тьма наступила; тогда, удалясь от потока, небесным

285 Зевсом рожденного, я приютился в кустах и в опадших

Спрятался листьях; и сон бесконечный послали мне боги.

Там под защитою листьев, с печалию милого сердца,

Проспал всю ночь я, все утро и за полдень долго;

Солнце садилось, когда усладительный сон мой был прерван:

290 Дев, провожавших царевну твою, я увидел на бреге;

С нею, подобные нимфам, они, там резвяся, играли.

К ней обратил я молитву, и так поступила разумно

Юная царская дочь, как немногие с ней одинаких

Лет поступить бы могли, — молодежь рассудительна редко.

295 Сладкой едой и вином искрометным меня подкрепивши,

Мне искупаться в потоке велела она и одежду

Эту дала мне. Я кончил, поистине все рассказав вам».

Он умолкнул. Ему Алкиной отвечал благосклонно:

«Странник, гораздо б приличнее было для дочери нашей,

300 Если б она пригласила тебя за собою немедля

Следовать в дом наш: к ней первой ты с просьбой своей обратился».

Так он сказал, и ему возразил Одиссей хитроумный:

«Царь благородный, не делай упреков разумной царевне;

Следовать мне за собою она предложила немедля;

305 Я ж отказался — мне было бы стыдно; при том же подумал

Я, что, меня с ней увидя, на нас ты разгневаться мог бы:

Скоро всегда раздражаемся мы, земнородные люди».

Царь Алкиной, возражая, ответствовал так Одиссею:

«Странник, в груди у меня к безрассудному гневу такому

310 Сердце не склонно; приличие ж должно во всем наблюдать нам.

Если б — о Дий громовержец! о Феб Аполлон! о Афина! —

Если б нашелся подобный тебе, в помышленьях со мною

Сходный, супруг Навсикае, возлюбленный зять мне, и если б

Здесь поселился он… Дом и богатства бы дал я, когда бы

315 Волей ты с нами остался; насильно же здесь иноземца

Мы не задержим, то было бы Зевсу отцу неугодно.

Твой же отъезд я устрою, чтоб было тебе то известно,

Завтра: ты, сладкому отдыху мирно предавшися, будешь

Сонный в спокойном безветрии плыть и достигнешь

320 В землю отцов иль в иную какую желанную землю,

Сколь бы она ни лежала далеко, хотя бы в Эвбею,[241 — Стих 321. Эвбея — является самым дальним островом лишь для малоазиатских греков; для европейской Греции Эвбея — ближайший остров.]

Дале которой уж нет ничего, по сказанью отважных

Наших пловцов, с златовласым туда Радамантом ходивших, —

Тития, сына Земли, посетил он и, сколь ни далек был

325 Путь по глубокому морю, его без труда совершили

В сутки они, до Эвбеи доплыв и назад возвратившись.

Сам ты узнаешь, как быстры у нас корабли, как отважно

Веслами море браздят мореходцы мои молодые».

Так он сказал; пролилося веселие в грудь Одиссея;

330 Голос возвысивши свой, произнес он такую молитву:

«Дий, наш отец, да исполнится все, что теперь обещал мне

Царь Алкиной, и да будет всегда на земле плодоносной

Слава ему! А меня проводи безопасно в отчизну».

Так говорили о многом они, собеседуя сладко.

335 Тою порой повелела царица Арета рабыням

В сенях поставить кровать, на нее положить пурпуровый

Мягкий тюфяк и богатый ковер разостлать; на ковер же

Теплым покровом для тела косматую мантию бросить.

Факелы взявши, пошли из столовой рабыни; когда же

340 Было совсем приготовлено мягко-упругое ложе,

Близко они подошед к Одиссею, ему доложили:

«Странник, иди почивать: для тебя приготовлено ложе».

Радостно было усталому гостю призванье к покою;

Сладко-целительный сон наконец он вкусил безмятежно,

345 В звонко-пространных сенях на кровать прорезную возлегши.

Скоро и царь Алкиной, с ним простяся, во внутренней спальне

Лег на постель и заснул близ супруги своей благонравной.

Песнь восьмая
Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос —

Мирный покинула сон Алкиноева сила святая;

Встал и божественный муж Одиссей, городов сокрушитель.

Царь Алкиной многовластный повел знаменитого гостя

5     На площадь, где невдали кораблей феакийцы сбирались.

Сели, пришедши, на гладко обтесанных камнях друг с другом

Рядом они. Той порою Паллада Афина по улицам града,

В образ облекшись глашатая царского, быстро ходила;

Сердцем заботясь о скором возврате домой Одиссея,

10   К каждому встречному ласково речь обращала богиня:

«Вы, феакийские люди, вожди и владыки, скорее

На площадь все соберитесь, дабы иноземца, который

В дом Алкиноя премудрого прибыл вчера, там увидеть:

Бурей к нам брошенный, богу он образом светлым подобен».

15   Так говоря, возбудила она любопытное рвенье

В каждом, и скоро наполнилась площадь народом; и сели

Все по местам. С удивленьем великим они обращали

Взор на Лаэртова сына: ему красотой несказанной

Плечи одела Паллада, главу и лицо озарила,

20   Стан возвеличила, сделала тело полнее, дабы он

Мог приобресть от людей феакийских приязнь и вселил в них

Трепет почтительный мужеской силой на играх, в которых

Им испытать надлежало его, отличась пред народом.

Все собралися они, и собрание сделалось полным.

25   Тут, обратяся к ним, царь Алкиной произнес: «Приглашаю

Выслушать слово мое вас, людей феакийских, дабы я

Высказать мог вам все то, что велит мне рассудок и сердце.

Гость иноземный — его я не знаю; бездомно скитаясь,

Он от восточных народов сюда иль от западных прибыл —

30   Молит о том, чтоб ему помогли мы достигнуть отчизны.

Мы, сохраняя обычай, молящему гостю поможем;

Ибо еще ни один чужеземец, мой дом посетивший,

Долго здесь, плача, не ждал, чтоб его я услышал молитву.

Должно спустить на священные воды корабль чернобокий,

35   В море еще не ходивший; потом изберем пятьдесят два

Самых отважных меж лучшими здесь молодыми гребцами;

Весла к скамьям прикрепив корабельным, пускай соберутся

В царских палатах они и поспешно себе на дорогу

Вкусный обед приготовят; я всех их к себе приглашаю.

40   Так от меня объявите гребцам молодым; а самих вас,

Скиптродержавных владык и судей, я прошу в мой пространный

Дом, чтоб со мною, как следует, там угостить иноземца;

Всех вас прошу, отказаться не властен никто; позовите

Также певца Демодока: дар песней приял от богов он

45   Дивный, чтоб все воспевать, что в его пробуждается сердце».

Кончив, пошел впереди он; за ним все судьи и владыки

Скиптродержавные; звать Понтоной побежал Демодока.

Скоро по воле царя пятьдесят два гребца, на отлогом

Бреге бесплодно соленого моря собравшися, вместе

50   К ждавшему их на песке кораблю подошли, совокупной

Силою черный корабль на священные сдвинули воды,

Подняли мачты, устроили все корабельные снасти,

В крепкоременные петли просунули длинные весла,

Должным порядком потом паруса утвердили. Отведши

55   Легкий корабль на открытое взморье, они собралися

Все во дворце Алкиноя, царем приглашенные. Скоро

Все переходы палат, и дворы, и притворы народом

Сделались полны — там были и юноши, были и старцы.

Жирных двенадцать овец, двух быков криворогих и восемь

60   Остроклычистых свиней Алкиной повелел им зарезать;

Их ободрав, изобильный обед приготовили гости.

Тою порой с знаменитым певцом Понтоной возвратился;

Муза его при рождении злом и добром одарила:

Очи затмила его, даровала за то сладкопенье.

65   Стул среброкованный подал певцу Понтоной, и на нем он

Сел пред гостями, спиной прислоняся к колонне высокой.

Лиру слепца на гвозде над его головою повесив,

К ней прикоснуться рукою ему — чтоб ее мог найти он —

Дал Понтоной, и корзину с едою принес, и подвинул

70   Стол и вина приготовил, чтоб пил он, когда пожелает.

Подняли руки они к предложенной им пище; когда же

Был удовольствован голод их сладким питьем и едою,

Муза внушила певцу возгласить о вождях знаменитых,

Выбрав из песни, в то время везде до небес возносимой,

75   Повесть о храбром Ахилле и мудром царе Одиссее,

Как между ними однажды на жертвенном пире великом

Распря в ужасных словах загорелась и как веселился

В духе своем Агамемнон враждой знаменитых ахеян:

Знаменьем добрым ему ту вражду предсказал Аполлонов

80   В храме Пифийском оракул,[242 — Стих 80. В храме Пифийском оракул — в храме Аполлона в Дельфах.] когда через каменный праг он

Бога спросить перешел, — а случилось то в самом начале

Бедствий, ниспосланных богом богов на троян и данаев.

Начал великую песнь Демодок; Одиссей же, своею

Сильной рукою широкопурпурную мантию взявши,

85   Голову ею облек и лицо благородное скрыл в ней.

Слез он своих не хотел показать феакийцам. Когда же,

Пенье прервав, сладкогласный на время умолк песнопевец,

Слезы отерши, он мантию снял с головы и, наполнив

Кубок двудонный вином, совершил возлиянье бессмертным.

90   Снова запел Демодок, от внимавших ему феакиян,

Гласом его очарованных, вызванный к пенью вторично;

Голову мантией снова облек Одиссей, прослезяся.

Были другими его не замечены слезы, но мудрый

Царь Алкиной их заметил и понял причину их, сидя

95   Близ Одиссея и слыша скорбящего тяжкие вздохи.

Он феакиянам веслолюбивым сказал: «Приглашаю

Выслушать слово мое вас, судей и вельмож феакийских;

Душу свою насладили довольно мы вкуснообильной

Пищей и звуками лиры, подруги пиров сладкогласной;

100 Время отсюда пойти нам и в мужеских подвигах крепость

Силы своей показать, чтоб наш гость, возвратяся, домашним

Мог возвестить, сколь других мы людей превосходим в кулачном

Бое, в борьбе утомительной, в прыганье, в беге проворном».

Кончив, поспешно пошел впереди он, за ним все другие.

105 Звонкую лиру приняв и повесив на гвоздь, Демодока

За руку взял Понтоной и из залы пиршественной вывел;

Вслед за другими, ведя песнопевца, пошел он, чтоб видеть

Игры, в которых хотели себя отличить феакийцы.

На площадь все собралися: толпой многочисленно-шумной

110 Там окружил их народ. Благородные юноши к бою

Вышли из сонма его:[243 — Стихи 111–115. Вышли из сонма его: Акроней, Окиал… — Все имена феакийцев имеют отношение к морскому делу: Акроней — «находящийся впереди корабля», Окиал — «бегущий по морю», Навтий — «корабельщик»; имя Примней происходит от слова «корма», Прореон — от слова «нос корабля», Эретмей — от слова «весло», Понтей — от слова «море»; Амфиал — «приморский», Анабесионей — «всходящий на корабль», Фоон — «быстрый», Полиний — «многокорабельный», Тектон — «кораблестроитель».] Акроней, Окиал с Элатреем,

Навтий, Примней, Анхиал, Эретмей с Анабесионеем;

С ними явились Понтей, Прореон и Фоон с Амфиалом,

Сыном Полиния, внуком Тектона; пристал напоследок

115 К ним и младой Эвриал, Навболит, равносильный Арею:

Всех феакиян затмил бы чудесной своей красотой он,

Если б его самого не затмил Лаодам беспорочный.

К ним подошли, наконец, Лаодам, Галионт с богоравным

Клитонеоном — три бодрые сына царя Алкиноя.

120 Первые в беге себя испытали они. Устремившись

С места того, на котором стояли, пустилися разом,

Пыль подымая, они через поприще: всех был проворней

Клитонеон благородный — какую по свежему полю

Борозду плугом два мула проводят, настолько оставив

125 Братьев своих назади, возвратился он первый к народу.

Стали другие в борьбе многотрудной испытывать силу:

Всех Эвриал одолел, превзошедши искусством и лучших.

В прыганье был Анхиал победителем. Тяжкого диска

Легким бросаньем от всех Эретмей отличился. В кулачном

130 Бое взял верх Лаодам, сын царя Алкиноя прекрасный.

Тут, как у всех уж довольно насытилось играми сердце,

К юношам речь обративши, сказал Лаодам, Алкиноев

Сын: «Не прилично ли будет спросить нам у гостя, в каких он

Играх способен себя отличить? Он не низкого роста,

135 Голени, бедра и руки его преисполнены силы,

Шея его жиловата, он мышцами крепок; годами

Также не стар; но превратности жизни его изнурили.

Нет ничего, утверждаю, сильней и губительней моря;

Крепость и самого бодрого мужа оно сокрушает».

140 «Умным, — сказал, отвечая на то, Эвриал Лаодаму, —

Кажется мне предложенье твое, Лаодам благородный.

Сам подойди к иноземному гостю и сделай свой вызов».

Сын молодой Алкиноя, слова Эвриала услышав,

Вышел вперед и сказал, обратяся к царю Одиссею:

145 «Милости просим, отец иноземец; себя покажи нам

В играх, в каких ты искусен, — но, верно, во всех ты искусен, —

Бодрому мужу ничто на земле не дает столь великой

Славы, как легкие ноги и крепкие мышцы, яви же

Силу свою нам, изгнав из души все печальные думы.

150 Путь для тебя уж теперь недалек; уж корабль быстроходный

С берега сдвинут, и наши готовы к отплытию люди».

Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:

«Друг, не обидеть ли хочешь меня ты своим предложеньем?

Мне не до игр: на душе несказанное горе; довольно

155 Бед испытал и немало великих трудов перенес я;

Ныне ж, крушимый тоской по отчизне, сижу перед вами,

Вас и царя умоляя помочь мне в мой дом возвратиться».

Но Эвриал Одиссею ответствовал с колкой насмешкой:

«Странник, я вижу, что ты не подобишься людям, искусным

160 В играх, одним лишь могучим атлетам приличных; конечно,

Ты из числа промышленных людей, обтекающих море

В многовесельных своих кораблях для торговли, о том лишь

Мысля, чтоб, сбыв свой товар и опять корабли нагрузивши,

Боле нажить барыша: но с атлетом ты вовсе не сходен».

165 Мрачно взглянув исподлобья, сказал Одиссей благородный:

«Слово обидно твое; человек ты, я вижу, злоумный.

Боги не всякого всем наделяют: не каждый имеет

Вдруг и пленительный образ, и ум, и могущество слова;

Тот по наружному виду внимания мало достоин —

170 Прелестью речи зато одарен от богов; веселятся

Люди, смотря на него, говорящего с мужеством твердым

Или с приветливой кротостью; он украшенье собраний;

Бога в нем видят, когда он проходит по улицам града.

Тот же, напротив, бессмертным подобен лица красотою,

175 Прелести ж бедное слово его никакой не имеет.

Так и твоя красота беспорочна, тебя и Зевес бы

Краше не создал; зато не имеешь ты здравого смысла.

Милое сердце в груди у меня возмутил ты своею

Дерзкою речью. Но я не безопытен, должен ты ведать,

180 В мужеских играх; из первых бывал я в то время, когда мне

Свежая младость и крепкие мышцы служили надежно.

Ныне ж мои от трудов и печалей истрачены силы;

Видел немало я браней и долго среди бедоносных

Странствовал вод, но готов я себя испытать и лишенный

185 Сил; оскорблен я твоим безрассудно-ругательным словом».

Так отвечав, поднялся он и, мантии с плеч не сложивши,

Камень схватил — он огромней, плотней и тяжеле всех дисков,

Брошенных прежде людьми феакийскими, был; и с размаха

Кинул его Одиссей, жиловатую руку напрягши;

190 Камень, жужжа, полетел; и под ним до земли головами

Веслолюбивые, смелые гости морей, феакийцы

Все наклонились; а он далеко через все перемчался

Диски, легко улетев из руки; и Афина под видом

Старца, отметивши знаком его, Одиссею сказала:

195 «Странник, твой знак и слепой различит без ошибки, ощупав

Просто рукою; лежит он отдельно от прочих, гораздо

Далее всех их. Ты в этом бою победил; ни один здесь

Камня ни дале, ни так же далеко, как ты, не способен

Бросить». От слов сих веселье проникло во грудь Одиссея.

200 Радуясь тем, что ему хоть один благосклонный в собранье

Был судия, с обновленной душой он сказал предстоявшим:

«Юноши, прежде добросьте до этого камня; за вами

Брошу другой я и столь же далеко, быть может, и дале.

Пусть все другие, кого побуждает отважное сердце,

205 Выйдут и сделают опыт; при всех оскорбленный, я ныне

Всех вас на бой рукопашный, на бег, на борьбу вызываю;

С каждым сразиться готов я — с одним не могу Лаодамом:

Гость я его — подыму ли на друга любящего руку?

Тот неразумен, тот пользы своей различать не способен,

210 Кто на чужой стороне с дружелюбным хозяином выйти

Вздумает в бой; несомненно, себе самому повредит он.

Но меж другими никто для меня не презрителен, с каждым

Рад я схватиться, чтоб силу мою, грудь на грудь, испытать с ним.

Знайте, что я ни в каком не безопытен мужеском бое.

215 Гладким луком и самым тугим я владею свободно;

Первой стрелой поражу я на выбор противника в тесном

Сонме врагов, хоть кругом бы меня и товарищей много

Было и меткую каждый стрелу на врага бы нацелил.

Только одним Филоктетом бывал я всегда побеждаем

220 В Трое,[244 — Стихи 219–220. Только одним Филоктетом бывал я всегда побеждаем в Трое… — Возможно, эти стихи являются позднейшей вставкой: ведь дальше, в конце этой песни (стихи 577–586), никто еще не знает, что Одиссей принимал участие в походе на Трою.] когда мы, ахейцы, там, споря, из лука стреляли.

Но утверждаю, что в этом искусстве со мной ни единый

Смертный, себя насыщающий хлебом, сравниться не может;

Я не дерзнул бы, однако, бороться с героями древних

Лет, ни с Гераклом, ни с Евритом, метким стрелком эхалийским;

225 Спорить они и с богами в искусстве своем не страшились;

Еврит великий погиб от того; не достиг он глубокой

Старости в доме семейном своем; раздражив Аполлона

Вызовом в бой святотатным, он из лука был им застрелен.

Дале копьем я достигнуть могу, чем другие стрелою;

230 Может случиться, однако, что кто из людей феакийских

В беге меня победит: окруженный волнами, я силы

Все истощил, на неверном плоту не вкушая столь долго

Пищи, покоя и сна; и мои все разрушены члены».

Так он сказал; все кругом неподвижно хранили молчанье.

235 Но Алкиной, возражая, ответствовал так Одиссею:

«Странник, ты словом своим не обидеть нас хочешь; ты только

Всем показать нам желаешь, какая еще сохранилась

Крепость в тебе; ты разгневан безумцем, тебя оскорбившим

Дерзкой насмешкой, — зато ни один, говорить здесь привыкший

240 С здравым рассудком, ни в чем не помыслит тебя опорочить.

Выслушай слово, однако, мое со вниманьем, чтоб после

Дома его повторить при друзьях благородных, когда ты,

Сидя с женой и детьми за веселой семейной трапезой,

Вспомнишь о доблестях наших и тех дарованьях, какие

245 Нам от отцов благодатью Зевеса достались в наследство.

Мы, я скажу, ни в кулачном бою, ни в борьбе не отличны;

Быстры ногами зато несказанно и первые в море;

Любим обеды роскошные, пение, музыку, пляску,

Свежесть одежд, сладострастные бани и мягкое ложе.

250 Но пригласите сюда плясунов феакийских; зову я

Самых искусных, чтоб гость наш, увидя их, мог, возвратяся

В дом свой, там всем рассказать, как других мы людей превосходим

В плаванье по морю, в беге проворном, и в пляске, и в пенье.

Пусть принесут Демодоку его звонкогласную лиру;

255 Где-нибудь в наших пространных палатах ее он оставил».

Так Алкиной говорил, и глашатай, его исполняя

Волю, поспешно пошел во дворец за желаемой лирой.

Судьи, в народе избранные, девять числом, на средину

Поприща, строгие в играх порядка блюстители, вышли,

260 Место для пляски угладили, поприще сделали шире.

Тою порой из дворца возвратился глашатай и лиру

Подал певцу: пред собранье он выступил; справа и слева

Стали цветущие юноши, в легкой искусные пляске.

Топали в меру ногами под песню они; с наслажденьем

265 Легкость сверкающих ног замечал Одиссей и дивился.

Лирой гремя сладкозвучною, пел Демодок вдохновенный

Песнь о прекраснокудрявой Киприде и боге Арее:

Как их свидание первое в доме владыки Гефеста

Было; как, много истратив богатых даров, опозорил

270 Ложе Гефеста Арей, как открыл, наконец, все Гефесту

Гелиос зоркий, любовное их подстерегши свиданье.

Только достигла обидная весть до Гефестова слуха,

Мщение в сердце замыслив, он в кузнице плаху поставил,

Крепко свою наковальню уладил на ней и проворно

275 Сети сковал из железных, крепчайших, ничем не разрывных

Проволок. Хитрый окончивши труд и готовя Арею

Стыд, он пошел в тот покой, где богатое ложе стояло.

Там он, сетями своими опутав подножье кровати,

Их на нее опустил с потолка паутиною тонкой;

280 Были не только невидимы оку людей, но и взорам

Вечных богов неприметны они: так искусно сковал их,

Мщенье готовя, Гефест. Западню перед ложем устроив,

Он притворился, что путь свой направил в Лемнос, крепкозданный

Город, всех боле других городов на земле им любимый.

285 Зорко за ним наблюдая, Арей златоуздный тогда же

Сведал, что в путь свой Гефест, многославный художник, пустился.

Сильной любовью к прекрасновенчанной Киприде влекомый,

В дом многославного бога художника тайно вступил он.

Зевса отца посетив на высоком Олимпе, в то время

290 Дома одна, отдыхая, сидела богиня. Арей, подошедши,

За руку взял, и по имени назвал ее, и сказал ей:

«Милая, час благосклонен, пойдем на роскошное ложе;

Муж твой Гефест далеко; он на остров Лемнос удалился,

Верно, к суровым синтийям, наречия грубого людям».

295 Так он сказал, и на ложе охотно легла с ним Киприда.

Мало-помалу и он и она усыпились. Вдруг сети

Хитрой Гефеста работы, упав, их схватили с такою

Силой, что не было средства ни встать им, ни тронуться членом;

Скоро они убедились, что бегство для них невозможно;

300 Скоро и сам, не свершив половины пути, возвратился

В дом свой Гефест многоумный, на обе хромающий ноги:

Гелиос зоркий его обо всем известить не замедлил.

В дом свой вступивши с печалию милого сердца, поспешно

Двери Гефест отворил, и душа в нем наполнилась гневом;

305 Громко он начал вопить, чтоб его все услышали боги:

«Дий вседержитель, блаженные, вечные боги, сберитесь

Тяжкообидное, смеха достойное дело увидеть:

Как надо мной, хромоногим, Зевесова дочь Афродита

Гнусно ругается, с грозным Ареем, губительным богом,

310 Здесь сочетавшись. Конечно, красавец и тверд на ногах он;

Я ж от рождения хром — но моею ль виною? Виновны

В том лишь родители. Горе мне, горе! Зачем я родился?

Вот посмотрите, как оба, обнявшися нежно друг с другом,

Спят на постели моей. Несказанно мне горько то видеть.

315 Знаю, однако, что так им в другой раз заснуть не удастся;

Сколь ни сильна в них любовь, но, конечно, охота к такому

Сну в них теперь уж прошла: не сниму с них дотоле я этой

Сети, пока не отдаст мне отец всех богатых подарков,[245 — Стих 318. …пока не отдаст мне отец всех богатых подарков. — Согласно существовавшему праву, муж, которому изменила жена, мог потребовать от ее отца выкуп, уплаченный за нее.]

Им от меня за невесту, бесстыдную дочь, полученных.

320 Правда, прекрасна она, но ее переменчиво сердце».

Так он сказал. Той порой собрались в медностенных палатах

Боги; пришел Посейдон земледержец; пришел дароносец

Эрмий; пришел Аполлон, издалека разящий стрелами;

Но, сохраняя пристойность, богини осталися дома.

325 В двери вступили податели благ, всемогущие боги:

Подняли все они смех несказанный, увидя, какое

Хитрое дело ревнивый Гефест совершить умудрился.

Глядя друг на друга, так меж собою они рассуждали:

«Злое не впрок; над проворством здесь медленность верх одержала;

330 Как ни хромает Гефест, но поймал он Арея, который

Самый быстрейший из вечных богов, на Олимпе живущих.

Хитростью взял он; достойная мзда посрамителю брака».

Так говорили, друг с другом беседуя, вечные боги.

К Эрмию тут обратившись, сказал Аполлон, сын Зевеса:

335 «Эрмий, Кронионов сын, благодатный богов вестоносец,

Искренне мне отвечай, согласился ль бы ты под такою

Сетью лежать на постели одной с золотою Кипридой?»

Зоркий убийца Аргуса ответствовал так Аполлону:

«Если б могло то случиться, о царь Аполлон стреловержец,

340 Сетью тройной бы себя я охотно опутать дозволил,

Пусть на меня бы, собравшись, богини и боги смотрели,

Только б лежать на постели одной с золотою Кипридой!»

Так отвечал он; бессмертные подняли смех несказанный.

Но Посейдон не смеялся; чтоб выручить бога Арея,

345 К славному дивным искусством Гефесту он, голос возвысив,

С просьбой своей обратился и бросил крылатое слово:

«Дай им свободу; ручаюсь тебе за Арея; как сам ты

Требуешь, все дополна при бессмертных богах он заплатит».

Бог хромоногий Гефест, отвечая, сказал Посейдону:

350 «Нет, от меня, Посейдон земледержец, того ты не требуй.

Знаешь ты сам, что всегда неверна за неверных порука.

Чем же тебя, всемогущий, могу я к уплате принудить,

Если свободный Арей убежит и платить отречется?»

Богу Гефесту ответствовал так Посейдон земледержец:

355 «Если могучий Арей, чтоб не быть принужденным к уплате,

Скроется тайно, то все за него заплатить обязуюсь

«. Хромоногий Гефест отвечал Посейдону владыке:

«Воли твоей, Посейдон, не дерзну и не властен отвергнуть».

С сими словами разрушила цепи Гефестова сила.

360 Бог и богиня — лишь только их были разрушены цепи —

Быстро вскочив, улетели. Во Фракию он удалился;

Скрылася в Кипр золотая с улыбкой приветной Киприда;

Был там алтарь ей в Пафосском лесу благовонном воздвигнут;

Там, искупавши ее и натерши душистым, святое

365 Тело одних лишь богов орошающим маслом, Хариты

Плечи ее облачили одеждою прелести чудной.

Так воспевал вдохновенный певец. Одиссей благородный

В сердце, внимая ему, веселился; и с ним веселились

Веслолюбивые, смелые гости морей, феакийцы.

370 Но Алкиной повелел Галионту вдвоем с Лаодамом

Пляску начать: в ней не мог превосходством никто победить их.

Мяч разноцветный, для них рукодельным Полибием сшитый,

Взяв, Лаодам с молодым Галионтом на ровную площадь

Вышли; закинувши голову, мяч к облакам темно-светлым

375 Бросил один; а другой разбежался и, прянув высоко,

Мяч на лету подхватил, до земли не коснувшись ногами.

Легким бросаньем мяча в высоту отличась пред народом,

Начали оба по гладкому лону земли плодоносной

Быстро плясать; и затопали юноши в меру ногами,

380 Стоя кругом, и от топота ног их вся площадь гремела.

Долго смотрев, напоследок сказал Одиссей Алкиною:

«Царь Алкиной, благороднейший муж из мужей феакийских,

Ты похвалился, что пляскою с вами никто не сравнится;

Правда твоя; то глазами я видел; безмерно дивлюся».

385 Так он сказав, возбудил Алкиноеву силу святую.

Царь феакиянам веслолюбивым сказал: «Приглашаю

Выслушать слово мое вас, судей и владык феакийских;

Разум великий имеет, я вижу, наш гость иноземный;

Должно ему, как обычай велит, предложить нам подарки;

390 Областью нашею правят двенадцать владык знаменитых,

Праведно-строгих судей; я тринадцатый, главный. Пусть каждый

Чистое верхнее платье с хитоном и с полным талантом

Золота нашему гостю в подарок назначит обычный.

Все повелите сюда принести и своими руками

395 Страннику сдайте, чтоб весел он был за трапезою нашей.

Ты ж, Эвриал, удовольствуй его, перед ним повинившись,

Дав и подарок: его оскорбил неприличным ты словом».

Так он сказал, изъявили свое одобренье другие;

Каждый глашатая в дом свой послал, чтоб подарки принес он.

400 Но Эвриал, повинуясь, ответствовал так Алкиною:

«Царь Алкиной, благороднейший муж из мужей феакийских,

Я удовольствую гостя, желанье твое исполняя.

Медный свой меч с рукоятью серебряной в новых

Чудной работы ножнах из слоновыя кости охотно

405 Дам я ему, и, конечно, он дар мой высоко оценит».

Так говоря, среброкованый меч свой он снял и возвысил

Голос и бросил крылатое слово Лаэртову сыну:

«Радуйся, добрый отец иноземец! И если сказал я

Дерзкое слово, пусть ветер его унесет и развеет;

410 Ты же, хранимый богами, да скоро увидишь супругу,

В дом возвратяся по долгопечальной разлуке с семьею».

Кончил; ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:

«Радуйся также и ты и, хранимый богами, будь счастлив.

В сердце ж своем никогда не раскайся, что мне драгоценный

415 Меч подарил свой, повинным меня удовольствовав словом».

Так отвечав, среброкованый меч на плечо он повесил.

Солнце зашло; все богатые собраны были подарки;

Их поспешили глашатаи в дом отнести Алкиноев;

Там сыновья Алкиноя владыки, принявши подарки,

420 Отдали матери их, многоумной царице Арете.

Царь же повел знаменитого гостя со всеми другими

В дом свой, и сели, пришедши, они на возвышенных креслах.

Тут, обратяся к царице Арете, сказал благородный

Царь: «Принеси нам, жена, драгоценнейший самый из многих

425 Наших ковчегов, в него положивши и верхнее платье

С тонким хитоном. Поставьте котел на огонь, вскипятите

Воду, чтоб гость наш омылся и, все осмотревши подарки,

Им полученные здесь от людей феакийских, был весел,

С нами сидя за вечерней трапезой и пенью внимая.

430 Я же ещё драгоценный кувшин золотой на прощанье

Дам, чтоб, меня вспоминая, он мог из него ежедневно

Дома творить возлиянье Зевсу и прочим бессмертным».

Так он сказал, и царица Арета велела рабыням

Яркий огонь разложить под огромным котлом троеножным.

435 Тотчас котел троеножный на ярком огне был поставлен.

Налили воду в котел и усилили хворостом пламя;

Чрево сосуда оно обхватило, вода закипела.

Тою порою Арета прекрасный ковчег из покоев

Внутренних вынесла гостю; в ковчег положила подарки,

440 Золото, ризы и все, что ему феакийские мужи

Дали; сама ж к ним прибавила верхнее платье с хитоном.

Кончив, она Одиссею крылатое бросила слово:

«Кровлей накрыв и тесьмою опутав ковчег, завяжи ты

Узел, чтоб кто на дороге чего не похитил, покуда

445 Будешь покоиться сном ты, плывя в корабле чернобоком».

То Одиссей богоравный, в бедах постоянный, услышав,

Кровлей накрыл и тесьмою опутал ковчег и искусный

Узел (как был научен хитроумной Цирцеею) сделал.

Тут пригласила его домовитая ключница в баню

450 Члены свои оживить омовеньем; и теплой купальне

Рад был испытанный муж Одиссей, той услады лишенный

С самых тех пор, как покинул жилище Калипсо, в котором

Нимфы ему, как бессмертному богу, служили. Когда же

Тело омыла ему и елеем натерла рабыня,

455 Легкий надевши хитон и богатой облекшись хламидой,

Вышел он свежий из бани и к пьющим гостям в пировую

Залу вступил. Навсикая царевна, богиня красою,

Подле столба, потолок подпиравшего залы, стояла.

Взор изумленный подняв на прекрасного гостя, царевна

460 Голос возвысила свой и крылатое бросила слово:

«Радуйся, странник, но, в милую землю отцов возвратяся,

Помни меня; ты спасением встрече со мною обязан».

Юной царевне ответствовал так Одиссей многоумный:

«О Навсикая, прекрасноцветущая дочь Алкиноя,

465 Если мне Геры супруг, громоносный Кронион, дозволит

В доме отеческом сладостный день возвращенья увидеть,

Буду там помнить тебя и тебе ежедневно, как богу,

Сердцем молиться: спасением встрече с тобой я обязан».

Так отвечав ей, на креслах он сел близ царя Алкиноя.

470 Было уж роздано мясо; уж чаши вином наполнялись.

Тою порой возвратился глашатай с певцом Демодоком,

Чтимым в народе. Певец посреди светлозданной палаты

Сел пред гостями, спиной прислонившись к колонне высокой.

Полную жира хребтовую часть острозубого вепря

475 Взявши с тарелки своей (для себя же оставя там боле),

Царь Одиссей многославный сказал, обратись к Понтоною:

«Эту почетную часть изготовленной вкусно веприны

Дай Демодоку; его и печальный я чту несказанно.

Всем на обильной земле обитающим людям любезны,

480 Всеми высоко честимы певцы; их сама научила

Пению Муза; ей мило певцов благородное племя».

Так он сказал, и проворно отнес от него Демодоку

Мясо глашатай; певец благодарно даяние принял.

Подняли руки они к приготовленной пище; когда же

485 Был удовольствован голод их сладким питьем и едою,

Так, обратись к Демодоку, сказал Одиссей хитроумный:

«Выше всех смертных людей я тебя, Демодок, поставляю;

Музою, дочерью Дия, иль Фебом самим наученный,

Все ты поешь по порядку, что было с ахейцами в Трое,

490 Что совершили они и какие беды претерпели;

Можно подумать, что сам был участник всему иль от верных

Все очевидцев узнал ты. Теперь о коне деревянном,

Чудном Эпеоса с помощью девы Паллады созданье,

Спой нам, как в город он был хитроумным введен Одиссеем,

495 Полный вождей, напоследок святой Илион сокрушивших.

Если об этом по истине все нам, как было, споешь ты,

Буду тогда перед всеми людьми повторять повсеместно

Я, что божественным пением боги тебя одарили».

Так он сказал, и запел Демодок, преисполненный бога:

500 Начал с того он, как все на своих кораблях крепкозданных

В море отплыли данаи, предавши на жертву пожару

Брошенный стан свой, как первые мужи из них с Одиссеем

Были оставлены в Трое, замкнутые в конской утробе,

Как напоследок коню Илион отворили трояне.

505 В граде стоял он; кругом, нерешимые в мыслях, сидели

Люди троянские, было меж ними троякое мненье:

Или губительной медью громаду пронзить и разрушить,

Или, ее докативши до замка, с утеса низвергнуть,

Или оставить среди Илиона мирительной жертвой

510 Вечным богам: на последнее все согласились, понеже

Было судьбой решено, что падет Илион, отворивши

Стены коню, где ахейцы избранные будут скрываться,

Черную участь и смерть приготовив троянам враждебным.

После воспел он, как мужи ахейские в град ворвалися,

515 Чрево коня отворив и из темного выбежав склепа;

Как, разъяренные, каждый по-своему град разоряли,

Как Одиссей к Деифобову дому, подобный Арею,

Бросился вместе с божественно-грозным в бою Менелаем

Там истребительный бой (продолжал песнопевец) возжегши,

520 Он наконец победил, подкрепленный великой Палладой.

Так об ахеянах пел Демодок; несказанно растроган

Был Одиссей, и ресницы его орошались слезами.

Так сокрушенная плачет вдовица над телом супруга,

Падшего в битве упорной у всех впереди перед градом,

525 Силясь от дня рокового спасти сограждан и семейство

Видя, как он содрогается в смертной борьбе, и прижавшись

Грудью к нему, злополучная стонет, враги же нещадно

Древками копий ее по плечам и хребту поражая,

Бедную в плен увлекают на рабство и долгое горе;

530 Там от печали и плача ланиты ее увядают

Так от печали текли из очей Одиссеевых слезы

Всеми другими они незалечены были; но мудрый

Царь Алкиной их заметил и понял причину их, сидя

Близ Одиссея и слыша скорбящего тяжкие вздохи

535 Он феакиянам веслолюбивым сказал «Приглашаю

Выслушать слово мое вас, судей и владык феакийских

Пусть Демодок звонкострунную лиру заставит умолкнуть;

Здесь он не всех веселит нас ее сладкогласием дивным

С тех пор, как пенье божественный начал певец на вечернем

540 Нашем пиру, непрестанно глубоко и тяжко вздыхает

Странник; конечно, прискорбие сердцем его овладело.

Должен умолкнуть певец, чтоб могли здесь равно веселиться

Гость наш и все мы; конечно, для нас то приятнее будет

Здесь же давно к отправлению в путь иноземца готово

545 Все; и подарки уж собраны, данные дружбою нашей.

Странник молящий не менее брата родного любезен

Всякому, кто одарен от богов не безжалостным сердцем.

Ты же теперь, ничего не скрывая, ответствуй на то мне,

Гость наш, о чем я тебя вопрошу: откровенность похвальна.

550 Имя скажи мне, каким и отец твой, и мать, и другие

В граде твоем и отечестве милом тебя величают.

Между живущих людей безыменным никто не бывает

Вовсе; в минуту рождения каждый, и низкий и знатный,

Имя свое от родителей в сладостный дар получает;

555 Землю, и град, и народ свой потом назови, чтоб согласно

С волей твоей и корабль наш свое направление выбрал;

Кормщик не правит в морях кораблем феакийским; руля мы,

Нужного каждому судну, на наших судах не имеем;

Сами они понимают своих корабельщиков мысли;

560 Сами находят они и жилища людей, и поля их

Тучнообильные; быстро они все моря обтекают,

Мглой и туманом одетые; нет никогда им боязни

Вред на волнах претерпеть иль от бури в пучине погибнуть.

Вот что, однако, в ребячестве я от отца Навсифоя

565 Слышал: не раз говорил он, что бог Посейдон недоволен

Нами за то, что развозим мы всех по морям безопасно.

Некогда, он утверждал, феакийский корабль, проводивший

Странника в землю его, возвращаяся морем туманным,

Будет разбит Посейдоном, который высокой горою

570 Град наш задвинет. Исполнит ли то Посейдон земледержец

Иль не исполнит — пусть будет по воле великого бога!

Ты же скажи откровенно, чтоб мог я всю истину ведать,

Где по морям ты скитался? Каких человеков ты земли

Видел? Светлонаселенные их города опиши нам:

575 Были ль меж ними свирепые, дикие, чуждые правды?

Были ль благие для странника, чтущие волю бессмертных?

Также скажи, отчего ты так плачешь? Зачем так печально

Слушаешь повесть о битвах данаев, о Трое погибшей?

Им для того ниспослали и смерть, и погибельный жребий

580 Боги, чтоб славною песнею были они для потомков.

Ты же, конечно, утратил родного у стен илионских,

Милого зятя иль тестя, которые нашему сердцу

Самые близкие после возлюбленных сродников кровных?

Или товарища нежноприветного, кроткого сердцем,

585 Там потерял ты? Не менее брата родного любезен

Нам наш товарищ, испытанный друг и разумный советник».

Песнь девятая
Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей богоравный:

«Царь Алкиной, благороднейший муж из мужей феакийских,

Сладко вниманье свое нам склонять к песнопевцу, который,

Слух наш пленяя, богам вдохновеньем высоким подобен.

5     Я же скажу, что великая нашему сердцу утеха

Видеть, как целой страной обладает веселье; как всюду

Сладко пируют в домах, песнопевцам внимая; как гости

Рядом по чину сидят за стелами, и хлебом и мясом

Пышно покрытыми; как из кратер животворный напиток

10   Льет виночерпий и в кубках его опененных разносит.

Думаю я, что для сердца ничто быть утешней не может.

Но от меня о плачевных страданьях моих ты желаешь

Слышать, чтоб сердце мое преисполнилось плачем сильнейшим:

Что же я прежде, что после и что наконец расскажу вам?

15   Много Ураниды боги[246 — Стих 15. Ураниды боги — боги-небожители или же боги — потомки Урана неба.] мне бедствий различных послали.

Прежде, однако, вам имя свое назову, чтоб могли вы

Знать обо мне, чтоб, покуда еще мной не встречен последний

День, и в далекой стране я считался вам гостем любезным.

Я Одиссей, сын Лаэртов, везде изобретеньем многих

20   Хитростей славных и громкой молвой до небес вознесенный.

В солнечносветлой Итаке живу я; там Нерион, всюду

Видимый с моря, подъемлет вершину лесистую; много

Там и других островов, недалеких один от другого:

Зам, и Дулихий, и лесом богатый Закинф; и на самом

25   Западе плоско лежит окруженная морем Итака[247 — Стихи 24–25. …и на самом Западе… лежит… Итака. — В действительности Итака не является самым западным среди близлежащих островов: на запад от нее лежит остров Левкада.]

(Прочие ж ближе к пределу, где Эос и Гелиос всходят;

Лоно ее каменисто, но юношей бодрых питает;

Я же не ведаю края прекраснее милой Итаки.

Тщетно Калипсо, богиня богинь, в заключении долгом

30   Силой держала меня, убеждая, чтоб был ей супругом;

Тщетно меня чародейка, владычица Эи, Цирцея

В доме держала своем, убеждая, чтоб был ей супругом, —

Хитрая лесть их в груди у меня не опутала сердца;

Сладостней нет ничего нам отчизны и сродников наших,

35   Даже когда б и роскошно в богатой обители жили

Мы на чужой стороне, далеко от родителей милых.

Если, однако, велишь, то о странствии трудном, какое

Зевс учредил мне, от Трои плывущему, все расскажу я.

Ветер от стен Илиона привел нас ко граду киконов,

40   Исмару: град мы разрушили, жителей всех истребили.

Жен сохранивши и всяких сокровищ награбивши много,

Стали добычу делить мы, чтоб каждый мог взять свой участок.

Я ж настоял, чтоб немедля стопою поспешною в бегство

Все обратились: но добрый совет мой отвергли безумцы;

45   Полные хмеля, они пировали на бреге песчаном,

Мелкого много скота и быков криворогих зарезав.

Тою порою киконы, из града бежавшие, многих

Собрали живших соседственно с ними в стране той киконов,

Сильных числом, приобыкших сражаться с коней и не мене

50   Смелых, когда им и пешим в сраженье вступать надлежало.

Вдруг их явилось так много, как листьев древесных иль ранних

Вешних цветов; и тогда же нам сделалось явно, что злую

Участь и бедствия многие нам приготовил Кронион.

Сдвинувшись, начали бой мы вблизи кораблей быстроходных,

55   Острые копья, обитые медью, бросая друг в друга. Покуда

Длилося утро, пока продолжал подыматься священный

День, мы держались и их отбивали, сильнейших; когда же

Гелиос к позднему часу волов отпряженья склонился,

В бег обратили киконы осиленных ими ахеян.

60   С каждого я корабля по шести броненосцев отважных[248 — Стих 60. …по шести броненосцев отважных… — Броненосец — воин, одетый в броню.]

Тут потерял; от судьбы и от смерти ушли остальные.

Далее поплыли мы в сокрушенье великом о милых

Мертвых, но радуясь в сердце, что сами спаслися от смерти.

Я ж не отвел кораблей легкоходных от брега, покуда

65   Три раза не был по имени назван[249 — Стихи 64–65. …покуда три раза не был по имени назван… — Одиссей трижды окликает каждого из убитых, чтобы их души последовали за ним к тем пустым могилам (см. прим. к песни первой, стих 287), которые будут им сооружены на родине.] из наших несчастных

Спутников каждый, погибший в бою и оставленный в поле.

Вдруг собирающий тучи Зевес буреносца Борея,

Страшно ревущего, выслал на нас; облака обложили

Море и землю, и темная с грозного неба сошла ночь.

70   Мчались суда, погружаяся в волны носами; ветрила

Трижды, четырежды были разорваны силою бури.

Мы, избегая беды, в корабли их, свернув, уложили;

Сами же начали веслами к ближнему берегу править;

Там провели мы в бездействии скучном два дня и две ночи,

75   В силах своих изнуренные, с тяжкой печалию сердца.

Третий нам день привела светлозарнокудрявая Эос;

Мачты устроив и снова подняв паруса, на суда мы

Сели; они понеслись, повинуясь кормилу и ветру.

Мы невредимо бы в милую землю отцов возвратились,

80   Если б волнение моря и сила Борея не сбили

Нас, обходящих Малею, с пути, отдалив от Киферы.

Девять носила нас дней раздраженная буря по темным

Рыбообильным водам; на десятый к земле лотофагов,

Пищей цветочной себя насыщающих, ветер примчал нас.

85   Вышед на твердую землю и свежей водою запасшись,

Наскоро легкий обед мы у быстрых судов учредили.

Свой удовольствовав голод питьем и едою, избрал я

Двух расторопнейших самых товарищей наших (был третий

С ними глашатай) и сведать послал их, к каким мы достигли

90   Людям, вкушающим хлеб на земле, изобильной дарами.

Мирных они лотофагов нашли там; и посланным нашим

Зла лотофаги не сделали; их с дружелюбною лаской

Встретив, им лотоса дали отведать они; но лишь только

Сладко-медвяного лотоса каждый отведал, мгновенно

95   Все позабыл[250 — Стихи 94–95. Сладко-медвяного лотоса каждый отведал, мгновенно все позабыл… — Волшебное свойство отнимать память приписывается лотосу по созвучию его названия с греческим корнем «лат», обозначающим забвение.] и, утратив желанье назад возвратиться,

Вдруг захотел в стороне лотофагов остаться, чтоб вкусный

Лотос сбирать, навсегда от своей отказавшись отчизны.

Силой их, плачущих, к нашим судам притащив, повелел я

Крепко их там привязать к корабельным скамьям; остальным же

100 Верным товарищам дал приказанье, нимало не медля,

Всем на проворные сесть корабли, чтоб из них никоторый,

Лотосом сладким прельстясь, от возврата домой не отрекся.

Все на суда собралися и, севши на лавках у весел,

Разом могучими веслами вспенили темные воды.

105 Далее поплыли мы, сокрушенные сердцем, и в землю

Прибыли сильных, свирепых, не знающих правды циклопов.

Там беззаботно они, под защитой бессмертных имея

Все, ни руками не сеют, ни плугом не пашут; земля там

Тучная щедро сама без паханья и сева дает им

110 Рожь, и пшено, и ячмень, и роскошных кистей винограда

Полные лозы, и сам их Кронион дождем оплождает.

Нет между ними ни сходбищ народных, ни общих советов;

В темных пещерах они иль на горных вершинах высоких

Вольно живут; над женой и детьми безотчетно там каждый

115 Властвует, зная себя одного, о других не заботясь.

Есть островок там пустынный и дикий; лежит он на темном

Лоне морском, ни далеко, ни близко от брега циклопов,

Лесом покрытый; в великом там множестве дикие козы[251 — Стихи 116–118. Есть островок там пустынный… в великом там множестве дикие козы — может быть, нынешний остров Капри (у римлян он назывался Капрея — «Козья»); остров, где, по преданию, жили циклопы, — Сицилия.]

Водятся; их никогда не тревожил шагов человека

120 Шум; никогда не заглядывал к ним звероловец, за дичью

С тяжким трудом по горам крутобоким с псами бродящий;

Там не пасутся стада и земли не касаются плуги;

Там ни в какие дни года ни сеют, ни пашут; людей там

Нет; без боязни там ходят одни тонконогие козы,

125 Ибо циклопы еще кораблей красногрудых[252 — Стих 125. Кораблей красногрудых. — Обычно нос корабля окрашивался суриком, в то время как остальная часть корабля смолилась (откуда и происходит эпитет-«черный»).] не знают;

Нет между ними искусников, опытных в хитром строенье

Крепких судов, из которых бы каждый, моря обтекая,

Разных народов страны посещал, как бывает, что ходят

По морю люди, с другими людьми дружелюбно знакомясь.

130 Дикий тот остров могли обратить бы в цветущий циклопы;

Он не бесплоден; там все бы роскошно рождалося к сроку;

Сходят широкой отлогостью к морю луга там густые,

Влажные, мягкие; много б везде разрослось винограда;

Плугу легко покоряся, поля бы покрылись высокой

135 Рожью, и жатва была бы на тучной земле изобильна.

Есть там надежная пристань, в которой не нужно ни тяжкий

Якорь бросать, ни канатом привязывать шаткое судно;

Может оно простоять безопасно там, сколько захочет

Плаватель сам иль пока не подымется ветер попутный.

140 В самой вершине залива прозрачно ввергается в море

Ключ, из пещеры бегущий под сению тополей черных.

В эту мы пристань вошли с кораблями; в ночной темноте нам

Путь указал благодетельный демон: был остров невидим;

Влажный туман окружал корабли; не светила Селена

145 С неба высокого; тучи его покрывали густые;

Острова было нельзя различить нам глазами во мраке;

Видеть и длинных, широко на берег отлогий бегущих

Волн не могли мы, пока корабли не коснулися брега.

Но лишь коснулися брега они, паруса мы свернули;

150 Сами же, вышед на брег, поражаемый шумно волнами,

Сну предались в ожиданье восхода на небо Денницы.

Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос;

Весь обошли с удивленьем великим мы остров пустынный;

Нимфы же, дочери Зевса эгидодержавца, пригнали

155 Коз с обвеваемых ветрами гор, для богатой нам пищи;

Гибкие луки, охотничьи легкие копья немедля

Взяли с своих кораблей мы и, на три толпы разделяся,

Начали битву; и бог благосклонный великой добычей

Нас наградил: все двенадцать моих кораблей запасли мы,

160 Девять на каждый досталось по жеребью коз; для себя же

Выбрал я десять. И целый мы день до вечернего мрака

Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались,

Ибо еще на моих кораблях золотого довольно

Было вина: мы наполнили много скудельных сосудов

165 Сладким напитком, разрушивши город священный киконов.

С острова ж в области близкой циклопов нам ясно был виден

Дым; голоса их, блеянье их коз и баранов могли мы

Слышать. Тем временем солнце померкло, и тьма наступила.

Все мы заснули под говором волн, ударяющих в берег.

170 Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос;

Верных товарищей я на совет пригласил и сказал им:

«Все вы, товарищи верные, здесь без меня оставайтесь;

Я же, с моим кораблем и моими людьми удаляся,

Сведать о том попытаюсь, какой там народ обитает,

175 Дикий ли, нравом свирепый, не знающий правды,

Или приветливый, богобоязненный, гостеприимный?»

Так я сказал и, вступив на корабль, повелел, чтоб за мною

Люди мои на него все взошли и канат отвязали;

Люди взошли на корабль и, севши на лавках у весел,

180 Разом могучими веслами вспенили темные воды.

К берегу близкому скоро пристав с кораблем, мы открыли

В крайнем, у самого моря стоявшем утесе пещеру,

Густо одетую лавром, пространную, где собирался

Мелкий во множестве скот; там высокой стеной из огромных,

185 Грубо набросанных камней был двор обведен, и стояли

Частым забором вокруг черноглавые дубы и сосны.

Муж великанского роста в пещере той жил; одиноко

Пас он баранов и коз и ни с кем из других не водился;

Был нелюдим он, свиреп, никакого не ведал закона;

190 Видом и ростом чудовищным в страх приводя, он несходен

Был с человеком, вкушающим хлеб, и казался лесистой,

Дикой вершиной горы, над другими воздвигшейся грозно.

Спутникам верным моим повелел я остаться на бреге

Близ корабля и его сторожить неусыпно; с собой же

195 Взявши двенадцать надежных и самых отважных, пошел я

С ними; и мы запаслися вина драгоценного полным

Мехом: Марон, Аполлона великого жрец, Еванфеев

Сын, обитавший в разрушенном Исмаре, им наделил нас

В дар, благодарный за то, что его мы с женою и с сыном —

200 Сан уважая жреца — пощадили во граде, где жил он

В роще густой Аполлона; меня ж одарил он особо:

Золота лучшей доброты он дал мне семь полных талантов;

Дал сребролитную дивной работы кратеру и налил

Целых двенадцать больших мне скуделей вином, драгоценным,

205 Крепким, божественно-сладким напитком; о нем же не ведал

В доме никто из рабов и рабынь и никто из домашних,

Кроме хозяина, умной хозяйки и ключницы верной.

Если когда тем пурпурно-медвяным вином насладиться

В ком пробуждалось желанье, то, в чашу его нацедивши,

210 В двадцать раз боле воды подбавляли, и запах из чаши

Был несказанный: не мог тут никто от питья воздержаться.

Взял я с собой тем напитком наполненный мех и съестного

Полный кошель: говорило мне вещее сердце, что встречу

Страшного мужа чудовищной силы, свирепого нравом,

215 Чуждого добрым обычаям, чуждого вере и правде.

Шагом поспешным к пещере приблизились мы, но его в ней

Не было; коз и баранов он пас на лугу недалеком.

Начали всё мы в пещере пространной осматривать; много

Было сыров в тростниковых корзинах; в отдельных закутах

220 Заперты были козлята, барашки, по возрастам разным в порядке

Там размещенные: старшие с старшими, средние подле

Средних и с младшими младшие; ведра и чаши

Были до самых краев налиты простоквашей густою.

Спутники стали меня убеждать, чтоб, запасшись сырами,

225 Боле я в страшной пещере не медлил, чтоб все мы скорее,

Взявши в закутах отборных козлят и барашков, с добычей

Нашей на быстрый корабль убежали и в море пустились.

Я, на беду, отказался полезный совет их исполнить;

Видеть его мне хотелось в надежде, что, нас угостивши,

230 Даст нам подарок: но встретиться с ним не на радость нам было.

Яркий огонь разложив, совершили мы жертву; добывши

Сыру потом и насытив свой голод, остались в пещере

Ждать, чтоб со стадом в нее возвратился хозяин. И скоро

С ношею дров, для варенья вечерния пищи, явился

235 Он и со стуком на землю дрова перед входом пещеры

Бросил; объятые страхом, мы спрятались в угол; пригнавши

Стадо откормленных коз и волнистых баранов к пещере,

Маток в нее он впустил, а самцов, и козлов и баранов,

Прежде от них отделив, на дворе перед входом оставил.

240 Кончив, чтоб вход заградить, несказанно великий с земли он

Камень, который и двадцать два воза четыреколесных

С места б не сдвинули, поднял: подобен скале необъятной

Был он; его подхвативши и вход им пещеры задвинув,

Сел он и маток доить принялся надлежащим порядком,

245 Коз и овец; подоив же, под каждую матку ее он

Клал сосуна. Половину отлив молока в плетеницы,

В них он оставил его, чтоб оно огустело для сыра;

Все ж молоко остальное разлил по сосудам, чтоб после

Пить по утрам иль за ужином, с пажити стадо пригнавши.

250 Кончив с заботливым спехом работу свою, наконец он

Яркий огонь разложил, нас увидел и грубо сказал нам:

«Странники, кто вы? Откуда пришли водяною дорогой?

Дело ль какое у вас? Иль без дела скитаетесь всюду,

Взад и вперед по морям, как добычники вольные, мчася,

255 Жизнью играя своей и беды приключая народам?»

Так он сказал нам; у каждого замерло милое сердце:

Голос гремящий и образ чудовища в трепет привел нас.

Но, ободрясь, напоследок ответствовал так я циклопу:

«Все мы ахейцы; плывем от далекия Трои; сюда же

260 Бурею нас принесло по волнам беспредельного моря.

В милую землю отцов возвращаясь, с прямого пути мы

Сбились; так было, конечно, угодно могучему Зевсу.

Служим мы в войске Атрида, царя Агамемнона; он же

Всех земнородных людей превзошел несказанного славой,

265 Город великий разрушив и много врагов истребивши.

Ныне к коленам припавши твоим, мы тебя умоляем

Нас, бесприютных, к себе дружелюбно принять и подарок

Дать нам, каким завсегда на прощанье гостей наделяют.

Ты же убойся богов; мы пришельцы, мы ищем покрова;

270 Мстит за пришельцев отверженных строго небесный Кронион,

Бог гостелюбец, священного странника вождь и заступник».

Так я сказал; с неописанной злостью циклоп отвечал мне:

«Видно, что ты издалека иль вовсе безумен, пришелец,

Если мог вздумать, что я побоюсь иль уважу бессмертных.

275 Нам, циклопам, нет нужды ни в боге Зевесе, ни в прочих

Ваших блаженных богах; мы породой их всех знаменитей;

Страх громовержца Зевеса разгневать меня не принудит

Вас пощадить; поступлю я, как мне самому то угодно.

Ты же теперь мне скажи, где корабль, на котором пришли вы

280 К нам? Далеко ли иль близко отсюда стоит он? То ведать

Должен я». Так, искушая, он хитро спросил. Остерегшись,

Хитрыми сам я словами ответствовал злому циклопу:

«Бог Посейдон, колебатель земли, мой корабль уничтожил,

Бросив его недалеко от здешнего брега на камни

285 Мыса крутого, и бурное море обломки умчало.

Мне ж и со мною немногим от смерти спастись удалося».

Так я сказал и, ответа не дав никакого, он быстро

Прянул, как бешеный зверь, и, огромные вытянув руки,

Разом меж нами двоих, как щенят, подхватил и ударил

290 Оземь; их череп разбился; обрызгало мозгом пещеру.

Он же, обоих рассекши на части, из них свой ужасный

Ужин состряпал и жадно, как лев, разъяряемый гладом,

Съел их, ни кости, ни мяса куска, ни утроб не оставив.

Мы, святотатного дела свидетели, руки со стоном

295 К Дию отцу подымали; наш ум помутился от скорби.

Чрево наполнив свое человеческим мясом и свежим

Страшную пищу запив молоком, людоед беззаботно

Между козлов и баранов на голой земле растянулся.

Тут подошел я к нему с дерзновенным намереньем сердца,

300 Острый свой меч обнаживши, чудовищу мстящею медью

Тело в том месте пронзить, где под грудью находится печень.

Меч мой уж был занесен; но иное на мысли пришло мне:

С ним неизбежно и нас бы постигнула верная гибель:

Все совокупно мы были б не в силах от входа пещеры

305 Слабою нашей рукою тяжелой скалы отодвинуть.

С трепетом сердца мы ждали явленья божественной Эос:

Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос.

Встал он, огонь разложил и доить принялся по порядку

Коз и овец; подоив же, под каждую матку ее он

310 Клал сосуна; окончавши с заботливым спехом работу,

Снова из нас он похитил двоих на ужасную пищу.

Съев их, он выгнал шумящее стадо из темной пещеры.

Мощной рукой оттолкнувши утес приворотный, им двери

Снова он запер, как легкою кровлей колчан запирают.

315 С свистом погнал он на горное пастбище тучное стадо.

Я ж, в заключенье оставленный, начал выдумывать средство,

Как бы врагу отомстить, и молил о защите Палладу.

Вот что, размыслив, нашел наконец я удобным и верным:

В козьей закуте стояла дубина циклопова, свежий

320 Ствол им обрубленной маслины дикой; его он, очистив,

Сохнуть поставил в закуту, чтоб после гулять с ним; подобен

Нам показался он мачте, какая на многовесельном,

С грузом товаров моря обтекающем судне бывает;

Был он, конечно, как мачта длиной, толщиною и весом.

325 Взявши тот ствол и мечом от него отрубивши три локтя,

Выгладить чисто отрубок велел я товарищам; скоро

Выглажен был он; своею рукою его заострил я;

После, обжегши на угольях острый конец, мы поспешно

Кол, приготовленный к делу, зарыли в навозе, который

330 Кучей огромной набросан был в смрадной пещере циклопа.

Кончив, своих пригласил я сопутников жеребий кинуть,

Кто между ними колом обожженным поможет пронзить мне

Глаз людоеду, как скоро глубокому сну он предастся.

Жеребий дал четырех мне, и самых надежных, которых

335 Сам бы я выбрал, и к ним я пристал не по жеребью пятый.

Вечером, жирное стадо гоня, людоед возвратился;

Но, отворивши пещеру, в нее он уж полное стадо

Ввел, не оставив на внешнем дворе ни козла, ни барана

(Было ли в нем подозренье иль демон его надоумил).

340 Снова пещеру задвинув скалой необъятно тяжелой,

Сел он и маток доить принялся надлежащим порядком,

Коз и овец; подоив же, под каждую матку ее он

Клал сосуна. И, окончив работу, рукой беспощадной

Снова двоих он из нас подхватил и по-прежнему съел их.

345 Тут подошел я отважно и речь обратил к людоеду,

Полную чашу вина золотого ему предлагая:

«Выпей, циклоп, золотого вина, человечьим насытясь

Мясом; узнаешь, какой драгоценный напиток на нашем

Был корабле; для тебя я его сохранил, уповая

350 Милость в тебе обрести: но свирепствуешь ты нестерпимо.

Кто же вперед, беспощадный, тебя посетит из живущих

Многих людей, о твоих беззаконных поступках услышав?»

Так говорил я; взяв чашу, ее осушил он, и вкусным

Крепкий напиток ему показался; другой попросил он

355 Чаши. «Налей мне, — сказал он, — еще и свое назови мне

Имя, чтоб мог приготовить тебе я приличный подарок.

Есть и у нас, у циклопов, роскошных кистей винограда

Полные лозы, и сам их Кронион дождем оплождает;

Твой же напиток — амброзия чистая с нектаром сладким».

360 Так он сказал, и другую я чашу вином искрометным

Налил. Еще попросил он, и третью безумцу я подал.

Стало шуметь огневое вино в голове людоеда.

Я обратился к нему с обольстительно-сладкою речью:

«Славное имя мое ты, циклоп, любопытствуешь сведать,

365 С тем, чтоб, меня угостив, и обычный мне сделать подарок?

Я называюсь Никто; мне такое название дали

Мать и отец, и товарищи так все меня величают».

С злобной насмешкою мне отвечал людоед зверонравный:

«Знай же, Никто, мой любезный, что будешь ты самый последний

370 Съеден, когда я разделаюсь с прочими; вот мой подарок».

Тут повалился он навзничь, совсем опьянелый; и набок

Свисла могучая шея, и всепобеждающей силой

Сон овладел им; вино и куски человечьего мяса

Выбросил он из разинутой пасти, не в меру напившись.

375 Кол свой достав, мы его острием на огонь положили;

Тотчас зардел он; тогда я, товарищей выбранных кликнув,

Их ободрил, чтоб со мною решительны были в опасном

Деле. Уже начинал положенный на уголья кол наш

Пламя давать, разгоревшись, хотя и сырой был; поспешно

380 Вынул его из огня я; товарищи смело с обоих

Стали боков — божество в них, конечно, вложило отважность;

Кол обхватили они и его острием раскаленным

Втиснули спящему в глаз; и, с конца приподнявши, его я

Начал вертеть, как вертит буравом корабельный строитель,

385 Толстую доску пронзая; другие ж ему помогают, ремнями

Острый бурав обращая, и, в доску вгрызаясь, визжит он.

Так мы, его с двух боков обхвативши руками, проворно

Кол свой вертели в пронзенном глазу: облился он горячей

Кровью; истлели ресницы, шершавые вспыхнули брови;

390 Яблоко лопнуло; выбрызгнул глаз, на огне зашипевши.

Так расторопный ковач, изготовив топор иль секиру,

В воду металл (на огне раскаливши его, чтоб двойную

Крепость имел) погружает, и звонко шипит он в холодной

Влаге: так глаз зашипел, острием раскаленным пронзенный.

395 Дико завыл людоед — застонала от воя пещера.

В страхе мы кинулись прочь; с несказанной свирепостью вырвав

Кол из пронзенного глаза, облитый кипучею кровью,

Сильной рукой от себя он его отшвырнул; в исступленье

Начал он криком циклопов сзывать, обитавших в глубоких

400 Гротах окрест и на горных, лобзаемых ветром, вершинах.

Громкие вопли услышав, отвсюду сбежались циклопы;

Вход обступили пещеры они и спросили: «Зачем ты

Созвал нас всех, Полифем? Что случилось? На что ты

Сладкий наш сон и спокойствие ночи божественной прервал?

405 Коз ли твоих и баранов кто дерзко похитил? Иль сам ты

Гибнешь? Но кто же тебя здесь обманом иль силою губит?»

Им отвечал он из темной пещеры отчаянно диким

Ревом: «Никто! По своей я оплошностью гибну; Никто бы

Силой не мог повредить мне». В сердцах закричали циклопы:

410 «Если никто, для чего же один так ревешь ты? Но если

Болен, то воля на это Зевеса, ее не избегнешь.

В помощь отца своего призови, Посейдона владыку».

Так говорили они, удаляясь. Во мне же смеялось

Сердце, что вымыслом имени всех мне спасти удалося.

415 Охая тяжко, с кряхтеньем и стоном ошарив руками

Стены, циклоп отодвинул от входа скалу, перед нею

Сел и огромные вытянул руки, надеясь, что в стаде,

Мимо его проходящем, нас всех переловит; конечно,

Думал свирепый глупец, что и я был, как он, без рассудка.

420 Я ж осторожным умом вымышлял и обдумывал средство,

Как бы себя и товарищей бодрых избавить от верной

Гибели; многие хитрости, разные способы тщетно

Мыслям моим представлялись, а бедствие было уж близко.

Вот что, по думанье долгом, удобнейшим мне показалось:

425 Были бараны большие, покрытые длинною шерстью,

Жирные, мощные, в стаде; руно их, как шелк,[253 — Стих 426. Руно их, как шелк — анахронизм, допущенный Жуковским: шелк в гомеровской Греции не был известен.] волновалось.

Я потихоньку сплетенными крепкими лыками, вырвав

Их из рогожи, служившей постелею злому циклопу,

По три барана связал; человек был подвязан под каждым

430 Средним, другими двумя по бокам защищенный; на каждых

Трех был один из товарищей наших; а сам я?.. Дебелый,

Рослый, с роскошною шерстью был в стаде баран; обхвативши

Мягкую спину его, я повис на руках под шершавым

Брюхом; а руки (в руно несказанно густое впустив их)

435 Длинною шерстью обвил и на ней терпеливо держался.

С трепетом сердца мы ждали явленья божественной Эос.

Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос:

К выходу все побежали самцы, и козлы и бараны;

Матки ж, еще не доенные, жалко блеяли в закутах,

440 Брызжа из длинных сосцов молоком; господин их, от боли

Охая, щупал руками у всех, пробегающих мимо,

Пышные спины; но, глупый, он был угадать не способен,

Что у иных под волнистой скрывалося грудью; последний

Шел мой баран; и медлительным шагом он шел, отягченный

445 Длинною шерстью и мной, размышлявшим в то время о многом.

Спину ощупав его, с ним циклоп разговаривать начал:

«Ты ль, мой прекрасный любимец? Зачем же пещеру последний

Ныне покинул? Ты прежде ленив и медлителен не был.

Первый всегда, величаво ступая, на луг выходил ты

450 Сладкоцветущей травою питаться; ты в полдень к потоку

Первый бежал; и у всех впереди возвращался в пещеру

Вечером. Ныне ж идешь ты последний; знать, чувствуешь сам ты,

Бедный, что око мое за тобой уж не смотрит; лишен я

Светлого зренья гнусным бродягою; здесь он вином мне

455 Ум отуманил; его называют Никто; но еще он

Власти моей не избегнул! Когда бы, мой друг, говорить ты

Мог, ты сказал бы, где спрятался враг ненавистный; я череп

Вмиг раздробил бы ему и разбрызгал бы мозг по пещере,

Оземь ударив его и на части раздернув; отмстил бы

460 Я за обиду, какую Никто, злоковарный разбойник,

Здесь мне нанес». Так сказав, он барана пустил на свободу.

Я ж, недалеко от входа пещеры и внешней ограды

Первый став на ноги, путников всех отвязал и немедля

С ними все стадо козлов тонконогих и жирных баранов

465 Собрал; обходами многими их мы погнали на взморье

К нашему судну. И сладко товарищам было нас встретить,

Гибели верной избегших; хотели о милых погибших

Плакать они; но, мигнув им глазами, чтоб плач удержали,

Стадо козлов и баранов взвести на корабль наш немедля

470 Я повелел: отойти мне от берега в море хотелось.

Люди мои собралися и, севши на лавках у весел,

Разом могучими веслами вспенили темные воды;

Но, на такое отплыв расстоянье, в каком человечий

Явственно голос доходит до нас, закричал я циклопу:

475 «Слушай, циклоп беспощадный, вперед беззащитных гостей ты

В гроте глубоком своем не губи и не ешь; святотатным

Делом всегда на себя навлекаем мы верную гибель;

Ты, злочестивец, дерзнул иноземцев, твой дом посетивших,

Зверски сожрать — наказали тебя и Зевес, и другие

480 Боги блаженные». Так я сказал; он, ужасно взбешенный,

Тяжкий утес от вершины горы отломил и с размаха

На голос кинул; утес, пролетевши над судном, в пучину

Рухнул так близко к нему, что его черноострого носа

Чуть не расшиб; всколыхалося море от падшей громады;

485 Хлынув, большая волна побежала стремительно к брегу;

Схваченный ею, обратно к земле и корабль наш помчался.

Длинною жердью я в берег песчаный уперся и судно

Прочь отвалил; а товарищам молча кивнул головою,

Их побуждая всей силой на весла налечь, чтоб избегнуть

490 Близкой беды; все, нагнувшися, разом ударили в весла.

Быв на двойном расстоянье от страшного брега, опять я

Начал кричать, вызывая циклопа. Товарищи в страхе

Все убеждали меня замолчать и его не тревожить.

«Дерзкий, — они говорили, — зачем ты чудовище дразнишь?

495 В море швырнувши утес, он едва с кораблем нас не бросил

На берег снова; едва не постигла нас верная гибель.

Если теперь он чей голос иль слово какое услышит,

Голову нам раздробит и корабль наш в куски изломает,

Бросив утес остробокий: до нас же он верно добросит».

500 Так говорили они; но, упорствуя дерзостным сердцем,

Я продолжал раздражать оскорбительной речью циклопа:

«Если, циклоп, у тебя из людей земнородных кто спросит,

Как истреблен твой единственный глаз, ты на это ответствуй:

Царь Одиссей, городов сокрушитель, героя Лаэрта

505 Сын, знаменитый властитель Итаки, мне выколол глаз мой».

Так я сказал. Заревел он от злости и громко воскликнул:

«Горе! Пророчество древнее ныне сбылось надо мною;

Некогда был здесь один предсказатель великий и мудрый,

Телам, Евримиев сын, знаменитейший в людях всевидец;

510 Жил и состарился он, прорицая, в земле у циклопов.

Ведая все, что должно совершиться в грядущем, предрек он

Мне, что рука Одиссеева зренье мое уничтожит.

Я же все думал, что явится муж благовидный, высокий

Ростом, божественной силою мышц обладающий смертный…

515 Что же? Меня малорослый урод, человечишко хилый

Зренья лишил, наперед вероломно вином опьянивши.

Если ж ты впрямь Одиссей, возвратись; я, тебя одаривши,

Стану молить Посейдона, чтоб путь совершил ты безбедно

По морю; сын я ему; он отцом мне слывет; и один он,

520 Если захочет, погибшее зренье мое возвратить мне

Может — один он, никто из людей и никто из бессмертных».

Так говорил Полифем. Я, ответствуя, громко воскликнул:

«О, когда бы я так же мог верно и гнусную вырвать

Душу твою из тебя и к Аиду низвергнуть, как верно

525 То, что тебе колебатель земли не воротит уж глаза!»

Так отвечал я; тут начал он, к звездному небу поднявши

Руки, молиться отцу своему, Посейдону владыке:

«Царь Посейдон земледержец, могучий, лазурнокудрявый,

Если я сын твой и ты мне отец, то не дай, чтоб достигнул

530 В землю свою Одиссей, городов сокрушитель, Лаэртов

Сын, обладатель Итаки, меня ослепивший. Когда же

Воля судьбы, чтоб увидел родных мой губитель, чтоб в дом свой

Царский достигнул, чтоб в милую землю отцов возвратился,

Дай, чтоб по многих напастях, утратив сопутников, поздно

535 Прибыл туда на чужом корабле он и встретил там горе».

Так говорил он, моляся, и был Посейдоном услышан.

Тут он огромнейший первого камень схватил и с размаху

В море его с непомерною силой швырнул; загудевши,

Он позади корабля темноносого с шумом великим

540 Грянулся в воду так близко к нему, что едва не расплюснул

Нашей кормы; всколыхалося море от падшей громады;

Судно ж волною помчало вперед к недалекому брегу

Острова Коз; и вошли мы обратно в ту пристань, где наши

В месте защитном оставлены были суда, где печально

545 Спутники в скуке сидели и ждали, чтоб мы воротились.

К брегу пристав, быстроходный корабль на песок мы втащили;

Сами же вышли на брег, поражаемый шумно волнами.

Тучных циклоповых коз и баранов собравши, добычу

Стали делить мы, чтоб каждому должный достался участок;

550 Мне же от светлообутых сопутников в дар был особо

Главный назначен баран, и его принесли мы на бреге

В жертву Крониону, туч собирателю, Зевсу владыке.

Тучные бедра пред ним мы сожгли. Но, отвергнув он жертву,

Стал замышлять, чтоб, беды претерпев, напоследок и всех я

555 Спутников верных, и всех кораблей крепкозданных лишился.

Жертву принесши, мы целый там день до вечерного мрака

Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались.

Тою порою померкнуло солнце, и тьма наступила;

Все мы заснули под говором волн, ударяющих в берег.

560 Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос;

Спутников верных созвав, я велел, чтоб они на проворных

Все кораблях собралися и все отвязали канаты.

Спутники все собралися и, севши на лавках у весел,

Разом могучими веслами вспенили темные воды.

565 Далее поплыли мы в сокрушенье великом о милых

Мертвых, но радуясь в сердце, что сами спаслися от смерти.

Песнь десятая
Скоро на остров Эолию прибыли мы; обитает

Гиппотов сын там, Эол благородный, богами любимый.

Остров плавучий его неприступною медной стеною

Весь обнесен; берега ж подымаются гладким утесом.

5     Там от супруги двенадцать детей родилося Эолу,

Шесть дочерей светлоликих и шесть сыновей многосильных.

Вырастив их, сыновьям дочерей он в супружество отдал.[254 — Стих 7. …сыновьям дочерей он в супружество отдал. — Отпечаток глубочайшей древности лежит на всем быте семьи Эола. Брак его сыновей и дочерей — отголосок древнейшего группового брака.]

Днем с благородным отцом и заботливой матерью вместе

Все за трапезой, уставленной яствами, сладко пируют

10   В зале они, благовонной от запаха пищи и пеньем

Флейт оглашаемой; ночью же, каждый с своею супругой,

Спят на резных, дорогими коврами покрытых кроватях.

В град их прибывши, мы в дом их богатый вступили; там целый

Месяц Эол угощал нас радушно и с жадностью слушал

15   Повесть о Трое, о битвах аргивян, о их возвращенье;

Все любопытный заставил меня рассказать по порядку.

Но напоследок, когда обратился я, в путь изготовясь,

С просьбой к нему отпустить нас, на то согласясь благосклонно,

Дал он мне сшитый из кожи быка девятигодового

20   Мех с заключенными в нем буреносными ветрами; был он

Их господином, по воле Крониона Дия, и всех их

Мог возбуждать иль обуздывать, как приходило желанье.

Мех на просторном моем корабле он серебряной нитью

Туго стянул, чтоб ни малого быть не могло дуновенья

25   Ветров; Зефиру лишь дал повеленье дыханьем попутным

Нас в кораблях по водам провожать; но домой возвратиться

Дий не судил нам: своей безрассудностью все мы погибли.

Девять мы суток и денно и нощно свой путь совершали;

Вдруг на десятые сутки явился нам берег отчизны.

30   Был он уж близко; на нем все огни уж могли различить мы.

В это мгновенье в глубокий я сон погрузился, понеже

Правил до тех пор кормилом один, никому не желая

Вверить его, чтоб успешней достигнуть отчизны любезной.

Спутники тою порой завели разговор; полагали

35   Все, что с собою имел серебра я и золота много,

Мне на прощание данных царем благородным Эолом.

Глядя друг на друга, так рассуждали они меж собою:

«Боги! Как всюду его одного уважают и любят

Люди, какую бы землю и чье бы жилище ни вздумал

40   Он посетить. Уж и в Трое он много сокровищ от разных

Собрал добыч; мы одно претерпели, один совершили

Путь с ним — а в дом свой должны возвратиться с пустыми руками.

Так и Эол; лишь ему одному он богатый подарок

Сделал; посмотрим же, что им так плотно завязано в этом

45   Мехе: уж верно найдем серебра там и золота много».

Так говорили одни; их одобрили все остальные.

Мех был развязан, и шумно исторглися ветры на волю;

Бурю воздвигнув, они с кораблями их, громко рыдавших,

Снова от брега отчизны умчали в открытое море.

50   Я пробудился и долго умом колебался, не зная,

Что мне избрать, самого ли себя уничтожить, в пучину

Бросясь, иль, молча судьбе покорясь, меж живыми остаться.

Я покорился судьбе и на дне корабля, завернувшись

В мантию, тихо лежал. К Эолийскому острову снова

55   Бурею наши суда принесло. Все товарищи с плачем

Вышли на твердую землю; запасшись водой ключевою,

Наскоро легкий обед мы у быстрых судов совершили.

Свой удовольствовав голод едой и питьем, я с собою

Взял одного из товарищей наших с глашатаем; прямо

60   К дому Эола царя мы пошли и его там застали

Вместе с женой и со всеми детьми за семейным обедом.

В двери палаты вступив, я с своими людьми на пороге

Сел; изумилась царева семья; все воскликнули вместе:

«Ты ль, Одиссей? Не зловредный ли демон к тебе прикоснулся?

65   Здесь мы не всё ль учредили, чтоб ты беспрепятственно прибыл

В землю отцов иль в иную какую желанную землю?»

Так говорили они; с сокрушеньем души отвечал я:

«Сон роковой и безумие спутников мне приключили

Бедствие злое; друзья, помогите; вам это возможно».

70   Так я сказал, умоляющим словом смягчить их надеясь.

Все замолчали они; но отец мне ответствовал с гневом:

«Прочь, недостойный! Немедля мой остров покинь; неприлично

Нам под защиту свою принимать человека, который

Так очевидно бессмертным, блаженным богам ненавистен.

75   Прочь! Ненавистный блаженным богам и для нас ненавистен».

Кончив, меня он, рыдавшего жалобно, из дому выслал.

Далее поплыли мы в сокрушении сердца великом.

Люди мои, утомяся от гребли, утратили бодрость,

Помощи всякой лишенные собственным жалким безумством.

80   Денно и нощно шесть суток носясь по водам, на седьмые

Прибыли мы к многовратному граду в стране лестригонов,

Ламосу.[255 — Стихи 81–82. …к многовратному граду… Ламосу — неверный перевод: у Гомера столица лестригонов называется Телепила (что значит «широковратная»; это слово Жуковский и перевел «многовратный»); Ламос же — царь лестригонов, основатель Телепилы.] Там, возвращаяся с поля, пастух вызывает

На поле выйти другого; легко б несонливый работник

Плату двойную там мог получать, выгоняя пастися

85   Днем белорунных баранов, а ночью быков криворогих:

Ибо там паства дневная с ночною сближается паствой.[256 — Стих 86. Ибо там паства дневная с ночною сближается паствой. — В стране лестригонов день значительно длиннее ночи; очевидно, уже в гомеровскую эпоху греки слышали о коротких летних ночах на севере.]

В славную пристань вошли мы: ее образуют утесы,

Круто с обеих сторон подымаясь и сдвинувшись подле

Устья великими, друг против друга из темныя бездны

90   Моря торчащими камнями, вход и исход заграждая.

Люди мои, с кораблями в просторную пристань проникнув,

Их утвердили в ее глубине и связали, у берега тесным

Рядом поставив: там волн никогда ни великих, ни малых

Нет, там равниною гладкою лоно морское сияет.

95   Я же свой черный корабль поместил в отдаленье от прочих,

Около устья, канатом его привязав под утесом.

После взошел на утес и стоял там, кругом озираясь:

Не было видно нигде ни быков, ни работников в поле;

Изредка только, взвиваяся, дым от земли подымался.

100 Двух расторопнейших самых товарищей наших я выбрал

(Третий был с ними глашатай) и сведать послал их, к каким мы

Людям, вкушающим хлеб на земле плодоносной, достигли?

Гладкая скоро дорога представилась им, по которой

В город дрова на возах с окружающих гор доставлялись.

105 Сильная дева им встретилась там; за водою с кувшином

За город вышла она; лестригон Антифат был отец ей;

Встретились с нею они при ключе Артакийском, в котором

Черпали светлую воду все, жившие в городе близком.

К ней подошедши, они ей сказали: «Желаем узнать мы,

110 Дева, кто властвует здешним народом и здешней страною?»

Дом Антифата, отца своего, им она указала.

В дом тот высокий вступивши, они там супругу владыки

Встретили, ростом с великую гору, — они ужаснулись.

Та же велела скорей из собранья царя Антифата

115 Вызвать; и он, прибежав, на погибель товарищей наших,

Жадно схватил одного и сожрал; то увидя, другие

Бросились в бегство и быстро к судам возвратилися; он же

Начал ужасно кричать и встревожил весь город; на громкий

Крик отовсюду сбежалась толпа лестригонов могучих;

120 Много сбежалося их, великанам, не людям подобных.

С крути утесов они через силу подъемные камни

Стали бросать; на судах поднялася тревога — ужасный

Крик убиваемых, треск от крушенья снастей; тут злосчастных

Спутников наших, как рыб, нанизали на колья и в город

125 Всех унесли на съеденье. В то время как бедственно гибли

В пристани спутники, острый я меч обнажил и, отсекши

Крепкий канат, на котором стоял мой корабль темноносый,

Людям, собравшимся в ужасе, молча кивнул головою,

Их побуждая всей силой на весла налечь, чтоб избегнуть.

130 Близкой беды: устрашенные дружно ударили в весла.

Мимо стремнистых утесов в открытое море успешно

Выплыл корабль мой; другие же все невозвратно погибли.

Далее поплыли мы, в сокрушенье великом о милых

Мертвых, но радуясь в сердце, что сами спаслися от смерти.

135 Мы напоследок достигли до острова Эй. Издавна

Сладкоречивая, светлокудрявая там обитает

Дева Цирцея, богиня, сестра кознодея Ээта.

Был их родителем Гелиос, бог, озаряющий смертных;

Мать же была их прекрасная дочь Океанова, Перса.

140 К брегу крутому пристав с кораблем, потаенно вошли мы

В тихую пристань: дорогу нам бог указал благосклонный.

На берег вышед, на нем мы остались два дня и две ночи,

В силах своих изнуренные, с тяжкой печалию сердца.

Третий нам день привела светозарнокудрявая Эос.

145 Взявши копье и двуострый свой меч опоясав, пошел я

С места, где был наш корабль, на утесистый берег, чтоб сведать,

Где мы? Не встречу ль людей? Не послышится ль чей-нибудь голос?

Став на вершине утеса, я взором окинул окрестность.

Дым, от земли путеносной вдали восходящий, увидел

150 Я за широко разросшимся лесом в жилище Цирцеи.

Долго рассудком и сердцем колеблясь, не знал я, идти ли

К месту тому мне, где дым от земли подымался багровый?

Дело обдумав, уверился я наконец, что удобней

Было сначала на брег, где стоял наш корабль, возвратиться,

155 Там отобедать с людьми и, надежнейших выбрав, отправить

Их за вестями. Когда ж к кораблю своему подходил я,

Сжалился благостный бог надо мной, одиноким: навстречу

Мне он оленя богаторогатого, тучного выслал;

Пажить лесную покинув, к студеной реке с несказанной

160 Жаждой бежал он, измученный зноем полдневного солнца.

Меткое бросив копье, поразил я бегущего зверя

В спину:, ее проколовши насквозь, острием на другой бок

Вышло копье; застонав, он упал, и душа отлетела.

Ногу уперши в убитого, вынул копье я из раны,

165 Подле него на земле положил и немедля болотных

Гибких тростинок нарвал, чтоб веревку в три локтя длиною

Свить, переплетши тростинки и плотно скрутив их. Веревку

Свивши, связал я оленю тяжелому длинные ноги;

Между ногами просунувши голову, взял я на плечи

170 Ношу и с нею пошел к кораблю, на копье опираясь;

Просто ж ее на плечах я не мог бы одною рукою

Снесть: был чрезмерно огромен олень. Перед судном на землю

Бросил его я, людей разбудил и, приветствовав всех их,

Так им сказал: «Ободритесь, товарищи, в область Аида

175 Прежде, пока не наступит наш день роковой, не сойдем мы;

Станем же ныне (едой наш корабль запасен изобильно)

Пищей себя веселить, прогоняя мучительный голод».

Было немедля мое повеленье исполнено; снявши

Верхние платья, они собрались у бесплодного моря;

180 Всех их олень изумил, несказанно великий и тучный;

Очи свои удовольствовав сладостным зреньем, умыли

Руки они и поспешно обед приготовили вкусный.

Целый мы день до вечернего сумрака, сидя на бреге,

Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались;

185 Солнце тем временем село, и тьма наступила ночная;

Все мы заснули под говором волн, ударяющих в берег.

Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос.

Спутников верных своих на совет пригласив, я сказал им:

«Спутники верные, слушайте то, что скажу вам, печальный:

190 Нам неизвестно, где запад лежит, где является Эос;

Где светоносный под землю спускается Гелиос, где он

На небо всходит; должны мы теперь совокупно размыслить,

Можно ли чем от беды нам спастися; я думаю, нечем.

С этой крутой высоты я окрестность окинул глазами:

195 Остров, безбрежною бездной морской, как венцом, окруженный,

Плоско на влаге лежащий, увидел я; дым подымался

Густо вдали из широкорастущего, темного леса».

Так я сказал; в их груди сокрушилося милое сердце:

В память пришли им и злой лестригон Антифат, и надменный

200 Силой своею циклоп Полифем, людоед святотатный;

Громко они застонали, обильным потоком проливши

Слезы, — напрасно: от слез и от стонов их не было пользы.

Тут разделить я решился товарищей меднообутых

На две дружины; одною дружиной начальствовал сам я;

205 Избран вождем был дружины другой Еврилох благородный.

Жеребьи в медноокованном шлеме потом потрясли мы —

Вынулся жеребий твердому сердцем вождю Еврилоху.

В путь собрался он, и с ним двадцать два из товарищей наших.

С плачем они удалились, оставя нас, горем объятых.

210 Скоро они за горами увидели крепкий Цирцеин

Дом, сгроможденный из тесаных камней на месте открытом.

Около дома толпилися горные львы и лесные

Волки: питьем очарованным их укротила Цирцея.

Вместо того чтоб напасть на пришельцев, они подбежали

215 К ним миролюбно и, их окруживши, махали хвостами.

Как к своему господину, хвостами махая, собаки

Ластятся — им же всегда он приносит остатки обеда, —

Так остролапые львы и шершавые волки к пришельцам

Ластились. Их появленьем они, приведенные в ужас,

220 К дому прекраснокудрявой богини Цирцеи поспешно

Все устремились. Там голосом звонко-приятным богиня

Пела, сидя за широкой, прекрасной, божественно тонкой

Тканью, какая из рук лишь богини бессмертной выходит.

К спутникам тут обратяся, Политос, мужей предводитель,

225 Мне меж другими вернейший, любезнейший друг мой, сказал им:

«Слышите ль голос приятный, товарищи? Кто-то, за тканью

Сидя, поет там, гармонией всю наполняя окрестность.

Кто же? Богиня иль смертная? Голос скорей подадим ей».

Так он сказал им; они закричали, чтоб вызвать певицу.

230 Вышла немедля она и, блестящую дверь растворивши,

В дом пригласила вступить их; забыв осторожность, вступили

Все; Еврилох лишь один назади, усомнившись, остался.

Чином гостей посадивши на кресла и стулья, Цирцея

Смеси из сыра и меду с ячменной мукой и с прамнейским

235 Светлым вином подала им, подсыпав волшебного зелья

В чашу, чтоб память у них об отчизне пропала; когда же

Ею был подан, а ими отведан напиток, ударом

Быстрым жезла загнала чародейка в свиную закуту

Всех; очутился там каждый с щетинистой кожей, с свиною

240 Мордой и с хрюком свиным, не утратив, однако, рассудка.

Плачущих всех заперла их в закуте волшебница, бросив

Им желудей, и свидины, и буковых диких орехов

В пищу, к которой так лакомы свиньи, любящие рылом

Землю копать. К кораблю Еврилох прибежал той порою

245 С вестью плачевной о бедствии, спутников наших постигшем.

Долго не мог, сколь ни силился, слова сказать он, могучим

Горем проникнутый в сердце; слезами наполнены были

Очи его, и душа в нем терзалась от скорби; когда же

Все мы его в изумленье великом расспрашивать стали,

250 Так рассказал он мне повесть о бедствии посланных наших:

«Лес перешедши, как ты повелел, Одиссей многославный,

Скоро мы там за горами увидели крепкий Цирцеин

Дом, сгроможденный из тесаных камней на месте открытом.

В нем, мы услышали, пела прекрасно певица, за тканью

255 Сидя, не знаю, богиня иль смертная. Тотчас мы голос

Подали; вышла она и, блестящую дверь растворивши,

В дом нас вступить пригласила; забыв осторожность, вступили

Все; я остался один назади, предузнавши погибель;

Все там исчезли они, и обратно никто уж не вышел.

260 Долго я ждал; напоследок ушел, ничего не узнавши».

Так он сказал; и немедля, надев на плечо среброгвоздный,

Медный, двуострый мой меч и схвативши свой туго согбенный

Лук, я велел Еврилоху меня проводить, возвратившись

Той же дорогой со мною; но он, на колена в великом

265 Страхе упав, мне с рыданием бросил крылатое слово:

«Нет, повелитель, позволь за тобой не ходить мне; уверен

Я, что ни сам ты назад не придешь, ни других не воротишь

Спутников наших; советую лучше, как можно скорее,

Бегством спасаться, иль все мы ужасного дня не минуем».

270 Так говорил Еврилох, и, ему отвечая, сказал я:

«Друг Еврилох, принуждать я тебя не хочу; оставайся

Здесь, при моем корабле, утешаться питьем и едою;

Я же пойду; непреклонной нужде покориться мне должно».

С сими словами пошел я от моря, корабль там оставив.

275 Той же порой, как, в святую долину спустяся, уж был я

Близко высокого дома волшебницы хитрой Цирцеи,

Эрмий с жезлом золотым пред глазами моими, нежданный,

Стал, заступив мне дорогу; пленительный образ имел он

Юноши с девственным пухом на свежих ланитах, в прекрасном

280 Младости цвете. Мне ласково руку подавши, сказал он:

«Стой, злополучный, куда по горам ты бредешь одиноко,

Здешнего края не ведая? Люди твои у Цирцеи;

Всех обратила в свиней чародейка и в хлев заперла свой.

Их ты избавить спешишь; но и сам, опасаюсь, оттуда

285 Цел не уйдешь; и с тобою случится, что с ними случилось.

Слушай, однако: тебя от беды я великой избавить

Средство имею; дам зелье тебе; ты в жилище Цирцеи

Смело поди с ним; оно охранит от ужасного часа.

Я же тебе расскажу о волшебствах коварной богини:

290 Пойло она приготовит и зелья в то пойло подсыплет.

Но над тобой не подействуют чары; чудесное средство,

Данное мною, их силу разрушит. Послушай; как скоро

Мощным жезлом чародейным Цирцея к тебе прикоснется,

Острый свой меч обнажив, на нее устремись ты немедля,

295 Быстро, как будто ее умертвить вознамерясь; в испуге

Станет на ложе с собою тебя призывать чародейка —

Ты не подумай отречься от ложа богини: избавишь

Спутников, будешь и сам гостелюбно богинею принят.

Только потребуй, чтоб прежде она поклялася великой

300 Клятвой, что вредного замысла против тебя не имеет:

Иначе мужество, ею расслабленный, все ты утратишь».

С сими словами растенье мне подал божественный Эрмий,

Вырвав его из земли и природу его объяснив мне:

Корень был черный, подобен был цвет молоку белизною;

305 Моли[257 — Стих 305. Моли — сказочная волшебная трава, вроде разрыв-травы или цветка папоротника в русских сказках. Моли — слово не греческое, поэтому автор и ссылается на «язык богов».] его называют бессмертные; людям опасно

С корнем его вырывать из земли, но богам все возможно.

Эрмий, подав мне растенье, на светлый Олимп удалился.

Я же пошел вдоль лесистого острова к дому Цирцеи,

Многими, сердце мое волновавшими, мыслями полный.

310 Став перед дверью прекраснокудрявой богини, я громко

Начал ее вызывать; и, услышав мой голос, немедля

Вышла она, отворила блестящие двери и в дом дружелюбно

Мне предложила вступить; с сокрушением сердца вступил я.

Введши в покои меня и на стул посадив среброгвоздный

315 Редкой работы (для ног же была там скамейка), богиня

В чашу златую влила для меня свой напиток; но прежде,

Злое замыслив, подсыпала зелье в него; и когда он

Ею был подан, а мною безвредно отведан, свершила

Чару она, дав удар мне жезлом и сказав мне такое

320 Слово: «Иди и свиньею валяйся в закуте с другими».

Я же свой меч изощренный извлек и его, подбежав к ней,

Поднял, как будто ее умертвить вознамерившись; громко

Вскрикнув, она от меча увернулась и, с плачем великим

Сжавши колена мои, мне крылатое бросила слово:

325 «Кто ты? Откуда? Каких ты родителей? Где обитаешь?

Я в изумленье; питья моего ты отведал и не был

Им превращен; а доселе никто не избег чародейства,

Даже и тот, кто, не пив, лишь губами к питью прикасался.

Сердце железное бьется в груди у тебя; и, конечно,

330 Ты Одиссей, многохитростный муж, о котором давно мне

Эрмий, носитель жезла золотого, сказал, что сюда он

Будет, на черном плывя корабле от разрушенной Трои.

Вдвинь же в ножны медноострый свой меч и со мною

Ложе мое раздели: сочетавшись любовью на сладком

335 Ложе, друг другу доверчиво сердце свое мы откроем».

Так говорила богиня, и так, отвечая, сказал я:

«Как же могу, о Цирцея, твоим быть доверчивым другом,

Если в свиней обратила моих ты сопутников? Мне же,

Гибельный, верно, замысля обман, ты теперь предлагаешь

340 Ложе с тобой разделить, затворившись в твоей почивальне, —

Там у меня, безоружного, мужество все ты похитишь.

Нет, не надейся, чтоб ложе твое разделил я с тобою

Прежде, покуда сама ты, богиня, не дашь мне великой

Клятвы, что вредного замысла против меня не имеешь».

345 Так я сказал, и Цирцея богами великими стала

Клясться; когда ж поклялася и клятву свою совершила,

С нею в ее почивальне я лег на прекрасное ложе.

Тою порою заботились в светлых покоях четыре

Девы, служанки проворные, всё учреждавшие в доме;

350 Все они дочери были потоков, и рощ,[258 — Стих 350. Все они дочери были потопов, и рощ… — Цирцее служат нимфы.] и священных

Рек, в необъятное лоно глубокого моря бегущих.

Дева одна, положивши на кресла подушки, постлала

Пышные сверху ковры, на ковры ж полотняные ткани.

К каждым креслам другая серебряный чудной работы

355 Стол пододвинула с хлебом в златых драгоценных корзинах.

Третья смешала в кратере серебряной воду с медвяным,

Сладким вином; на столы же поставила кубки златые.

Светлой воды принесла напоследок четвертая дева:

Яркий огонь разложив под треножным котлом, вскипятила

360 Воду она; вскипятивши же воду в котле, осторожно

Стала сама, из котла подливая воды вскипяченной

В свежую воду, плеча орошать мне и голову теплой

Влагой: и тем прекратилось томившее дух расслабленье

Тела. Когда ж и омыт я, и чистым натерт был елеем,

365 Легкий надевши хитон и косматую мантию, с девой

В светлый покой я вступил, и она к среброгвоздным, богатым

Креслам меня проводила, — была там для ног и скамейка.

Тут принесла на лохани серебряной руки умыть мне

Полный студеной воды золотой рукомойник рабыня,

370 Гладкий потом пододвинула стол; на него положила

Хлеб домовитая ключница с разным съестным, из запаса,

Выданным ею охотно, и стала меня дружелюбно

Потчевать вкусною пищей; но пища была мне противна.

Думой объятый, сидел я с недобрым предчувствием в сердце.

375 Видя, что думой объятый сижу и что к лакомой пище

Рук не хочу протянуть я, печалью объятый, Цирцея,

Близко ко мне подошедши, крылатое бросила слово:

«Что у тебя на душе, Одиссей? Отчего так уныло

Здесь ты сидишь, как немой, ни еды, ни питья не вкушая?

380 Или еще ты страшишься какого коварства? Напрасен

Страх твой; ты слышал, тебе поклялась я великою клятвой».

Так говорила богиня, и так, отвечая, сказал я:

«О Цирцея, какой же, пристойность и правду любящий,

Муж согласится себя утешать и питьем и едою

385 Прежде, пока не увидит своими глазами спасенья

Спутников? Если желаешь, чтоб пищи твоей я коснулся,

Спутников дай мне спасенье своими глазами увидеть».

Так я сказал, и немедля с жезлом из покоев Цирцея

Вышла, к закуте свиной подошла и, ее отворивши,

390 Их, превращенных в свиней девятигодовалых, оттуда

Вывела; стали они перед нею; она ж, обошед их

Всех, почередно помазала каждого мазью, и разом

Спала с их тела щетина, его покрывавшая густо

С самых тех пор, как Цирцея дала им волшебного зелья;

395 Прежний свой вид возвратив, во мгновенье все стали моложе,

Силами крепче, красивей лицом и возвышенней станом;

Все во мгновенье узнали меня и ко мне протянули

Радостно руки; потом зарыдали от скорби; их воплем

Дом огласился; проникнула жалость и в душу Цирцеи.

400 Близко ко мне подошедши, богиня богинь мне сказала:

«О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,

Медлить не должно; поди на песчаное взморье и верным

Спутникам всем совокупно втащить повели на зыбучий

Берег корабль твой; потом, все богатства и снасти в пещере

405 Скрыв и товарищей взявши с собою, сюда возвратися».

Так мне сказала, и я покорился ей мужеским сердцем.

Шагом поспешным пришед к кораблю на песчаное взморье,

Близ корабля я на бреге нашел всех товарищей верных,

Стонущих громко, из глаз изобильные слезы лиющих.

410 Как запертые в закутах телята, увидя идущих

С паствы коров, напитавшихся сочной травой луговою,

Все им навстречу бегут, из заград вырывался тесных,

Все окружают, мыча, возвратившихся с пажити маток:

Так побежали толпою, увидя меня издалека,

415 Спутники все мне навстречу; и сильно проникла их сердце

Радость, как будто б в родную они возвратились Итаку,

В наше отечество милое, где родились и цвели мы.

Горько заплакав, они мне крылатое бросили слово:

«Радостно нам возвращенье твое, повелитель, как будто б

420 В наше отечество, в нашу Итаку мы вдруг возвратились.

Но не скрывайся, скажи, где товарищи? Что их постигло?»

Так говорили они, вопрошая; им так отвечал я:

«Прежде, друзья, совокупною силой корабль на зыбучий

Берег втащите; в пещере потом все богатства и снасти

425 Скройте; потом соберитесь и следуйте смело за мною.

К спутникам вас поведу я в святую обитель Цирцеи.

Всех их, питьем и едой веселящихся, там вы найдете».

Было немедля мое повеленье исполнено ими.

Но Еврилох, вопреки мне, хотел удержать их; он смело,

430 Голос возвысив, товарищам бросил крылатое слово:

«Стойте; куда вы, безумцы? За ним по следам вы хотите

В дом чародейки опасной идти? Но она превратит вас

Всех иль в свиней, иль в шершавых волков, иль в лесных густогривых

Львов, чтоб ее стерегли вы жилище; там с вами случится

435 То ж, что случилось в пещере циклопа, куда безрассудно

Наши товарищи следом за дерзким вошли Одиссеем.

Он, необузданный, был их погибели жалкой виною».

Так говорил Еврилох, и меня побуждало уж сердце

Меч длинноострый схватить и его обнаженною медью

440 Голову с плеч непокорного сбросить на землю, хотя он

Был мне и родственник близкий;[259 — Стих 441. Был мне и родственник близкий… — По словам античных толкователей, Еврилох был мужем сестры Одиссея.] но спутники все, удержавши

Руку мою, обратили ко мне миротворное слово:

«Если желаешь, божественный, пусть Еврилох остается

У моря здесь с кораблем и его сторожит неусыпно;

445 Мы же пойдем за тобою в святую обитель Цирцеи».

Всех их от моря повел я, корабль наш покинув на бреге;

Но Еврилох не остался один с кораблем и за нами

Следом пошел, приведенный моими угрозами в трепет.

Тою порой остальные товарищи в доме Цирцеи

450 Баней себя освежили; душистым натершись елеем,

В легкий хитон и косматую мантию каждый облекся.

Я, возвратись, их нашел за роскошной трапезой сидящих.

Свидясь с друзьями и все рассказав о случившемся с ними,

Громко они зарыдали, их воплем весь дом огласился.

455 Близко ко мне подошедши, богиня Цирцея сказала:

«Царь Одиссей, многохитростный муж, Лаэртид благородный,

Все вы свою укротите печаль и от слез воздержитесь;

Знаю довольно я, что на водах многорыбного моря,

Что на земле от свирепых людей претерпели вы, — горе

460 Бросив теперь, наслаждайтесь питьем и едою, покуда

В вашей груди не родится то мужество снова, с которым

Некогда в путь вы пустились, расставшись с отчизною милой,

С вашей суровой Итакою. Ныне в бессилии робком,

Все помышляя о странствии бедственном, сердце веселью

465 Вы затворяете, — были велики страдания ваши».

Так нам сказала, и мы покорились ей мужеским сердцем.

С тех пор вседневно, в теченье мы целого года

Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались.

Но когда наконец обращеньем времен совершен был

470 Круг годовой, миновалися месяцы, дни пролетели,

Спутники все приступили ко мне с убедительной речью:

«Время, несчастный, тебе о возврате в Итаку подумать,

Если угодно богам, чтоб спаслись мы, чтоб мог ты увидеть

Светло-богатый свой дом, и отчизну, и милых домашних».

475 Так мне сказали, и я покорился им мужеским сердцем.

Весело весь мы тот день до вечернего позднего мрака

Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались.

Солнце тем временем село, и тьма наступила ночная.

Спутники все предались в потемневших палатах покою.

480 Я ж, возвратяся к Цирцее, с ней рядом на ложе роскошном

Лег, и колена ее обхватил, и богине, склонившей

Слух свой ко мне со вниманием, бросил крылатое слово:

«О Цирцея, исполни свое обещанье в отчизну

Нас возвратить; сокрушается сердце по ней; в сокрушенье

485 Спутники все приступают ко мне и мою раздирают

Душу (когда ты бываешь отсутственна) жалобным плачем».

Так говорил я, и так, отвечая, сказала богиня:

«О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,

В доме своем я тебя поневоле держать не желаю.

490 Прежде, однако, ты должен, с пути уклоняся, проникнуть

В область Аида, где властвует страшная с ним Персефона.

Душу пророка, слепца, обладавшего разумом зорким,

Душу Тиресия фивского должно тебе вопросить там.

Разум ему сохранен Персефоной и мертвому; в аде

495 Он лишь с умом;[260 — Стихи 494–495. …в аде он лишь с умом… — По гомеровскому представлению, души в загробном мире теряют мышление и память.] все другие безумными тенями веют».

Так говорила богиня; во мне растерзалося сердце;

Горько заплакал я, сидя на ложе, мне стала противна

Жизнь, и на солнечный свет поглядеть не хотел я, и долго

Рвался, и долго, простершись на ложе, рыдал безутешно.

500 Но напоследок, богине ответствуя, так я сказал ей:

«Кто ж, о Цирцея, на этом пути провожатым мне будет?

В аде еще не бывал с кораблем ни один земнородный».

Так вопросил я богиню, и так мне она отвечала:

«О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,

505 Верь, кораблю твоему провожатый найдется; об этом

Ты не заботься; но, мачту поставив и парус поднявши,

Смело плыви; твой корабль передам я Борею; когда же

Ты, Океан в корабле поперек переплывши, достигнешь

Низкого брега, где дико растет Персефонин широкий

510 Лес из ракит, свой теряющих плод, и из тополей черных,

Вздвинув на брег, под которым шумит Океан водовратный,

Черный корабль свой, вступи ты в Аидову мглистую область.

Быстро бежит там Пирифлегетон в Ахероново лоно

Вместе с Коцитом, великою ветвию Стикса; утес там

515 Виден, и обе под ним многошумно сливаются реки.

Слушай теперь, и о том, что скажу, не забудь: под утесом

Выкопав яму глубокую, в локоть один шириной и длиною,

Три соверши возлияния мертвым, всех вместе призвав их:

Первое смесью медвяной, другое вином благовонным,

520 Третье водою и, все пересыпав мукою ячменной,

Дай обещанье безжизненно веющим теням усопших:

В дом возвратяся, корову, тельцов не имевшую, в жертву

Им принести и в зажженный костер драгоценностей много

Бросить, Тиресия ж более прочих уважить, особо

525 Черного, лучшего в стаде барана ему посвятивши.

После (когда обещание дашь многославным умершим)

Черную овцу и черного с нею барана, — к Эребу

Их обратив головою, а сам обратясь к Океану, —

В жертву теням принеси; и к тебе тут немедля великой

530 Придут толпою отшедшие души умерших; тогда ты

Спутникам дай повеленье, содравши с овцы и с барана,

Острой зарезанных медью, лежащих в крови перед вами,

Кожу, их бросить немедля в огонь и призвать громогласно

Грозного бога Аида и страшную с ним Персефону;

535 Сам же ты, острый свой меч обнаживши и с ним перед ямой

Сев, запрещай приближаться безжизненным теням усопших

К крови, покуда ответа не даст вопрошенный Тиресий.

Скоро и сам он, представ пред тобой, повелитель народов,

Скажет тебе, где дорога, и долог ли путь, и успешно ль

540 Рыбообильного моря путем ты домой возвратишься».

Так говорила она; той порой златотронная Эос

Встала; богиня, в хитон и хламиду меня облачивши,

Светлосеребряной ризой из тонковоздушныя ткани

Нежные плечи одела свои, золотым драгоценным

545 Поясом стан обвила и покров с головы опустила.

Я же, чертоги ее перешедши, товарищей верных

Всех разбудил и, приветствие каждому сделав, сказал им:

«Время, друзья, вам от сладкого сна пробудиться; покиньте

Ложе; пойдем; нас богиня сама побуждает к отъезду».

550 Так я сказал, и они покорились мне мужеским сердцем.

Но и оттуда не мог я отплыть без утраты печальной:

Младший из всех на моем корабле, Ельпенор, неотличный

Смелостью в битвах, нещедро умом от богов одоренный,

Спать для прохлады ушел на площадку возвышенной кровли

555 Дома Цирцеи священного, крепким вином охмеленный.

Шумные сборы товарищей, в путь уж готовых, услышав,

Вдруг он вскочил и, от хмеля забыв, что назад обратиться

Должен был прежде, чтоб с кровли высокой сойти по ступеням,

Прянул спросонья вперед, сорвался и, ударясь затылком

560 Оземь, сломил позвонковую кость, и душа отлетела

В область Аида. Тем временем спутникам так говорил я:

«Мыслите, верно, друзья, вы, что в милую землю отчизны

Мы возвращаемся? Путь нам иной указала Цирцея:

В царстве Аида, где властвует страшная с ним Персефона,

565 Душу Тиресия фивского должен сперва вопросить я».

Так я сказал; в их груди сокрушилося милое сердце;

Пали на землю они, в исступлении волосы рвали,

Всё понапрасну — от слез и от воплей нам не было пользы.

Все к своему кораблю, на песчаном стоявшему бреге,

570 Вместе пошли мы, печальные, льющие слезы обильно.

Тою порою на брег привела чернорунную овцу

С черным бараном Цирцея и, там их оставя, меж нами

Тихо прошла, невидимая… Смертным увидеть не можно

Бога, когда, приходя к ним, он хочет остаться невидим.

Песнь одиннадцатая
К морю и к ждавшему нас на песке кораблю собралися

Все мы и, сдвинувши черный корабль на священные воды,

Мачту на нем утвердили и к ней паруса привязали.

Взявши барана и овцу с собой, на корабль совокупно

5     Все мы взошли сокрушенные горем, лиющие слезы.

Был нам по темным волнам провожатым надежным попутный

Ветер, пловцам благовеющий друг, парусов надуватель,

Послан приветноречивою, светлокудрявой богиней;

Все корабельные снасти порядком убрав, мы спокойно

10   Плыли; корабль наш бежал, повинуясь кормилу и ветру.

Были весь день паруса путеводным дыханием полны.

Солнце тем временем село, и все потемнели дороги.

Скоро пришли мы к глубокотекущим водам Океана;

Там киммериян печальная область, покрытая вечно

15   Влажным туманом и мглой облаков; никогда не являет

Оку людей там лица лучезарного Гелиос, землю ль

Он покидает, всходя на звездами обильное небо,

С неба ль, звездами обильного, сходит, к земле обращаясь;

Ночь безотрадная там искони окружает живущих.

20   Судно, прибыв, на песок мы встащили; барана и овцу

Взяли с собой и пошли по течению вод Океана

Берегом к месту, которое мне указала Цирцея.

Дав Перимеду держать с Еврилохом зверей, обреченных

В жертву, я меч обнажил медноострый и, им ископавши

25   Яму глубокую, в локоть один шириной и длиною,

Три совершил возлияния мертвым, мной призванным вместе:

Первое смесью медвяной, второе вином благовонным,

Третье водой и, мукою ячменного все пересыпав,

Дал обещанье безжизненно веющим теням усопших:

30   В дом возвратяся, корову, тельцов не имевшую, в жертву

Им принести и в зажженный костер драгоценностей много

Бросить; Тиресия ж более прочих уважить, особо

Черного, лучшего в стаде барана ему посвятивши.

Дав обещанье такое и сделав воззвание к мертвым,

35   Сам я барана и овцу над ямой глубокой зарезал;

Черная кровь полилася в нее, и слетелись толпою

Души усопших, из темныя бездны Эреба поднявшись:

Души невест, малоопытных юношей, опытных старцев,

Дев молодых, о утрате недолгия жизни скорбящих,

40   Бранных мужей, медноострым копьем пораженных смертельно

В битве и брони, обрызганной кровью, еще не сложивших.

Все они, вылетев вместе бесчисленным роем из ямы,

Подняли крик несказанный; был схвачен я ужасом бледным.

Кликнув товарищей, им повелел я с овцы и с барана,

45   Острой зарезанных медью, лежавших в крови перед нами,

Кожу содрать и, огню их предавши, призвать громогласно

Грозного бога Аида и страшную с ним Персефону.

Сам же я меч обнажил изощренный и с ним перед ямой

Сел, чтоб мешать приближаться безжизненным теням усопших

50   К крови, пока мне ответа не даст вопрошенный Тиресий.

Прежде других предо мною явилась душа Ельпенора;

Бедный, еще не зарытый, лежал на земле путеносной.

Не был он нами оплакан; ему не свершив погребенья,

В доме Цирцеи его мы оставили: в путь мы спешили.

55   Слезы я пролил, увидя его; состраданье мне душу проникло.

Голос возвысив, я мертвому бросил крылатое слово:

«Скоро же, друг Ельпенор, очутился ты в царстве Аида!

Пеший проворнее был ты, чем мы в корабле быстроходном».

Так я сказал; простонавши печально, мне так отвечал он:

60   «О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей многославный,

Демоном злым погублен я и силой вина несказанной;

Крепко на кровле заснув, я забыл, что назад надлежало

Прежде пойти, чтоб по лестнице с кровли высокой спуститься;

Бросясь вперед, я упал и, затылком ударившись оземь,

65   Кость изломал позвоночную; в область Аида мгновенно

Дух отлетел мой. Тебя же любовью к отсутственным милым,

Верной женою, отцом, воспитавшим тебя, и цветущим

Сыном, тобой во младенческих летах оставленным дома,

Ныне молю (мне известно, что, область Аида покинув,

70   Ты в корабле возвратишься на остров Цирцеи) — о! вспомни,

Вспомни тогда обо мне, Одиссей благородный, чтоб не был

Там не оплаканный я и безгробный оставлен, чтоб гнева

Мстящих богов на себя не навлек ты моею бедою.

Бросивши труп мой со всеми моими доспехами в пламень,

75   Холм гробовой надо мною насыпьте близ моря седого;

В памятный знак же о гибели мужа для поздних потомков

В землю на холме моем то весло водрузите, которым

Некогда в жизни, ваш верный товарищ, я волны тревожил».

Так говорил Ельпенор, и, ему отвечая, сказал я:

80   «Все, злополучный, как требуешь, мною исполнено будет».

Так мы, печально беседуя, друг подле друга сидели,

Я, отгоняющий тени от крови мечом обнаженным,

Он, говорящий со мною, товарища прежнего призрак.

Вдруг подошло, я увидел, ко мне привиденье умершей

85   Матери милой моей Антиклеи, рожденной великим

Автоликоном, — ее меж живыми оставил я дома,

В Трою отплыв. Я заплакал, печаль мне проникнула душу;

Но и ее, сколь ни тяжко то было душе, не пустил я

К крови: мне не дал ответа еще прорицатель Тиресий.

90   Скоро предстал предо мной и Тиресия фивского образ;

Был он с жезлом золотым, и меня он узнал и сказал мне:

«Что, Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,

Что, злополучный, тебя побудило, покинув пределы

Светлого дня, подойти к безотрадной обители мертвых?

95   Но отслонися от ямы и к крови мечом не препятствуй

Мне подойти, чтоб, напившися, мог я по правде пророчить».

Так он сказал; отслоняся от ямы, я меч среброгвоздный

Вдвинул в ножны; а Тиресий, напившися черныя крови,

Слово ко мне обратил и сказал мне, по правде пророча:

100 «Царь Одиссей, возвращения сладкого в дом свой ты жаждешь.

Бог раздраженный его затруднит несказанно, понеже

Гонит тебя колебатель земли Посейдон; ты жестоко

Душу разгневал его ослеплением милого сына.

Но, и ему вопреки, и беды повстречав, ты достигнуть

105 Можешь отечества, если себя обуздаешь и буйных

Спутников; с ними ты к острову знойной Тринакрии, бездну

Темно-лазурного моря измерив, корабль приведешь свой;

Тучных быков и волнистых баранов пасет там издавна

Гелиос светлый, который все видит, все слышит, все знает.

110 Будешь в Итаке, хотя и великие бедствия встретишь,

Если воздержишься руку поднять на стада Гелиоса;

Если же руку подымешь на них, то пророчу погибель

Всем вам: тебе, кораблю и сопутникам;[261 — Стихи 112–113. …пророчу погибель всем вам: тебе, кораблю и сопутникам — неточный перевод; в подлиннике стоит: «Я пророчу тебе гибель корабля и товарищей». Самому Одиссею гибель не грозит.] сам ты избегнешь

Смерти, но бедственно в дом возвратишься, товарищей в море

115 Всех потеряв, на чужом корабле, и не радость там встретишь:

Буйных людей там найдешь ты, твое достоянье губящих,

Мучащих дерзким своим сватовством Пенелопу, дарами

Брачными ей докучая; ты им отомстишь. Но когда ты,

Праведно мстя, женихов, захвативших насильственно дом твой,

120 В нем умертвишь иль обманом, иль явною силой — покинув

Царский свой дом и весло корабельное взявши, отправься

Странствовать снова и странствуй, покуда людей не увидишь,

Моря не знающих, пищи своей никогда не солящих,

Также не зревших еще ни в волнах кораблей быстроходных,

125 Пурпурногрудых, ни весел, носящих, как мощные крылья,

Их по морям, — от меня же узнай несомнительный признак:

Если дорогой ты путника встретишь и путник тот спросит:

«Что за лопату несешь на блестящем плече, иноземец?» —

В землю весло водрузи — ты окончил свое роковое,

130 Долгое странствие. Мощному там Посейдону принесши

В жертву барана, быка и свиней оплодителя вепря,

В дом возвратись и великую дома сверши гекатомбу

Зевсу и прочим богам, беспредельного неба владыкам,

Всем по порядку. И смерть не застигнет тебя на туманном

135 Море; спокойно и медленно к ней подходя, ты кончину

Встретишь, украшенный старостью светлой, своим и народным

Счастьем богатый. И сбудется все, предреченное мною».

Так говорил мне Тиресий; ему отвечая, сказал я:

«Старец, пускай совершится, что мне предназначили боги.

140 Ты же теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая:

Матери милой я вижу отшедшую душу; близ крови

Тихо сидит неподвижная тень и как будто не смеет

Сыну в лицо поглядеть и завесть разговор с ним. Скажи мне,

Старец, как сделать, чтоб мертвая сына живого узнала?»

145 Так я его вопросил, и, ответствуя, так мне сказал он:

«Легкое средство на это в немногих словах я открою:

Та из безжизненных теней, которой приблизиться к крови

Дашь ты, разумно с тобою начнет говорить; но безмолвно

Та от тебя удалится, которой ты к крови не пустишь»,

150 С сими словами обратно отшедши в обитель Аида,

Скрылась душа прорицателя, мне мой сказавшая жребий.

Я ж неподвижно остался на месте; но ждал я недолго;

К крови приблизилась мать, напилася и сына узнала.

С тяжким вздохом она мне крылатое бросила слово:

155 «Как же, мой сын, ты живой мог проникнуть в туманную область

Аида? Здесь все ужасает живущего; шумно бегут здесь

Страшные реки, потоки великие; здесь Океана

Воды глубокие льются; никто переплыть их не может

Сам; то одним кораблям крепкозданным возможно. Скажи же,

160 Прямо ль от Трои с своим кораблем и с своими людьми ты,

По морю долго скитавшися, прибыл сюда? Неужели

Все не видал ни Итаки, ни дома отцов, ни супруги?»

Так говорила она, и, ответствуя, так ей сказал я:

«Милая мать, приведен я к Аиду нуждой всемогущей;

165 Душу Тиресия фивского мне вопросить надлежало.

В землю ахеян еще я не мог возвратиться; отчизны

Нашей еще не видал, бесприютно скитаюсь повсюду

С самых тех пор, как с великим царем Агамемноном поплыл

В град Илион, изобильный конями, на гибель троянам.

170 Ты ж мне скажи откровенно, какою из Парк непреклонных

В руки навек усыпляющей смерти была предана ты?

Медленно ль тяжким недугом? Иль вдруг Артемида богиня

Тихой стрелою своею тебя без болезни убила?

Также скажи об отце и о сыне, покинутых мною:

175 Царский мой сан сохранился ли им? Иль другой уж на место

Избран мое и меня уж в народе считают погибшим?

Также скажи мне, что делает дома жена Пенелопа?

С сыном ли вместе живет, неизменная в верности мужу?

Иль уж с каким из ахейских владык сочеталася браком?»

180 Так я ее вопросил; Антиклея мне так отвечала:

«Верность тебе сохраняя, в жилище твоем Пенелопа

Ждет твоего возвращенья с тоскою великой и тратит

Долгие дни и бессонные ночи в слезах и печали;

Царский твой сан никому от народа не отдан; бесспорно,

185 Дома своим Телемах достояньем владеет, пирами

Всех угощает, как то облеченному саном высоким

Следует; все и его угощают. Лаэрт же не ходит

Более в город; он в поле далеко живет, не имея

Там ни одра, ни богатых покровов, ни мягких подушек;

190 Дома в дождливое зимнее время он вместе с рабами

Спит на полу у огня, покровенный одеждой убогой;

В летнюю ж знойную пору иль поздней порою осенней

Всюду находит себе на земле он в саду виноградном

Ложе из листьев опалых, насыпанных мягкою грудой.

195 Там он лежит, и вздыхает, и сердцем крушится, и плачет,

Все о тебе помышляя; и старость его безотрадна.

Кончилось так и со мной; и моя совершилась судьбина.

Но не сестра Аполлонова с луком тугим Артемида

Тихой стрелою своею меня без болезни убила,

200 Также не медленный, мной овладевший недуг, растерзавши

Тело мое, из него изнуренную душу исторгнул:

Нет; но тоска о тебе, Одиссей, о твоем миролюбном

Нраве и разуме светлом до срока мою погубила

Сладостно-милую жизнь». И умолкла она. Увлеченный

205 Сердцем, обнять захотел я отшедшую матери душу;

Три раза руки свои к ней, любовью стремимый, простер я,

Три раза между руками моими она проскользнула

Тенью иль сонной мечтой, из меня вырывая стенанье.

Ей наконец, сокрушенный, я бросил крылатое слово:

210 «Милая мать, для чего, из объятий моих убегая,

Мне запрещаешь в жилище Аида прижаться к родному

Сердцу и скорбною сладостью плача с тобой поделиться?

Иль Персефона могучая вместо тебя мне прислала

Призрак пустой, чтоб мое усугубить великое горе?»

215 Так говорил я; мне мать благородная так отвечала:

«Милый мой сын, злополучнейший между людьми, Персефона,

Дочь громовержца, тебя приводить в заблужденье не мыслит.

Но такова уж судьбина всех мертвых, расставшихся с жизнью.

Крепкие жилы уже не связуют ни мышц, ни костей их;

220 Вдруг истребляет пронзительной силой огонь погребальный

Все, лишь горячая жизнь охладелые кости покинет:

Вовсе тогда, улетевши, как сон, их душа исчезает.

Ты же на радостный свет поспеши возвратиться; но помни,

Что я сказала, чтоб все повторить при свиданье супруге».

225 Так, собеседуя, мы говорили. Тогда мне явились

Призраки жен — их прислала сама Персефона; то были

В прежнее время супруги и дочери славных героев;

Черную кровь обступили они, подбежав к ней толпою;

Я же обдумывал, как бы мне их вопросить почередно

230 Каждую; вот что удобнейшим мне наконец показалось:

Меч длинноострый немедля схватил и, его обнаживши,

К крови приблизиться им не дозволил я всею толпою;

Друг за другом они по одной подходили и имя

Мне называли свое; и расспрашивать каждую мог я.

235 Прежде других подошла благороднорожденная Тиро,

Дочь Салмонеева, славная в мире супруга Крефея,

Сына Эолова; все о себе мне она рассказала:

Сердце свое Энипеем, рекою божественно светлой,

Между реками земными прекраснейшей, Тиро пленила;

240 Часто она посещала прекрасный поток Энипея;

В образ облекся его Посейдон земледержец, чтоб с нею

В устье волнистокипучем реки сочетаться любовью;

Воды пурпурные встали горой и, слиявшись прозрачным

Сводом над ними, сокрыли от взоров и бога и деву.

245 Девственный пояс ее развязал он, ей очи смеживши

Сном; и когда, распаленный, свое утолил вожделенье,

За руку взял, и по имени назвал ее, и сказал ей:

«Радуйся, богом любимая! Прежде чем полный свершится

Год, у тебя два прекрасные сына родятся (бесплоден

250 С богом союз не бывает), и их воспитай ты с любовью.

Но, возвратяся к домашним, мое называть им страшися

Имя; тебе же откроюсь: я бог Посейдон земледержец».

Так он сказав, погрузился в морское глубокое лоно.

В срок от нее близнецы Пелиас и Нелей родилися;

255 Слуги могучие Зевса эгидоносителя были

Оба они; обладая стадами баранов, в Иолкосе

Тучнополянистом жил Пелиас; а Нелей жил в песчаном Пилосе.

Но от Крефея еще родились у прекрасной Тиро

Эсон, и Ферет, и могучий ездок Амифаон.

260 После нее мне предстала Асопова дочь Антиопа.

Гордо хвалилась она, что объятия Дий отворил ей:

Были плодом их любви Амфион и Зефос; положили

Первое Фив семивратных они основанье и много

Башен воздвигли кругом, поелику в широкоравнинных

265 Фивах они, и могучие, жить не могли б без ограды.

Амфитрионову после узрел я супругу Алкмену;

Сына Геракла, столь славного силой и мужеством львиным,

Зевсу она родила, целомудренно с ним сочетавшись.

После явилась Мегара; Креон, необузданно смелый,

270 Был ей отцом; а супругом Геракл, в испытаниях твердый.

Вслед за Мегарой предстала Эдипова мать Эпикаста;

Страшно-преступное дело в незнанье она совершила,

С сыном родным, умертвившим отца, сочетавшися браком.

Скоро союз святотатный открыли бессмертные людям.

275 Гибельно царствовать в Кадмовом доме, в возлюбленных Фивах

Был осужден от Зевеса Эдип, безотрадный страдалец,

Но Эпикаста Аидовы двери сама отворила:

Петлю она роковую к бревну потолка прикрепивши,

Ею плачевную жизнь прервала; одинок он остался

280 Жертвой терзаний от скликанных матерью страшных Эриний.

После явилась Хлорида; ее красотою пленяся,

Некогда с ней сочетался Нелей, дорогими дарами

Деву прельстивший; был царь Амфион Иасид, Орхомена

Града минийского славный властитель, отец ей; царица

285 Пилоса, бодрых она сыновей даровала Нелею:

Нестора, Хромия, жадного почестей Периклимена;

После Хлорида и дочь родила, многославную Перу,

Дивной красы; женихи отовсюду сошлись, но тому лишь

Дочь непреклонный Нелей назначал, кто быков круторогих

290 С поля Филакии сгонит, отняв у царя Ификлеса

Силой все стадо его. Беспорочный взялся прорицатель[262 — Стих 291. Беспорочный взялся прорицатель — Меламп; его брат Биант сватался к Пере, но отец ее, Нелей, соглашался отдать ее лишь за того, кто приведет к нему стадо царя филаков Ификла. Добыть это стадо взялся Меламп, но был схвачен и заточен в темницу. Однако через год Ификл сам освободил его и отдал ему стадо, так как Меламп открыл ему, как он сможет избавиться от бездетности. Этот секрет Меламп, понимавший язык зверей и птиц, случайно подслушал у коршуна.]

Смелое дело свершить; но ему положили преграду

Злая судьба, и темничные узы, и пастыри стада.

Но когда миновалися месяцы, дни пробежали и годы,

295 Круг совершился и Оры весну привели, — Ификлесу

Тайны богов он открыл; Ификлесова сила святая

Узы его прервала, и исполнилась воля Зевеса.

Славная Леда, супруга Тиндара, потом мне явилась;

Ей родилися от брака с Тиндаром могучим два сына:

300 Коней смиритель Кастор и боец Полидевк многосильный.

Оба землею они жизнедарною взяты живые;

Оба и в мраке подземном честимы Зевесом; вседневно

Братом сменяется брат; и вседневно, когда умирает

Тот, воскресает другой; и к бессмертным причислены оба.

305 Ифимедею, жену Алоея, потом я увидел;

С ней сочетался, — хвалилась она, — Посейдон земледержец;

Были плодом их союза два сына (но краток был век их):

Отос божественный с славным везде на земле Эфиальтом.

Щедрая, станом всех выше людей их земля возрастила;

310 Всех красотой затмевали они, одному Ориону

В ней уступая; и оба, едва девяти лет достигнув,

В девять локтей толщиной, вышиною же в тридевять были.

Дерзкие стали бессмертным богам угрожать, что Олимп их

Шумной войной потрясут и губительным боем взволнуют;

315 Оссу на древний Олимп взгромоздить, Пелион многолесный

Взбросить на Оссу они покушались, чтоб приступом небо

Взять, и угрозу б они совершили, когда бы достигли

Мужеской силы; но сын громовержца,[263 — Стих 318. Сын громовержца — Аполлон, сын Зевса.] Латоной рожденный,

Прежде, чем младости пух отенил их ланиты и первый

320 Волос пробился на их подбородке, сразил их обоих.

Федру я видел, Прокриду; явилась потом Ариадна,

Дочь кознодея Миноса: из Крита бежать с ним в Афины

Деву прекрасную бодрый Тесей убедил; но не мог он

С ней насладиться любовью; убила ее Артемида

325 Тихой стрелой, наущенная Вакхом, на острове Дие.

Видел я Мойру, Климену, злодейку жену Эрифилу,

Гнусно предавшую мужа, прельстясь золотым ожерельем…

Всех их, однако, я счесть не могу; мне не вспомнить, какие

Там мне явилися жены и дочери древних героев;

330 Целой бы ночи не стало на то; уж пора мне предаться

Сну, удаляся ль на быстрый корабль ваш к товарищам бодрым,

Здесь ли оставшись; а вы мой отъезд учредите с богами».

Так говорил Одиссей, — все другие сидели безмолвно

В светлой палате, и было у всех очаровано сердце.

335 Тут белорукая слово к гостям обратила Арета:

«Что, феакияне, скажете? Станом, и видом, и силой

Разума всех изумляет нас гость чужеземный. Хотя он

Собственно мой гость, но будет ему угощенье от всех нас;

В путь же его отсылать не спешите; нескупо дарами

340 Должно его, претерпевшего столько утрат, наделить нам:

Много у всех вас, по воле бессмертных, скопилось богатства».

Тут поднялся Эхеной, благородного племени старец,

Ранее всех современных ему феакиян рожденный.

«С нашим желаньем, друзья, — он сказал, — и намереньем нашим

345 Слово разумной царицы согласно; ему покориться

Должно, а царь Алкиной пусть на деле то слово исполнит».

Кончил. Ответствовал так Алкиной благородному старцу:

«Будет, что сказано, мною на деле исполнено так же

Верно, как то, что я жив и что царь я в земле феакиян

350 Веслолюбивых. Но странник, хотя и безмерно спешит он

В путь, подождет до утра, чтоб имели мы время подарки

Наши собрать; отправленье в отчизну его есть забота

Общая всем вам, моя ж наипаче: я здесь повелитель».

Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:

355 «Царь Алкиной, благороднейший муж из мужей феакийских,

Если б и целый здесь год продержать вы меня захотели,

Мой учреждая отъезд и дары для меня собирая,

Я согласился б остаться, понеже мне выгодно будет

С полными в милую землю отцов возвратиться руками.

360 Больше почтен и с живейшею радостью принят я буду

Всеми, кто встретит меня при моем возвращенье в Итаку».

Он умолкнул; ему Алкиной отвечал дружелюбно:

«Царь Одиссей, мы, внимая тебе, не имеем обидной

Мысли, чтоб был ты хвастливый обманщик, подобный

365 Многим бродягам, которые землю обходят, повсюду

Ложь рассевая в нелепых рассказах о виденном ими.

Ты не таков; ты возвышен умом и пленителен речью.

Повесть прекрасна твоя; как разумный певец, рассказал ты

Нам об ахейских вождях и о собственных бедствиях; кончить

370 Должен, однако, ты повесть. Скажи ж, ничего не скрывая,

Видел ли там ты кого из могучих товарищей бранных,

Бывших с тобой в Илионе и черную встретивших участь?

Ночь несказанно долга; и останется времени много

Всем нам для сна безмятежного. Кончи ж начатую повесть;

375 Слушать тебя я готов до явления светлой Денницы,

Если рассказывать нам о напастях своих согласишься».

Так говорил он; ответствовал так Одиссей хитроумный:

«Царь Алкиной, благороднейший муж из мужей феакийских,

Время на все есть; свой час для беседы, свой час для покоя

380 Если, однако, желаешь теперь же дослушать рассказ мой,

Я повинуюсь и все расскажу, что печального после

Я претерпел: как утратил последних сопутников; также

Кто из аргивян, избегши погибели в битвах троянских,

Пал от убийцы, изменой жены, при возврате в отчизну.

385 После того как рассеяться призракам жен Персефона,

Ада царица, велела и все, разлетевшись, пропали —

Тень Агамемнона, сына Атреева, тихо и грустно

Вышла; и следом за нею все тени товарищей, падших

В доме Эгиста с Атридом, с ним вместе постигнутых роком.

390 Крови напившись, меня во мгновенье узнал Агамемнон.

Тяжко, глубоко вздохнул он; заплакали очи; простерши

Руки, он ими ко мне прикоснуться хотел, но напрасно:

Руки не слушались: не было в них уж ни сил, ни движенья,

Некогда члены могучего тела его оживлявших.

395 Слезы я пролил, увидя его; состраданье проникло

Душу мне; мертвому другу я бросил крылатое слово:

«Сын Атреев, владыка людей, государь Агамемнон,

Паркой какою ты в руки навек усыпляющей смерти

Предан? В волнах ли тебя погубил Посейдон с кораблями,

400 Бурею бездну великую всю всколебавши? На суше ль

Был умерщвлен ты рукою врага, им захваченный в поле,

Где нападал на его криворогих быков и баранов,

Или во граде, где жен похищал и сокровища грабил?»

Так вопросил я его, и, ответствуя, так мне сказал он:

405 «О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный!

Нет, не в волнах с кораблями я был погублен Посейдоном,

Бурные волны воздвигшим на бездне морской; не на суше

Был умерщвлен я рукою противника явного в битве;

Тайно Эгист приготовил мне смерть и плачевную участь;

410 С гнусной женою моей заодно, у себя на веселом

Пире убил он меня, как быка убивают при яслях;

Так я погиб, и товарищи верные вместе со мною

Были зарезаны все, как клычистые вепри, которых

В пышном дому гостелюбца, скопившего много богатства,

415 Режут на складочный пир, на роскошный обед иль на свадьбу.

Часто без страха видал ты, как гибли могучие мужи

В битве, иной одиноко, иной в многолюдстве сраженья, —

Здесь же пришел бы ты в трепет, от страха бы обмер, увидя,

Как меж кратер пировых, меж столами, покрытыми брашном,

420 Все на полу мы, дымящемся нашею кровью, лежали.

Громкие крики Приамовой дочери, юной Кассандры,

Близко услышал я: нож ей во грудь Клитемнестра вонзала

Подле меня; полумертвый лежа на земле, попытался

Хладную руку к мечу протянуть я: она равнодушно

425 Взор отвратила и мне, отходящему в область Аида,

Тусклых очей и мертвеющих уст запереть не хотела.

Нет ничего отвратительней, нет ничего ненавистней

Дерзко-бесстыдной жены, замышляющей хитро такое

Дело, каким навсегда осрамилась она, приготовив

430 Мужу, богами ей данному, гибель. В отечество думал

Я возвратиться на радость возлюбленным детям и ближним —

Злое, напротив, замысля, кровавым убийством злодейка

Стыд на себя навлекла и на все времена посрамила

Пол свой и даже всех жен, поведеньем своим беспорочных».

435 Так говорил Агамемнон; ему отвечая, сказал я:

«Горе! Конечно, Зевес громовержец потомству Атрея

Быть навсегда предназначил игралищем бедственных женских

Козней; погибло немало могучих мужей от Елены;

Так и тебе издалека устроила смерть Клитемнестра».

440 Выслушав слово мое, мне ответствовал царь Агамемнон:

«Слишком доверчивым быть, Одиссей, берегися с женою;

Ей открывать простодушно всего, что ты знаешь, не должно;

Вверь ей одно, про себя сохрани осторожно другое. Но для тебя,

Одиссей, от жены не опасна погибель;

445 Слишком разумна и слишком незлобна твоя Пенелопа,

Старца Икария дочь благонравная; в самых цветущих

Летах, едва сопряженный с ней браком, ее ты покинул,

В Трою отплыв, и грудной, лепетать не умевший, младенец

С ней был оставлен тогда; он, конечно, теперь заседает

450 В сонме мужей; и отец, возвратясь, с ним увидится; нежно

К сердцу родителя сам он, как следует сыну, прижмется…

Мне ж кознодейка жена не дала ни одним насладиться

Взглядом на милого сына; я был во мгновенье зарезан.

Выслушай, друг, мой совет и заметь про себя, что скажу я:

455 Скрой возвращенье свое и войди с кораблем неприметно

В пристань Итаки: на верность жены полагаться опасно.

Сам же теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая:

Мог ли ты что-нибудь сведать о сыне моем? Не слыхал ли,

Где он живет? В Орхомене ль? В песчаном ли Пилосе? В Спарте ль

460 Светлопространной у славного дяди, царя Менелая?

Ибо не умер еще на земле мой Орест благородный».

Так вопросил Агамемнон; ему отвечая, сказал я:

«Царь Агамемнон, о сыне твоем ничего я не знаю;

Где он и жив ли, сказать не могу; пустословие вредно».

465 Так мы, о многом минувшем беседуя, друг подле друга

Грустно сидели, и слезы лилися по нашим ланитам.

Тень Ахиллеса, Пелеева сына, потом мне явилась;

С ним был Патрокл, Антилох беспорочный и сын Теламонов

Бодрый Аякс, меж ахейцами мужеским видом и силой

470 После Пелеева сына великого всех превзошедший.

Тень быстроногого внука Эакова,[264 — Стих 471. Тень быстроногого внука Эакова — тень Ахиллеса.] став предо мною,

Мне, возрыдавши, крылатое бросила слово: «Зачем ты

Здесь, Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный?

Что, дерзновенный, какое великое дело замыслил?

475 Как проникнул в пределы Аида, где мертвые только

Тени отшедших, лишенные чувства, безжизненно веют?»

Так он спросил у меня, и, ему отвечая, сказал я:

«О Ахиллес, сын Пелеев, меж всеми данаями первый,

Здесь я затем, чтоб Тиресий слепец прорицатель открыл мне

480 Способ вернейший моей каменистой Итаки достигнуть;

В землю ахеян еще я не мог возвратиться; отчизны

Милой еще не видал; я скитаюсь и бедствую. Ты же

Между людьми и минувших времен и грядущих был счастьем

Первый: живого тебя мы как бога бессмертного чтили;

485 Здесь же, над мертвыми царствуя, столь же велик ты, как в жизни

Некогда был; не ропщи же на смерть, Ахиллес богоравный».

Так говорил я, и так он ответствовал, тяжко вздыхая:

«О Одиссей, утешения в смерти мне дать не надейся;

Лучше б хотел я живой, как поденщик, работая в поле,

490 Службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный,

Нежели здесь над бездушными мертвыми царствовать, мертвый.

Ты же о сыне известием душу теперь мне порадуй.

Был ли в сраженье мой сын? Впереди ли у всех он сражался?

Также скажи, Одиссей, не слыхал ли о старце Пелее?

495 Все ли по-прежнему он повелитель земли мирмидонской?

Иль уж его и в Элладе и Фтии честить перестали,

Дряхлого старца, без рук и без ног, изнуренного в силах?

В области дня уж защитником быть для него не могу я;

Ныне уж я не таков, как бывало, когда в отдаленной

500 Трое губил ополченья и грудью стоял за ахеян.

Если б таким хоть на миг я в жилище отцовом явился,

Ужас бы сильная эта рука навела там на многих,

Власти Пелея не чтущих и старость его оскорбивших».

Так говорил Ахиллес, и, ему отвечая, сказал я:

505 «Сведать не мог ничего я о старце Пелее великом;

Но о твоем благородном, возлюбленном Неоптолеме

Все, Ахиллес, как желаешь, тебе расскажу я подробно.

Сам я его в корабле крутобоком моем от Скироса

Морем привез к меднолатным данаям в троянскую землю;

510 Там на советах вождей о судьбе Илиона всегда он

Голос свой прежде других подавал и в разумных сужденьях

Мною одним лишь и Нестором мудрым бывал побеждаем.

В поле ж троянском широком, где гибельной медью мы бились,

Он никогда близ дружин и в толпе не хотел оставаться;

515 Быстро вперед выбегал он один, упреждая храбрейших;

Много врагов от него в истребительной битве погибло;

Я ж не могу ни назвать, ни исчислить, сколь много народа

В крае троянском побил он, где грудью стоял за аргивян.

Так Еврипила, Телефова сына, губительной медью

520 Он ниспроверг, и кругом молодого вождя все кетейцы

Пали его, златолюбия женского бедственной жертвой.

После Мемнона, подобного богу, был всех он прекрасней.

В чрево коня, сотворенного чудно Эпеосом, скрыться

Был он с другими вождями назначен; а двери громады

525 Мне отворять, затворять и стеречь поручили ахейцы.

Все, при вступлении в конские недра, вожди отирали

Слезы с ланит, и у каждого руки и ноги тряслися;

В нем же едином мои никогда не подметили очи

Страха; не помню, чтоб он от чего побледнел, содрогнулся

530 Или заплакал. Не раз убеждал он меня из затвора

Дать ему выйти и, стиснув одною рукою двуострый

Меч, а другою обитое медью копье, порывался

В бой на троян. А когда был разрушен Приамов великий

Град, он с богатой добычей, с дарами почетными поплыл

535 В край свой, ни издали метким копьем, ни вблизи длинноострой

Медью меча не пронзенный ни разу, как часто бывает

В жарком бою, где убийство кипит и Арей веселится».

Так говорил я: душа Ахиллесова с гордой осанкой

Шагом широким, по ровному Асфодилонскому лугу[265 — Стих 539. Асфодилонский луг — правильнее «луг асфоделей» — цветов, растущих, по представлениям греков, в царстве Аида.]

540 Тихо пошла, веселяся великою славою сына.

Души других знаменитых умерших явились; со мною

Грустно они говорили о том, что тревожило сердце

Каждому; только душа Теламонова сына Аякса

Молча стояла вдали, одинокая, все на победу

545 Злобясь мою, мне отдавшую в стане аргивян доспехи

Сына Пелеева.[266 — Стихи 544–546. …на победу злобясь мою, мне отдавшую в стане аргивян доспехи сына Пелеева. — Фетида велела отдать выкованные Гефестом доспехи Ахиллеса тому из героев, кто больше всех отличился, защищая тело Ахиллеса. Возник спор между Одиссеем и Аяксом. Ахейцы решили, что наиболее беспристрастным будет мнение врагов, и дали рассудить спор троянским пленным. Однако Афина внушила им решение в пользу Одиссея. Аякс от огорчения впал в безумие, а придя в себя, покончил самоубийством. Этот миф мы знаем по трагедии Софокла «Аякс».] Лучшему между вождей повелела

Дать их Фетида; судили трояне; их суд им Афина

Тайно внушила… Зачем, о, зачем одержал я победу,

Мужа такого низведшую в недра земные? Погиб он,

550 Бодрый Аякс, и лица красотою, и подвигов славой

После великого сына Пелеева всех превзошедший.

Голос возвысив, ему я сказал миротворное слово:

«Сын Теламонов, Аякс знаменитый, не должен ты, мертвый,

Доле со мной враждовать, сокрушаясь о гибельных, взятых

555 Мною оружиях; ими данаям жестокое боги

Зло приключили: ты, наша твердыня, погиб; о тебе мы

Все, как о сыне могучем Пелея, всечасно крушились,

Раннюю смерть поминая твою; в ней никто не виновен,

Кроме Зевеса, постигшего рать копьеносных данаев

560 Страшной бедою; тебя он судьбине безвременно предал.

Но подойди же, Аякс; на мгновенье беседой с тобою

Дай насладиться мне; гнев изгони из великого сердца».

Так я сказал; не ответствовал он; за другими тенями

Мрачно пошел; напоследок сокрылся в глубоком Эребе.

565 Может быть, стал бы и гневный со мной говорить он иль я с ним,

Если б меня не стремило желание милого сердца

Души других знаменитых умерших увидеть. И скоро

В аде узрел я Зевесова мудрого сына Миноса;

Скипетр в деснице держа золотой, там умерших судил он,

570 Сидя; они же его приговора, кто сидя, кто стоя,

Ждали в пространном с вратами широкими доме Аида.

После Миноса явилась гигантская тень Ориона;

Гнал по широкому Асфодилонскому лугу зверей он —

Их же своею железной ничем не крушимой дубиной

575 Некогда сам он убил на горах неприступно-пустынных.

Тития также увидел я, сына прославленной Геи;

Девять заняв десятин под огромное тело, недвижим

Там он лежал; по бокам же сидели два коршуна, рвали

Печень его и терзали когтями утробу. И руки

580 Тщетно на них подымал он. Латону, супругу Зевеса,

Шедшую к Пифию, он осрамил на лугу Панопейском.

Видел потом я Тантала, казнимого страшною казнью:

В озере светлом стоял он по горло в воде и, томимый

Жаркою жаждой, напрасно воды захлебнуть порывался.

585 Только что голову к ней он склонял, уповая напиться,

С шумом она убегала; внизу ж под ногами являлось

Черное дно, и его осушал во мгновение демон.

Много росло плодоносных дерев над его головою,

Яблонь, и груш, и гранат, золотыми плодами обильных,

590 Также и сладких смоковниц, и маслин, роскошно цветущих.

Голодом мучась, лишь только к плодам он протягивал руку,

Разом все ветви дерев к облакам подымалися темным.

Видел я также Сизифа, казнимого страшною казнью;

Тяжкий камень снизу обеими влек он руками

595 В гору; напрягши мышцы, ногами в землю упершись,

Камень двигал он вверх; но, едва достигал до вершины

С тяжкою ношей, назад устремленный невидимой силой,

Вниз по горе на равнину катился обманчивый камень.

Снова силился вздвинуть тяжесть он, мышцы напрягши,

600 Тело в поту, голова вся покрытая черною пылью.

Видел я там, наконец, и Гераклову силу, один лишь

Призрак воздушный; а сам он с богами[267 — Стих 602… а сам он с богами… — Здесь, очевидно, имеет место позднейшая вставка, введенная с целью примирить более раннее представление о Геракле — смертном герое с возникшим позже мифом о том, что после смерти Геракл стал богом.] на светлом Олимпе

Сладость блаженства вкушал близ супруги Гебеи, цветущей

Дочери Зевса от златообутой владычицы Геры.

605 Мертвые шумно летали над ним, как летают в испуге

Хищные птицы; и, темной подобяся ночи, держал он

Лук напряженный с стрелой на тугой тетиве, и ужасно

Вдруг озирался, как будто готовяся выстрелить; страшный

Перевязь блеск издавала, ему поперек перерезав

610 Грудь златолитным ремнем, на котором с чудесным искусством

Львы грозноокие, дикие вепри, лесные медведи,

Битвы, убийства, людей истребленье изваяны были;

Тот, кто свершил бы подобное чудо искусства, не мог бы,

Сам превзошедши себя, ничего уж создать совершенней.

615 Взор на меня устремив, угадал он немедленно, кто я;

Жалобно, тяжко вздохнул и крылатое бросил мне слово:

«О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,

Иль и тобой, злополучный, судьба непреклонно играет

Так же, как мной под лучами всезрящего солнца играла?

620 Сын я Крониона Зевса; но тем от безмерных страданий

Не был спасен; покориться под власть недостойного мужа

Мне повелела судьба. И труды на меня возлагал он

Тяжкие. Так и отсюда был пса троеглавого должен

Я увести: уповал он, что будет мне труд не по силам.

625 Я же его совершил, и похищен был пес у Аида;

Помощь мне подали Эрмий и дочь громовержца Афина».

Так мне сказав, удалился в обитель Аидову призрак.

Я ж неподвижно остался на месте и ждал, чтоб явился

Кто из могучих героев, давно знаменитых и мертвых.

630 Видеть хотел я великих мужей, в отдаленные веки

Славных, богами рожденных, Тесея царя, Пирифоя,

Многих других; но, толпою бесчисленной души слетевшись,

Подняли крик несказанный; был схвачен я ужасом бледным,

В мыслях, что хочет чудовище, голову страшной Горгоны,

635 Выслать из мрака Аидова против меня Персефона.

Я побежал на корабль и велел, чтоб, не медля нимало,

Люди мои на него собрались и канат отвязали.

Все на корабль собралися и сели на лавках у весел.

Судно спокойно пошло по течению вод Океана,

640 Прежде на веслах, потом с благовеющим ветром попутным.

Песнь двенадцатая
Быстро своим кораблем Океана поток перерезав,

Снова по многоисплытому морю пришли мы на остров

Эю, туда, где в жилище туманнорожденныя Эос

Легкие Оры ведут хороводы, где Гелиос всходит;

5     К брегу пристав, на песок мы корабль быстроходный встащили;

Сами же, вышед на брег, поражаемый шумно волнами,

Сну предались в ожиданье восхода на небо Денницы.

Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос.

Спутников скликав, послал я их к дому Цирцеи, чтоб взять там

10   Труп Ельпеноров, его принести и свершить погребенье.

Много дерев нарубив, мы на самом возвышенном месте

Берега предали тело земле с сокрушеньем и плачем.

После ж того как сожжен был со всеми доспехами мертвый,

Холм гробовой мы насыпали, памятный столб утвердили,

15   Гладкое в землю на холме воткнули весло; и священный

Долг погребения был совершен. Но Цирцея узнала

Скоро о нашем прибытии к ней от пределов Аида.

Светлой одеждой облекшись, она к нам пришла; и за нею

С хлебом, и мясом, и пеннопурпурным вином молодые

20   Девы пришли; и богиня богинь, к нам приближась, сказала:

«Люди железные, заживо зревшие область Аида,

Дважды узнавшие смерть, всем доступную только однажды,

Бросьте печаль и беспечно едой и питьем утешайтесь

Ныне, во все продолжение дня; с наступленьем же утра

25   Далее вы поплывете; я путь укажу и благое

Дам наставленье, чтоб снова какая безумием вашим

Вас не постигла напасть, ни на суше, ни на море темном».

Так нам сказала, и мы покорились ей мужеским сердцем.

Жертву принесши, мы целый там день до вечернего мрака

30   Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались.

Солнце тем временем скрылось, и тьма наступила ночная.

Люди в том месте легли, где корабль утвержден был канатом;

Мне же Цирцея приветливо руку дала; и когда я

Сел в отдаленье от прочих, легла близ меня и вопросы

35   Стала мне делать; и ей обо всем рассказал я подробно.

Светлая так напоследок сама мне сказала богиня:

«Дело одно совершил ты успешно; теперь со вниманьем

Выслушай то, что скажу, что потом и от бога услышишь.

Прежде всего ты увидишь сирен; неизбежною чарой

40   Ловят они подходящих к ним близко людей мореходных.

Кто, по незнанью, к тем двум чародейкам приближась, их сладкий

Голос услышит, тому ни жены, ни детей малолетных

В доме своем никогда не утешить желанным возвратом:

Пением сладким сирены его очаруют, на светлом

45   Сидя лугу; а на этом лугу человечьих белеет

Много костей, и разбросаны тлеющих кож там лохмотья.

Ты ж, заклеивши товарищам уши смягченным медвяным

Воском, чтоб слышать они не могли, проплыви без оглядки

Мимо; но ежели сам роковой пожелаешь услышать

50   Голос, вели, чтоб тебя по рукам и ногам привязали

К мачте твоей корабельной крепчайшей веревкой; тогда ты

Можешь свой слух без вреда удовольствовать гибельным пеньем.

Если ж просить ты начнешь иль приказывать станешь, чтоб сняли

Узы твои, то двойными тебя пусть немедленно свяжут.

55   После, когда вы минуете остров сирен смертоносный,

Две вам дороги представятся; дать же совет здесь, какую

Выбрать из двух безопаснее, мне невозможно; своим ты

Должен рассудком решить. Опишу я и ту и другую.

Прежде увидишь стоящие в море утесы; кругом их

60   Шумно волнуется зыбь Амфитриты лазоревоокой;

Имя бродящих[268 — Стих 61. Бродящие утесы. — У Гомера они называются «планкты», по другим мифам — «симплегады»; мифические скалы, то раздвигающиеся, то вновь сталкивающиеся. Сталкиваясь, они раздавливают проходящие корабли. Впрочем, в данном месте «Одиссеи» нет прямого указания на движение самих скал: говорится лишь о бурном волнении вокруг них.] дано им богами; близ них никакая

Птица не смеет промчаться, ни даже амброзию Зевсу

Легким полетом носящие робкие голуби; каждый

Раз пропадает из них там один, об утес убиваясь;

65   Каждый раз и Зевес заменяет убитого новым.

Все корабли, к тем скалам подходившие, гибли с пловцами;

Доски одни оставались от них и бездушные трупы,

Шумной волною и пламенным вихрем носимые в море.

Только один, все моря обежавший, корабль невредимо

70   Их миновал — посетитель Эета, прославленный Арго;

Но и его на утесы бы кинуло море, когда б он

Там не прошел, провожаемый Герой, любившей Ясона.

После ты две повстречаешь скалы: до широкого неба

Острой вершиной восходит одна, облака окружают

75   Темносгущенные ту высоту, никогда не редея.

Там никогда не бывает ни летом, ни осенью светел

Воздух; туда не взойдет и оттоль не сойдет ни единый

Смертный, хотя б с двадцатью был руками и двадцать

Ног бы имел, — столь ужасно, как будто обтесанный, гладок

80   Камень скалы; и на самой ее середине пещера,

Темным жерлом обращенная к мраку Эреба на запад;

Мимо ее ты пройдешь с кораблем, Одиссей многославный;

Даже и сильный стрелок не достигнет направленной с моря

Быстролетящей стрелою до входа высокой пещеры;

85   Страшная Скилла[269 — Стих 85. Страшная Скилла. — Античные толкователи Гомера считали, что Скилла (Сцилла) и Харибда находятся в Мессинском проливе между Италией и Сицилией.] живет искони там. Без умолку лая,

Визгом пронзительным, визгу щенка молодого подобным,

Всю оглашает окрестность чудовище. К ней приближаться

Страшно не людям одним, но и самым бессмертным. Двенадцать

Движется спереди лап у нее; на плечах же косматых

90   Шесть подымается длинных, изгибистых шей; и на каждой

Шее торчит голова, а на челюстях в три ряда зубы,

Частые, острые, полные черною смертью, сверкают;

Вдвинувшись задом в пещеру и выдвинув грудь из пещеры,

Всеми глядит головами из лога ужасная Скилла.

95   Лапами шаря кругом по скале, обливаемой морем,

Ловит дельфинов она, тюленей и могучих подводных

Чуд, без числа населяющих хладную зыбь Амфитриты.

Мимо ее ни один мореходец не мог невредимо

С легким пройти кораблем: все зубастые пасти разинув,

100 Разом она по шести человек с корабля похищает.

Близко увидишь другую скалу, Одиссей многославный:

Ниже она; отстоит же от первой на выстрел из лука.

Дико растет на скале той смоковница с сенью широкой.

Страшно все море под тою скалою тревожит Харибда,

105 Три раза в день поглощая и три раза в день извергая

Черную влагу. Не смей приближаться, когда поглощает:

Сам Посейдон от погибели верной тогда не избавит.

К Скиллиной ближе держася скале, проведи без оглядки

Мимо корабль быстроходный: отраднее шесть потерять вам

110 Спутников, нежели вдруг и корабль потопить, и погибнуть

Всем». Тут умолкла богиня; а я, отвечая, сказал ей:

«Будь откровенна, богиня, чтоб мог я всю истину ведать:

Если избегнуть удастся Харибды, могу ли отбиться

Силой, когда на сопутников бросится жадная Скилла?»

115 Так я спросил, и, ответствуя, так мне сказала богиня:

«О необузданный, снова о подвигах бранных замыслил;

Снова о бое мечтаешь; ты рад и с богами сразиться.

Знай же: не смертное зло, а бессмертное Скилла. Свирепа,

Дико-сильна, ненасытна, сражение с ней невозможно.

120 Мужество здесь не поможет; одно здесь спасение — бегство.

Горе, когда ты хоть миг там для тщетного боя промедлишь:

Высунет снова она из своей недоступной пещеры

Все шесть голов и опять с корабля шестерых на пожранье

Схватит; не медли ж; поспешно пройди; призови лишь Кратейю:

125 Скиллу она родила на погибель людей, и одна лишь

Дочь воздержать от второго на вас нападения может.

Скоро потом ты увидишь Тринакрию остров; издавна

Гелиос тучных быков и баранов пасет там на пышных,

Злачных равнинах; семь стад составляют быки;[270 — Стих 129. …семь стад составляют быки… — Семь стад Гелиоса по пятьдесят голов в каждом — мифологический образ пятидесяти семидневных недель, составлявших лунный год греков. Быки и бараны символизируют дни и ночи.] и бараны

130 Столько ж; и в каждом их стаде числом пятьдесят; и число то

Вечно одно; не плодятся они, и пасут неусыпно

Их Фаэтуса с Лампетией, пышнокудрявые нимфы.

Гелиос их Гиперион с божественной прижил Неерой.

Светлая мать, дочерей воспитавши, в Тринакрии знойной

135 Их поселила, чтоб там, от людей в удалении, девы

Тучных быков и баранов отцовых пасли неусыпно.

Будешь в Итаке, хотя и великие бедствия встретишь,

Если воздержишься руку поднять на стада Гелиоса;

Если же руку подымешь на них, то пророчу погибель

140 Всем вам: тебе, кораблю и сопутникам; сам ты избегнешь

Смерти; но, всех потеряв, одинок возвратишься в отчизну».

Так говорила она. Златотронная Эос явилась

На небе; в дом свой богиня пошла, разлучившись со мною.

Я ж, к своему кораблю возвратись, повелел, чтоб немедля

145 Спутники все на него собрались и канат отвязали;

Все на него собралися и, севши на лавках у весел,

Разом могучими веслами вспенили темные воды.

Был нам на темных водах провожатым надежным попутный

Ветер, пловцам благовеющий друг, парусов надуватель,

150 Послан приветноречивою, светлокудрявой богиней.

Все корабельные снасти порядком убрав, мы спокойно

Плыли; корабль наш бежал, повинуясь кормилу и ветру.

Я ж, обратяся к сопутникам, так им сказал, сокрушенный:

«Должно не мне одному и не двум лишь, товарищи, ведать

155 То, что нам всем благосклонно богиня богинь предсказала:

Все вам открою, чтоб, зная свой жребий, могли вы бесстрашно

Или погибнуть, иль смерти и Керы могучей избегнуть.

Прежде всего от волшебного пенья сирен и от луга

Их цветоносного нам уклониться велела богиня;

160 Мне же их голос услышать позволила; прежде, однако,

К мачте меня корабельной веревкой надежною плотно

Вы привяжите, чтоб был я совсем неподвижен; когда же

Стану просить иль приказывать строго, чтоб сняли с меня вы

Узы, — двойными скрутите мне узами руки и ноги».

165 Так говорил я, лишь нужное людям моим открывая.

Тою порой крепкозданный корабль наш, плывя, приближался

К острову страшных сирен, провожаемый легким попутным

Ветром; но вдруг успокоился ветер, и тишь воцарилась

На море: демон угладил пучины зыбучее лоно.

170 Вставши, товарищи парус ненужный свернули, сцепили

С мачты его, уложили на палубе, снова на лавки

Сели и гладкими веслами вспенили тихие воды.

Я же, немедля медвяного воску укруг изрубивши

В мелкие части мечом, раздавил на могучей ладони

175 Воск; и мгновенно он сделался мягким; его благосклонно

Гелиос, бог жизнедатель, лучом разогрел теплоносным.

Уши товарищам воском тогда заклеил я; меня же

Плотной веревкой они по рукам и ногам привязали

К мачте так крепко, что было нельзя мне ничем шевельнуться.

180 Снова под сильными веслами вспенилась темная влага.

Но в расстоянье, в каком призывающий голос бывает

Внятен, сирены увидели мимо плывущий корабль наш.

С брегом он их поравнялся; они звонкогласно запели:

185 «К нам, Одиссей богоравный, великая слава ахеян,

К нам с кораблем подойди; сладкопеньем сирен насладися,

Здесь ни один не проходит с своим кораблем мореходец,

Сердцеусладного пенья на нашем лугу не послушав;

Кто же нас слышал, тот в дом возвращается, многое сведав.

Знаем мы все, что случилось в троянской земле и какая

190 Участь по воле бессмертных постигла троян и ахеян;

Знаем мы все, что на лоне земли многодарной творится».

Так нас они сладкопеньем пленительным звали. Влекомый

Сердцем их слушать, товарищам подал я знак, чтоб немедля

Узы мои разрешили; они же удвоенной силой

195 Начали гресть; а, ко мне подошед, Перимед с Еврилохом

Узами новыми крепче мне руки и ноги стянули.

Но когда удалился корабль наш и более слышать

Мы не могли уж ни гласа, ни пенья сирен бедоносных,

Верные спутники вынули воск размягченный, которым

200 Уши я им заклеил, и меня отвязали от мачты.

Остров сирен потеряли мы из виду. Вдруг я увидел

Дым и волненья великого шум повсеместный услышал.

Выпали весла из рук у гребцов устрашенных; повиснув

Праздно, они по волнам, колыхавшим их, бились; а судно

205 Стало, понеже не двигались весла, его принуждавшие к бегу.

Я же его обежал, чтоб людей ободрить оробелых;

Каждому сделав приветствие, ласково всем им сказал я:

«Спутники в бедствиях, мы не безопытны; всё мы сносили

Твердо; теперь же беда предстоит не страшнее постигшей

210 Нас, заключенных в пещере свирепою силой циклопа.

Мужеством, хитрым умом и советом разумным тогда я

Всех вас избавил; о том не забыли вы, думаю; будьте ж

Смелы и ныне, исполнив покорно все то, что велю вам.

Силу удвойте, гребцы, и дружнее по влаге зыбучей

215 Острыми веслами бейте; быть может, Зевес покровитель

Нам от погибели близкой уйти невредимо поможет.

Ты же внимание, кормщик, удвой; на тебя попеченье

Главное я возлагаю — ты правишь кормой корабельной:

В сторону должен ты судно отвесть от волненья и дыма,

220 Видимых близко, держися на этот утес, чтоб не сбиться

Вбок по стремленью — иначе корабль, несомненно, погибнет».

Так я сказал; все исполнилось точно и скоро; о Скилле ж

Я помянуть не хотел: неизбежно чудовище было;

Весла б они побросали от страха и, гресть переставши,

225 Праздно б столпились внутри корабля в ожиданье напасти.

Сам же я, вовсе забыв повеление строгой Цирцеи,

Мне запретившей оружие брать для напрасного боя,

Славные латы на плечи накинул и, два медноострых

В руки схвативши копья, подошел к корабельному носу

230 В мыслях, что прежде туда из глубокого жадная Скилла

Бросится лога и там ей попавшихся первых похитит.

Тщетно искал я очами ее, утомил лишь напрасно

Очи, стараясь проникнуть в глубокое недро утеса.

В страхе великом тогда проходили мы тесным проливом;

235 Скилла грозила с одной стороны, а с другой пожирала

Жадно Харибда соленую влагу: когда извергались

Воды из чрева ее, как в котле, на огне раскаленном,

С свистом кипели они, клокоча и буровясь; и пена

Вихрем взлетала на обе вершины утесов; когда же

240 Волны соленого моря обратно глотала Харибда,

Внутренность вся открывалась ее: перед зевом ужасно

Волны сшибались, а в недре утробы открытом кипели

Тина и черный песок. Мы, объятые ужасом бледным,

В трепете очи свои на грозящую гибель вперяли.

245 Тою порой с корабля шестерых, отличавшихся бодрой

Силой товарищей, разом схватя их, похитила Скилла;

Взор на корабль и на схваченных вдруг обративши, успел я

Только их руки и ноги вверху над своей головою

Мельком приметить: они в высоте призывающим гласом

250 Имя мое прокричали с последнею скорбию сердца.

Так рыболов, с каменистого берега длинносогбенной

Удой кидающий в воду коварную рыбам приманку,

Рогом быка лугового их ловит, потом, из воды их

Выхватив, на берег жалко трепещущих быстро бросает:

255 Так трепетали они в высоте, унесенные жадною Скиллой.

Там перед входом пещеры она сожрала их, кричащих

Громко и руки ко мне простирающих в лютом терзанье.

Страшное тут я очами узрел, и страшней ничего мне

Зреть никогда в продолжение странствий моих не случалось.

260 Скиллин утес миновав и избегнув свирепой Харибды,

Прибыли к острову мы наконец светоносного бога.

Там на зеленых равнинах быки криворогие мирно

С множеством тучных баранов паслись, Гелиосово стадо.

С моря уже, находяся на палубе, явственно мог я

265 Тяжкое слышать мычанье быков, на свободе гулявших,

С шумным блеяньем баранов; и тут же пришло мне на память

Слово слепого пророка Тиресия фивского с строгим

Словом Цирцеи, меня миновать убеждавшей опасный

Остров, где властвовал Гелиос, смертных людей утешитель.

270 Тут к сокрушенным сопутникам речь обратил я такую:

«Верные спутники, слушайте то, что, печальный, скажу вам:

Сведать должны вы пророка Тиресия фивского слово

С словом Цирцеи, меня миновать убеждавшей опасный

Остров, где властвует Гелиос, смертных людей утешитель:

275 Там несказанное бедствие ждет нас, они утверждают.

Мимо, товарищи, черный корабль провести поспешите».

Так я сказал; в их груди сокрушилося милое сердце.

Мне ж, возражая, ответствовал так Еврилох непокорный:

«Ты, Одиссей, непреклонно-жесток; одарен ты великой

280 Силой, усталости нет для тебя, из железа ты скован.

Нам, изнуренным, бессильным и столь уж давно не вкушавшим

Сна, запрещаешь ты на берег выйти. Могли б приготовить

Ужин мы вкусный на острове, сладко на нем отдохнувши.

Ты ж нас идти наудачу в холодную ночь принуждаешь

285 Мимо приютного острова в темное, мглистое море.

Ночью противные ветры шумят, корабли истребляя.

Кто избежит потопления верного, если во мраке

Вдруг с неожиданной бурей на черное море примчится

Нот иль Зефир истребительно-быстрый? От них наиболе

290 В бездне морской, вопреки и богам, корабли погибают.

Лучше теперь, покорившись велению темныя ночи,

На берег выйдем и ужин вблизи корабля приготовим.

Завтра ж с Денницею пустимся снова в пространное море».

Так говорил Еврилох, и товарищи с ним согласились.

295 Стало мне ясно тогда, что готовил нам бедствие демон.

Голос возвысив, безумцу я бросил крылатое слово:

«Здесь я один, оттого и ответ, Еврилох, твой так дерзок.

Слушайте ж: мне поклянитесь великою клятвой, что, если

Встретите стадо быков криворогих иль стадо баранов

300 Там, на зеленых лугах, святотатной рукой не коснетесь

К ним и убить ни быка, ни барана отнюдь не дерзнете.

Пищею нас на дорогу обильно снабдила Цирцея».

Спутники клятвой великою мне поклялися; когда же

Все поклялися и клятву свою совершили, в заливе

305 Острова тихом[271 — Стихи 304–305. …в заливе острова тихом… — Некоторые исследователи полагают, что место, описываемое Гомером, — залив близ Мессины в Сицилии..] мы стали с своим кораблем крепкозданным.

Близко была ключевая вода; все товарищи, вышед

На берег, вкусный проворно на нем приготовили ужин;

Свой удовольствовав голод обильным питьем и едою,

Стали они поминать со слезами о милых погибших,

310 Схваченных вдруг с корабля и растерзанных Скиллой пред нами.

Скоро на плачущих сон, усладитель печалей, спустился.

Треть совершилася ночи, и темного неба на онпол[272 — Стих 312. Онпол — противоположный берег.]

Звезды склонилися — вдруг громовержец Кронион Борея,

Страшно ревущего, выслал на нас, облака обложили

315 Море и землю, и темная с грозного неба сошла ночь.

Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос;

Черный корабль свой от бури мы скрыли под сводом пещеры.

Где в хороводы веселые нимфы полей собирались.

Тут я товарищей всех пригласил на совет и сказал им:

320 «Черный корабль наш, друзья, запасен и питьем и едою.

Бойтесь же здесь на стада подымать святотатную руку;

Бог обладает здесь всеми стадами быков и баранов,

Гелиос светлый, который все видит, все слышит, все знает».

Так я сказал, и они покорились мне мужеским сердцем.

325 Но беспрестанно весь месяц свирепствовал Нот; все другие

Ветры молчали; порою лишь Эвр подымался восточный.

Спутники, хлеба довольно имея с вином пурпуровым,

Были спокойны; быков Гелиосовых трогать и в мысли

Им не входило; когда же съестной наш запас истощился,

330 Начали пищу охотой они промышлять, добывая

Что где случалось: стреляли дичину иль рыбу

Остросогбенными крючьями удили — голод томил их.

Раз, помолиться желая богам, чтоб они нам открыли

Путь, одинокой дорогой я шел через остров: невольно,

335 Тою дорогой идя, от товарищей я удалился;

В месте, защитном от ветра, я руки умыл и молитвой

Теплой к бессмертным владыкам Олимпа, к богам обратился.

Сладкий на вежды мне сон низвели нечувствительно боги.

Злое тогда Еврилох предложение спутникам сделал:

340 «Спутники верные, слушайте то, что скажу вам, печальный;

Всякий род смерти для нас, земнородных людей, ненавистен;

Но умереть голодною смертью всего ненавистней.

Выберем лучших быков в Гелиосовом стаде[273 — Стих 343. Выберем лучших быков в Гелиосовом стаде… — Древние греки всегда представляли жертвоприношение как совместную трапезу жертвующего и бога. Поэтому жертвоприношение всегда сопровождалось пиром.] и в жертву

Здесь принесем их богам, беспредельного неба владыкам.

345 После — когда возвратимся в родную Итаку, воздвигнем

В честь Гелиоса, над нами ходящего бога, богатый

Храм и его дорогими дарами обильно украсим;

Если ж, утратой своих круторогих быков раздраженный,

Он совокупно с другими богами корабль погубить наш

350 В море захочет, то легче, в волнах захлебнувшись, погибнуть

Вдруг, чем на острове диком от голода медленно таять».

Так говорил Еврилох, и сопутники с ним согласились.

Лучших тогда из быков Гелиосовых, вольно бродивших,

Взяли они — невдали корабля темноносого стадо

355 Жирных, огромнорогатых и лбистых быков там гуляло, —

Их обступили, безумцы; воззвавши к богам олимпийским,

Листьев нарвали они с густоглавого дуба, ячменя

Боле в запасе на черном своем корабле не имея.

Кончив молитву, зарезав быков и содравши с них кожи,

360 Бедра они все отсекли, а кости, обвитые дважды

Жиром, кровавыми свежего мяса кусками обклали.

Но, не имея вина, возлиянье они совершили

Просто водою и бросили в жертвенный пламень утробу,

Бедра сожгли, остальное же, сладкой утробы отведав,

365 Все изрубили на части и стали на вертелах жарить.

Тут улетел усладительный сон, мне ресницы смыкавший.

Я, пробудившись, пошел к кораблю на песчаное взморье

Шагом поспешным; когда ж к кораблю подходил, благовонным

Запахом пара мясного я был поражен; содрогнувшись,

370 Жалобный голос упрека вознес я к богам олимпийским:

«Зевс, наш отец и владыка, блаженные, вечные боги,

Вы на беду обольстительный сон низвели мне на вежды;

Спутники там без меня святотатное дело свершили».

Тою порой о убийстве быков Гиперионов светлый

375 Сын извещен был Лампетией, длинноодеянной девой.

С гневом великим к бессмертным богам обратясь, он воскликнул:

«Зевс, наш отец и владыка, блаженные, вечные боги,

Жалуюсь вам на людей Одиссея, Лаэртова сына!

Дерзко они у меня умертвили быков, на которых

380 Так любовался всегда я — всходил ли на звездное небо,

С звездного ль неба сходил и к земле ниспускался.

Если же вами не будет наказано их святотатство,

В область Аида сойду я и буду светить для умерших».

Гневному богу ответствовал так тученосец Кронион:

385 «Гелиос, смело сияй для бессмертных богов и для смертных,

Року подвластных людей, на земле плодоносной живущих.

Их я корабль чернобокий, низвергнувши пламенный гром свой,

В море широком на мелкие части разбить не замедлю».

(Это мне было открыто Калипсо божественной; ей же

390 Все рассказал вестоносец крылатый Кронионов, Эрмий.)

Я, возвратясь к кораблю своему на песчаное взморье,

Спутников собрал и всех одного за другим упрекал; но исправить

Зла нам уж было не можно; быки уж зарезаны были.

Боги притом же и знаменье, в страх нас приведшее, дали:

395 Кожи ползли, а сырое на вертелах мясо и мясо,

Снятое с вертелов, жалобно рев издавало бычачий.

Целые шесть дней мои непокорные спутники дерзко

Били отборных быков Гелиоса и ели их мясо;

Но на седьмой день, предызбранный тайно Кронионом Зевсом,

400 Ветер утих, и шуметь перестала сердитая буря.

Мачту поднявши и белый на мачте расправивши парус,

Все мы взошли на корабль и пустились в открытое море.

Но, когда в отдалении остров пропал и исчезла

Всюду земля и лишь небо, с водами слиянное, зрелось,

405 Бог громовержец Кронион тяжелую темную тучу

Прямо над нашим сгустил кораблем, и под ним потемнело

Море. И краток был путь для него. От заката примчался

С воем Зефир, и восстала великая бури тревога;

Лопнули разом веревки, державшие мачту; и разом

410 Мачта, сломясь, с парусами своими, гремящая, пала

Вся на корму и в паденье тяжелым ударом разбила

Голову кормщику; череп его под упавшей громадой

Весь был расплюснут, и он, водолазу подобно, с высоких

Ребр корабля кувырнувшися вглубь, там пропал, и из тела

415 Дух улетел. Тут Зевес, заблистав, на корабль громовую

Бросил стрелу; закружилось пронзенное судно, и дымом

Серным его обхватило. Все разом товарищи были

Сброшены в воду, и все, как вороны морские рассеясь,

В шумной исчезли пучине — возврата лишил их Кронион.

420 Я ж, уцелев, меж обломков остался до тех пор, покуда

Киля водой не отбило от ребр корабельных: он поплыл;

Мачта за ним поплыла; обвивался сплетенный из крепкой

Кожи воловьей ремень вкруг нее; за ремень уцепившись,

Мачту и киль им поспешно опутал и плотно связал я,

425 Их обхватил и отдался во власть беспредельного моря.

Стихнул Зефир, присмирела сердитая буря; но быстрый

Нот поднялся: он меня в несказанную ввергнул тревогу.

Снова обратной дорогой меня на Харибду помчал он.

Целую ночь был туда я несом; а когда воссияло

430 Солнце — себя я узрел меж скалами Харибды и Скиллы.

В это мгновение влагу соленую хлябь поглощала;

Я, ухватясь за смоковницу, росшую там, прицепился

К ветвям ее, как летучая мышь, и повис, и нельзя мне

Было ногой ни во что упереться — висел на руках я.

435 Корни смоковницы были далеко в скале и, расширясь,

Ветви объемом великим Харибду кругом осеняли;

Так там, вися без движения, ждал я, чтоб вынесли волны

Мачту и киль из жерла, и в тоске несказанной я долго

Ждал — и уж около часа, в который судья, разрешивши

440 Юношей тяжбу, домой вечерять, утомленный, уходит

С площади, — выплыли вдруг из Харибды желанные бревна.

Бросился вниз я, раскинувши руки и ноги, и прямо

Тяжестью всею упал на обломки, несомые морем.

Их оседлавши, я начал руками, как веслами, править.

445 Скилле ж владыка бессмертных Кронион меня не дозволил

В море приметить: иначе была б неизбежна погибель.

Девять носился я дней по водам; на десятый с наставшей

Ночью на остров Огигию выброшен был, где Калипсо

Царствует, светлокудрявая, сладкоречивая нимфа.

450 Принят я был благосклонно богиней. Об этом, однако,

Мне говорить уж не нужно: вчера описал я подробно

Все и тебе и царице; весьма неразумно и скучно

Снова рассказывать то, что уж мы рассказали однажды».